Владимир Ажиппо - Не зарекайся
Разговоры о том, что менты, мол, специально доводят некоторых зэков до самоубийства, абсолютно глупые. За допущенный суицид с тюремщиков очень строго спрашивают. Да и доведение до самоубийства как целенаправленный процесс — занятие весьма сомнительное и малоперспективное. Можно тратить время и нервы месяц, три, год, а результата нет — подлец все не вешается. Так что же, самому от тоски в петлю залезть?
Зэки относятся к самоубийствам очень тревожно, воспринимая их как результат того, что еще один не выдержал тяжелых условий и ушел из жизни. Зэков, несмотря на их грубость и черствость, самоубийства очень впечатляют.
Мысль о самоубийстве неожиданна и коварна. При малейших признаках надо гнать ее от себя поганой метлой. Жить тяжелей, чем умереть. Умереть добровольно — удел слабых. И это надо внушать себе постоянно, нужно быть готовым к тому, что желание уйти из жизни может возникнуть совершенно внезапно, когда, казалось бы, нет никаких внешних причин для появления такого желания.
Тюремная практика показывает, что в подавляющем большинстве суициды совершенно непредсказуемы. Очень редко бывает, когда на это решается человек, который давно вынашивал и высказывал такую мысль. (Последнее не нужно путать с демонстративными покушениями на самоубийство, когда кто-то с понтом вешается, зная, что его тут же вытащат из петли. Цель таких выходок — не уйти из жизни, а привлечь к себе внимание).
Гораздо чаще зэк совершенно нормально и буднично общается с окружающими, решает свои немудреные арестантские проблемы, рисует себе какие-то перспективы, обсуждает футбольный матч и… вдруг, через час-два оказывается висящим в петле. Предсмертных записок практически не бывает, а если они есть, то содержание их очень туманно и явно символично. Странно, казалось бы, самоубийца понимал, сколько проблем возникнет у сокамерников: опросы, выяснения, подозрения, разборки. Но логика в предсмертных записках напрочь отсутствует, также как и в предсмертных действиях самоубийцы.
Тюремное самоубийство всегда имеет налет мистики. Вот уж, действительно, как будто дьявол уловил момент, когда человек оказался без «защитной оболочки», и толкнул под локоть. Недаром церковь так сурово относится к самоубийцам.
Поэтому, кто верит в Бога — пусть укрепляет свою веру, кто не верит — пусть верит в жизнь, но к подлой мысли о самоубийстве нужно быть готовым в любой момент, чтобы на вдруг возникшее сомнение «жить или не жить?», твердо ответить — «жить!»
Отношение к вере
Отношение к религии и вере в тюрьме своеобразно. Верить в Бога среди зэков очень модно (именно так — модно). Большинство из них на свободе о церкви знало только то, что туда можно прийти ночью на Пасху и с пьяных глаз посвятить бутылку водки и палку колбасы. Ну и еще, конечно, крашеные яйца. В тюрьме почти все резко становятся верующими. Это за версту отдает понтами. Смотри ты, вчера на свободе маленьких детей кушал, а сегодня читает молитвы и думает о вечном.
Такое неожиданное стремление к вере имеет три причины. Первая — абсолютная искренность. Немало людей, совершив преступление (как правило, тяжкое и насильственное, например, убийство), очень тяжело переживают это событие. Мнение, что все убийцы — бездушные отморозки, ошибочно. Обычно это живые люди со всем набором хороших и плохих качеств. Внешне эти переживания почти не заметны, тюремная обстановка не располагает к их проявлению, но внутренне преступников постоянно гложет вопрос: почему случилось именно так? Ответ на этот вопрос они ищут у Бога, и, к счастью, случается, что этот путь со временем в корне изменяет их личность.
Вторая причина — вполне материалистическая: зэк испытывает необходимость уйти от реальности, защитить себя от злой действительности. Вот и ищет защиту у Бога. Ищет также эгоистично, как и все то, что делал раньше.
Третья причина — слепое копирование. Ошибочно считается, что все зэки — носители злой воли (с ударением на слове «воля»). Это не так, преобладающее большинство их абсолютно безвольно. Они могут быть дерзкими и агрессивными, но при этом умеют плыть только по течению, действовать только по обстоятельствам и подсознательно копируют привычки (в основном, дурные) своих нехороших друзей. Именно безволие зачастую и приводит их в тюрьму. Вера таких людей — понты. Чуть освоившись в тюрьме, они забывают о Боге, так и не успев толком задуматься, что же это такое.
