Александр Осокин - Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Судя по изложенной Дадаевым стратегии использования двойников Сталина, можно предположить, что двойники задействовались и раньше и что 19–20 июня 1941 г. Сталин куда-то уезжал из Москвы, но был ли город Сочи настоящим пунктом назначения или «легендой», скрывающей истинное место пребывания вождя, неясно.
Так был или не был Сталин в Москве 22 июня?
В книге «Великая тайна…» я уже касался вопроса, был ли Сталин в Москве в первые дни войны, и рассматривал несколько вариантов его возвращения в столицу в разные сроки. Придется повториться, добавив появившиеся новые материалы по этой теме, и сделать свои выводы.
Размышляя о том, могло ли так случиться, чтобы Сталина 22 июня 1941 г. не было в Москве, следует иметь в виду следующие факты:
1. Утром 22 июня Шуленбург для объявления войны добивался почему-то встречи с наркомом иностранных дел и заместителем председателя СНК СССР Молотовым, а не с председателем СНК Сталиным. А ведь Сталин для того и принял на себя 6 мая 1941-го эту должность, чтобы лично быстро решать возникающие острые политические вопросы. И вдруг он почему-то уклонился от исполнения своих прямых обязанностей. Кстати, Молотов сам признает, что не имел права принимать Шуленбурга без разрешения Сталина, из чего следует, что он принимал его скорее как заместитель председателя Совнаркома, а не нарком иностранных дел.
2. По радио перед советским народом выступил зампред СНК Молотов, а не предсовнаркома Сталин (вопреки мнению Политбюро, которое считало, что выступать должен именно вождь), и его речь прозвучала только после восьми часов непрерывной бомбардировки и обстрела наших аэродромов, железнодорожных станций, войск и мирного населения.
3. 21–22 июня из Москвы на фронты выехала вся верхушка советского военного руководства, в том числе главные военные советники Сталина: Шапошников, Мерецков, Кулик. Не исключено, что 21-го выехал и Жуков, хотя в своих воспоминаниях он утверждает, что 22 июня вышел из кабинета Сталина в 14.00 и тут же поехал на аэродром. Однако, согласно Кремлевскому журналу, это не так, ибо в указанное Жуковым время он второй раз за этот день вошел в кабинет вождя, а вышел из него в 16.00. А в своих мемуарах он пишет, что вечером 22 июня уже говорил по ВЧ с Ватутиным из Тернополя,[38] куда во фронтовое управление ЮЗФ они прибыли вместе с Хрущевым. Ведь секретным постановлением Политбюро от 21 июня, то есть еще до начала войны, Жукову поручалось «общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами с выездом на место». Судя по тому, что Мерецков, получивший тем же постановлением аналогичное назначение по руководству Северным фронтом, выехал на место до известия о начале войны,[39] скорее всего, так же поступил и Жуков. То, что Сталин, оставаясь в Москве, отпустил от себя Жукова, кажется маловероятным, ведь затем он держал его рядом с собой практически всю войну и даже сделал заместителем Верховного Главнокомандующего (единственным!), отправляя куда-то лишь в самых крайних случаях и для реализации принятых с его участием решений. Поэтому выезд Жукова 21 или 22 июня в КОВО, где он находился до 26 июня, косвенно подтверждает, что вождя могло не быть в Москве в это время (что потом тщательно скрывалось).
4. Известно, что 21 июня должен был выехать в Минск и нарком обороны Тимошенко с большой группой командиров (см. воспоминания Д. Ортенберга [88, с. 5–6]).
5. 18 июня ушел в отпуск и уехал отдыхать в Сочи с семьей Жданов, который до этого несколько лет подряд отдыхал на юге только вместе со Сталиным.
6. Летом 1941 г. отдыхала на юге и дочь вождя Светлана, которая обычно ездила туда с отцом. Об этом она пишет в своих мемуарах: «Когда началась война… Сначала нас всех отослали в Сочи: бабушку, дедушку, Галочку (Яшину дочку) с ее матерью, Анну Сергеевну с детьми, меня с няней. К сентябрю мы вернулись в Москву…» [3, c. 155]. С трудом верится, что Сталин отправил свою семью в Сочи, к самой турецкой границе, после начала войны. Скорее, они выехали туда до 22 июня, а значит – вероятнее всего, с ним.
