Юрий Виноградов - Хроника расстрелянных островов
— Влево три! — передал на батарею Смирнов.
Снаряды стали рваться и в гуще оторопелых врагов, и в нейтральной полосе, и в тылу обороны штабного взвода.
— Хорошо! Накрытие! — передал на батарею обрадованный Смирнов.
Смирнов часто видел в стереотрубу взрывы снарядов своей батареи, но лишь теперь, попав под них, ощутил их сокрушающую силу. Тяжелые снаряды, зарываясь в землю, поднимали черные клубы дыма и размельченной грязи и сметали на своем пути все живое. Взрывной волной одного из таких снарядов, разорвавшегося поблизости, Смирнова откинуло назад, и он больно ударился головой о твердую землю.
«Обязательно расскажу Букоткину об этом… Если останусь жив», — горько подумал он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. Он с краснофлотцами оказался позади всех, но это было не страшно: гитлеровцы, спасаясь от губительного огня, отступали на прежние позиции, к бронетранспортерам.
Вторая атака захлебнулась. Гитлеровцы хлынули назад, сминая боевые порядки.
— Отступать! Быстро назад! — скомандовал Абдулхаков и повел свой штаб по дамбе обратно. Он рассчитывал за время паники врага преодолеть дамбу и организовать в Виртсу длительную оборону силами всего батальона.
Расчет Абдулхакова оправдался. Немцы и не помышляли о новой атаке, пока батарея стреляла по дамбе. Перед наступлением темноты они еще раз попытались атаковать десантников, но, встретив сильный ружейно-пулеметный огонь закрепившегося за дамбой батальона, быстро отступили.
Ночь на 3 сентября прошла сравнительно спокойно. Немецкие батареи, вслепую ведя редкий огонь по дамбе и поселку Виртсу, не причиняли ущерба. Батальон Абдулхакова зарывался в землю, создавая земляные укрепления перед шоссейной и железнодорожной дамбами. Бойцы, не сомкнувшие за ночь глаз, готовились к отражению атак противника. С утра немцы начали артподготовку. Не жалея снарядов, они били по созданному за ночь укреплению батальона, разрушая незаконченные окопы и траншеи. Абдулхаков вынужден был отвести батальон с переднего края, оставив в окопах лишь небольшое прикрытие.
К началу обстрела в батальон прибыл полковник Ключников.
— Нужны еще сутки, капитан, — сказал он. — За это время мы должны переправить на Муху батальон Огородникова и всю артиллерию. А кораблей в нашем распоряжении мало. Предупреждаю, обстановка сложная. От Пярну сегодня ночью двинулась к Виртсу немецкая стрелковая дивизия.
— Продержимся, товарищ полковник, — твердо ответил Абдулхаков. — Вот моряки помогут, — кивнул он на Смирнова.
— Учтите еще одно обстоятельство: к ночи вы останетесь с одной ротой. Остальные переправьте на Муху. Там дадим решающее сражение.
— Ясно, товарищ полковник. Ляжем на месте, но не отступим ни на шаг.
— Это легче всего. Гораздо труднее приостановить наступление немцев и переплыть через пролив…
Перед отъездом Ключников долго смотрел с бугра в бинокль на разрушенный передний край обороны батальона, сокрушенно качая головой:
— Ну… — Он потянулся к Абдулхакову, чтобы на прощание обнять его, но тут же опустил руки и нарочито грубо, вспомнив, вероятно, как штаб едва не попал в окружение, закончил: — Вы смотрите тут у меня. Чтоб вчерашнее не повторилось.
Смирнов вернулся к краснофлотцам. Еще издали он заметил, что Кучеренко кого-то дружески сжимает в объятиях.
— Сычихин? Это вы? — удивленно спросил он, узнав круглолицего красноармейца.
— Я, товарищ лейтенант, — улыбнулся Сычихин. — Вот и пришлось опять встретиться.
— Откуда вы? Как попали сюда?
— Как и все, очень просто. В Куйвасту нас определили в этот батальон на пополнение.
— Значит, и в бою вы были? — спросил Смирнов.
— Был. Дали фашистам жару, только вот артиллерии у нас было маловато да калибр не тот.
— Ишь ты, уже в артиллерии толк понимаешь, — засмеялся Смирнов.
— А как же, — серьезно ответил Сычихин. — У нас в батальоне говорят: раз с нами морские артиллеристы, то бояться нечего. Я, как узнал, что вы здесь, так сразу к вам.
— Правильно сделал! — Кучеренко дружески похлопал по плечу Сычихина. — Так, говоришь, наш калибр уважают армейцы?
— Еще бы! Особенно после того, как вы фашистский склад боеприпасов подняли в воздух да мотопехоту тряхнули…
Неожиданно немецкие батареи прекратили огонь; над батальоном нависла угрожающая тишина. Смирнов бросился к стереотрубе и впился глазами в шоссейную дамбу: по ней двигались шеренги немецких солдат.
— Немцы идут в атаку!
Сычихин побежал к своему отделению.