Места лишения свободы посещают служители разных конфессий: православные священники, баптисты, иудеи. В последние годы явное предпочтение отдается православной церкви, часто ее так и называют — официальная религия. (Какая официальная религия может быть в государстве, в котором религия от него отделена?) Впрочем, православные священники никому не навязываются.
У администраций тюрем и колоний стало модным строить храмы. Искренность их мотивов вызывает сомнения. Когда зэки дохнут от голода и нехватки лекарств, а тюремную церковь разукрашивают, как новогоднюю елку в стиле «колхозное барокко», это выглядит цинично. А когда какой-то гражданин начальник заходит в церковь с хозяйским выражением на лице и забывает не только перекреститься, но даже фуражку снять — о какой вере может идти речь?
Подобное фарисейство на воспитание зэковских душ оказывает примерно такое же влияние, как дебильный плакат двадцатилетней давности «На свободу — с чистой совестью!». Зэки эту фальшь оценивают быстро и безошибочно. К священникам же они относятся очень уважительно. Впрочем, в тюрьму батюшки приходят характерные: скромные, умные и спокойные. Чванливых попов с мордами базарных мясников, разъезжающих на не самых дешевых иномарках, там не встретишь.
Иногда совершенно бездумные и бессмысленные действия тюремщиков оказывают помощь в укреплении зэков в вере. Задумываясь о Боге, зэки очень бережно относятся к религиозной символике. Из фольги от шоколадок они делают незамысловатые оклады к маленьким иконкам, нательные крестики вырезают из деревяшек или лепят из хлеба.
При обысках эти предметы тупо изымаются и выбрасываются: «Нэ положэно!». Владельца этих предметов сдуру могут и наказать. Эти действия к воинствующему атеизму никакого отношения не имеют, просто «нэ положэно», и все. Потом зэки снова начинают украшать иконки и резать крестики, а так как этот процесс носит характер борьбы и жертвенности, то невольно способствует укреплению веры.
В любом случае стремление к вере — явление положительное. Даже если один из десяти показушников всерьез задумается о Боге — это уже хорошо. Но выпячивать свою религиозность не следует. Вера — это всегда личное и интимное. Не нужно нательный крестик подвешивать под кадыком, чтобы всем видно было, его место ниже, на теле под рубашкой. Верить нужно тихо, незаметно для окружающих.
Может быть, тогда душа станет немного чище.
Побег
Это сладкое слово — «Свобода». Чтобы ощутить суть свободы, нужно однажды ее лишиться. Только попав за решетку, человек начинает понимать, как много счастья у него было за забором, и как мало его осталось сейчас.
Побег — самое страшное слово в тюрьме. Для тюремщиков существует собственная классификация преступлений по их тяжести. Самое тяжкое — побег, уже потом — убийство, ТТП (тяжкие телесные повреждения), средние и легкие телесные. Замыкает список преступлений наркота.
Тюремная оценка тяжести указанных преступлений не соответствует официально-правовой. Так, за побег «дадут» только 5 лет, за тяжкие повреждения — 10 лет, а за убийство могут дать и пожизненное заключение.
Остальных преступлений для тюрьмы не существует. Истинно или ошибочно установленная склонность зэка к побегу обеспечивает ему неусыпное внимание тюремного персонала на протяжении всего времени нахождения за проволокой. Формально зэк, склонный к побегу (на сленге «побегушник», «склонник»), имеет совершенно одинаковые права с другими зэками. Но постоянный контроль делает его жизнь невыносимой: тюремщики, однажды заподозрив зэка в склонности к побегу, как правило, не будут вникать в обоснованность таких подозрений. По принципу: лучше перебдеть, чем недобдеть.
Склонность к побегу проявляется в разных ипостасях.
Первая — это так называемые побеговые настроения. Это мечты о свободе и доме, близких и друзьях. Любой нормальный человек хочет на свободу, любого нормального человека посещает мысль: вот бы удрать из этого дерьма! Побеговые настроения усиливаются весной, но на статистике побегов это не отражается — чаще бегают тогда, когда ночи темнее и длиннее. Но почему-то даже у опытных тюремщиков весна считается самым опасным временем года.
Вторая — побеговые намерения. В отличие от настроений, это мысли, приобретающие целенаправленность и логику, они уже не имеют отношения к поющим птичкам и распускающимся цветочкам.