7. Нарком ВМФ адмирал Кузнецов написал в своих воспоминаниях: «Я видел И. В. Сталина 13 или 14 июня (по Кремлевскому журналу – 11 июня. – А. О.). То была наша последняя встреча перед войной» [66, с. 10]. Однако записи в упомянутом журнале свидетельствуют, что до начала войны Кузнецов был в сталинском кабинете еще раз – 21 июня, вошел в него вместе с наркомом обороны Тимошенко в 19.05 и вышел в 20.15. Из чего можно предположить, что Кузнецов действительно заходил в кабинете вождя в это время, но Сталина там не было, а его функции исполнял Молотов (вошедший первым в этот день в кабинет в 18.27 – за 38 минут до начала заседания Политбюро). Поэтому Кузнецов, побывав в этот день в кабинете Сталина, с самим Сталиным там не встретился. Хотя возможен и другой вариант: в журнале зафиксирован приход другого Кузнецова – одного из девяти Кузнецовых, посещавших этот кабинет, а нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов в это время находился в своем наркомате, ибо в тех же самых воспоминаниях, описывая день 21 июня, он пишет: «В 20.00 пришел Воронцов (военно-морской атташе СССР в Германии, вернувшийся в этот день из Берлина. – А. О.). В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии…» [66, с. 13].
Из всего вышеизложенного вполне можно допустить, что с 18–19 июня Сталина в Москве не было, так как, разослав всех своих высших военачальников по фронтовым управлениям руководить Великой транспортной операцией, он вполне мог решить в период советско-немецкой переброски войск до начала боевых действий (назначенных на первые числа июля) провести пару недель в Сочи – своем любимом месте отдыха.
В связи с этим неслучайным кажется и многозначительный заголовок опубликованной 19 июня передовой статьи газеты «Правда» – «Летний отдых трудящихся» (между прочим, лето начиналось 1 июня – с этого дня выезжали в пионерлагеря дети, статья же в главном печатном органе страны появилась почему-то именно 19-го!). Ведь в тот момент Сталин всеми силами старался показать свое миролюбие, в первую очередь – во избежание провокаций на границе, которые могли сорвать Великую транспортную операцию. Возможно, поэтому и отъезд вождя из Москвы в отпуск в 1941 г. в отличие от других лет не очень скрывался (но только до 22 июня, ибо с этого дня он стал самой большой государственной тайной, сегодня же факт отъезда всячески опровергается). Во всяком случае, И. Бунич утверждает [20, c. 648], что 19 июня 1941 г. была опубликована короткая информация о том, что член Политбюро и Секретарь ЦК ВКП(б) Жданов уехал в Сочи для отпуска и лечения.[40] Скорее всего, одним спецпоездом с ним уехал и вождь со всеми домочадцами (кроме Юлии – жены Якова, которая готовила мужа к загранкомандировке), а также Хрущев. Не случайно накануне 15 июня Сталин, Жданов, Хрущев, а также Молотов, Микоян, Берия и Маленков посетили гастрольный спектакль «В степях Украины» Киевского театра им. Ивана Франко, о чем сообщили 18 июня 1941 г. центральные газеты.
Связь же с вождем в самые напряженные моменты 21–22 июня держали по ВЧ, будили его, рассказывали о событиях, получали запреты, советы, угрозы и одобрения. Тогда, возможно, прямая речь вождя в многочисленных мемуарных описаниях последнего предвоенного дня, начала войны и ее первых дней – святая правда, только звучала она по телефону. А вот описания его действий и внешнего вида – нахмуривание бровей, бледность, раскуривание трубки, хождение по мягкому ковру и т. п. – беллетристика, присочиненная отдельными высокопоставленными мемуаристами «для пользы дела». Но это, конечно, лишь догадки. Так же как и момент его возвращения в Москву.
Абсолютно достоверен факт присутствия Сталина в Москве 8 июля 1941 г., так как в этот день им был впервые после начала войны принят иностранец – посол Великобритании Криппс.[41] Криппс вернулся в Москву 27 июня и восемь раз был принят Молотовым, но только после двух его встреч со Сталиным (8 и 10 июля) 12 июля было подписано важнейшее советско-британское Соглашение о совместных действиях в войне против Германии. Учитывая его особую важность для СССР, задержка с подписанием – тоже косвенное свидетельство отсутствия Сталина в Москве. Другая возможная дата появления Сталина в Москве – 3 июля, когда наконец впервые после начала войны страна услышала голос вождя по радио. Есть предположение, что его речь была записана на магнитную пленку, поэтому, в отличие от речи Молотова 22 июня,[42] транслировалась в течение дня несколько раз. О том, что она не звучала, как принято говорить сегодня, «в прямом эфире», а была тщательно подготовлена, свидетельствует и появление ее текста в тот же день во всех центральных советских газетах. Вполне возможно, что арест 4 июля генерала армии Павлова, командующего Западным фронтом, о чем будет сказано ниже, также является следствием возвращения Сталина (до этого Павлов надеялся поговорить с вождем, но Сталин так его и не принял[43]).