— После боя приду еще к вам! — обернувшись, крикнул он и кубарем скатился с крутого откоса.
Около бугра появился Абдулхаков с начальником штаба и связным. Отсюда было удобнее всего наблюдать за полем боя: с бугра хорошо просматривалась дамба. Батальон быстро занял оборону в разрушенных окопах, готовясь к неравному бою. На его стороне было одно преимущество: на узкой дамбе немецкие войска не имели возможности сманеврировать или укрыться. Абдулхаков решил дать возможность колоннам втянуться на дамбу, а потом ударить всеми огневыми средствами.
Смирнов уже ясно различал лица врагов. Вот они, войска, захватившие почти всю Европу и теперь наступающие на восток, на родную советскую землю. Он нетерпеливо взглянул на Абдулхакова, который спокойно стоял поодаль и, прищурившись, внимательно смотрел на дамбу.
— Огонь по фашистам! — наконец скомандовал Абдулхаков, и дружный винтовочный залп, сопровождаемый пулеметными очередями, потряс воздух, разрядив напряженную тишину.
Бой начался.
— Давай вашу морскую! — повернулся Абдулхаков к Смирнову.
Кучеренко передал по рации команду Букоткину, и вскоре на дамбе в гуще врагов взметнулись три взрыва. Каждый снаряд попадал точно в цель — дамба была уже хорошо пристреляна батареей. Гитлеровцы дрогнули, передние шеренги замешкались и попятились. Паника передалась в глубь колонны. Смирнов рассредоточил огонь батареи по длине всей дамбы; паника усилилась. Немцы отступили. Дамба на всем протяжении была усеяна трупами. Батальон отказался от преследования и срочно принялся за восстановление разрушенной обороны.
В течение дня гитлеровцы трижды повторяли атаки, предварительно тщательно обрабатывая артиллерийским огнем и бомбардировкой с воздуха передний край обороны батальона, и трижды были отброшены назад изнуренными длительным боем красноармейцами. 43-я береговая батарея стреляла редко, только в самых критических случаях. Букоткин берег каждый снаряд.
Вечером, во время очередного обстрела, батальон скрытно отошел к пирсу и стал грузиться на корабли, чтобы переправиться в Куйвасту. У дамб для прикрытия отхода остались первая рота и штабной взвод. Ночью и они должны были уйти на Муху. Но противник после ухода основных сил предпринял новую атаку, решив во что бы то ни стало прорвать оборону и помешать эвакуации десантного отряда. Абдулхаков не на шутку встревожился. Гитлеровцы волнами, во весь рост шли по дамбе. Интенсивный огонь роты не смог их остановить. Напористость немцев привела в замешательство некоторых вконец обессиленных красноармейцев. Огонь роты ослаб, правый фланг дрогнул и начал отступать к воде. Недолго могли продержаться и остальные.
— Давай огонь скорее! Не жалей снаряды, жалей людей! — крикнул Абдулхаков Смирнову, находящемуся рядом, на склоне холма.
Заговорила 43-я батарея. Снаряды ложились кучно и точно в гущу врагов. Но, к удивлению Смирнова, фашисты настойчиво продолжали наступать, несмотря на огромные потери. Видимо, любой ценой они хотели ворваться в порт, прижать к воде остатки десанта и уничтожить его либо взять в плен.
— Усильте огонь! Немцы прорывают нашу оборону! — закричал в микрофон Смирнов, отстранив радиста Кучеренко.
Шквал беглого огня потряс дамбу. Снаряды рвались каждые две — четыре секунды: батарея вела огонь с максимальной скорострельностью. Исступленные крики людей заглушались беспорядочной стрельбой из винтовок, автоматов и пулеметов и частыми раскатистыми взрывами морских снарядов. Трудно было понять в этой неразберихе, кто держит верх: поднявшаяся от разрывов завеса пыли и дыма скрывала поле боя. Не выдержав, гитлеровцы приостановили свой натиск и начали отступать, стремясь выйти из-под обстрела батареи.
— Молодцы, артиллеристы! — похвалил Абдулхаков. — Хватит! Пехота сказала: «Спасибо!»
Смирнов прекратил стрельбу. Абдулхаков сбежал с холма и, остановившись на дороге впереди роты, высоко поднял руку с пистолетом.
— В атаку!.. За Родину! Ура-а! — призывно крикнул он и бросился вперед, увлекая за собой роту. Контратакой он хотел отбросить фашистов за дамбу.
Смирнову показалось, что слишком медленно и нерешительно отрывались бойцы от изрытой снарядами земли; только один приземистый красноармеец бежал рядом с командиром и во весь голос кричал «ура!». Сорвавшись с места, Смирнов кинулся к дороге, не выпуская из виду капитана и красноармейца. Кудрявцев побежал за ним. Кучеренко остался у рации. Рота и штабной взвод поднялись в атаку и устремились на дамбу за своим командиром. В красноармейце, который бежал рядом с командиром, Смирнов с удивлением узнал своего старого знакомого — Сычихина.
