Николай Гоголь - Письма

Но еще вам повторяю: только тогда вполне возможен будет ваш подвиг и будет легок и отраден, как вы примете его как подвиг для бога. Если бы даже вы исполнили хорошо самое дело, и отец будет вполне доволен, то это ничего не значит. Нужно, чтобы вы сами были довольны, чтобы верили во глубине души вашей в это. От другого я бы не требовал этого, но от вас требую и молю бога именем святой <его> власти, именем вашей [ваших] природы и ваших благородных душевных движений, которые, я знаю, вы не захотите ни в каком случае унизить.

К С. П. ШЕВЫРЕВУ

<Августа 15 н. ст. 1842. Гастейн.>

Черновая редакция

Пишу к тебе под влиянием самого живого о тебе воспоминанья. Во-первых, я был в Мюнхене и вспомнил твое пребыванье там, барона Моля, нашу [и нашу] переписку и серебряные облатки, смутившие<?> невозмущаемое спокойств<ие> города [приводившие в изумление город] Дахау. Во-вторых, в Гастейне я нашел [перечел] у Языкова Москвитянин за прошлый год и перечел с жадностью все твои рецензии. [критики] Все они до самой последней и незначительной имеют сильную значительность. Много глубокого эстетического чувства и везде какая ясная определенность. И везде нерушимо соединились [и везде соединены] с ними могущество, сила и красота языка. Какое твердое знание дела! И это доставило мне много наслаждения и между тем породило сильную просьбу. Нет, будет грех на душе твоей, если ты не напишешь [Нет, ты должен непременно написать] разбора Мертвых душ. Кроме тебя никто другой не может даже. Тут есть над чем потрудиться глубокому критику, тут двойственное ему поприще: и разобрать значение прежде ее несовершенств [таких ее несовершенств] и достоинств [совершенств] вследствие твоего собственного душевного мерила критика, и разобрать ее в отношении к впечатлению, произведенному [В подлиннике: произведенного] на массу и собратьев [на других, обоюдное, приятное] и причины <его> (я думаю, что впечатление вначале должно быть более неблагоприятное). Притом [Далее было: эта кр<итика>] здесь более, нежели где-либо, предстоит тебе полная свобода, ибо узы нашей дружбы таковы, что можем друг другу прямо в глаза объявить смело даже недостатки, не опасаясь затронуть какой-либо щекотливой струны самого себя. Во имя нашей дружбы, во имя правды, святейшей вещи в мире, и во имя твоего душевного верного чувства я прошу тебя быть как можно строже. Чем более отыщешь во мне и выскажешь мне мои недостатки, тем больше будет твоя услуга. Бог наградил меня способностью [даром] видеть самому свои недостатки, но я не могу видеть их все вдруг. Мои глаза сначала полуотверсты и становятся отверсты вполне, когда укажут другие. Так рожден человек. Он требует в жизни помощи своих брать<ев>. [Последние две фразы приписаны сбоку письма. ]

Но я знаю, [Далее было: всем] есть в любящем осторожность, запрещающая коснуться [есть нежное движение а. избежать, как можно б. остерегаться коснуться] того, что оскорбляет как-нибудь. И я вспомнил теперь, что, может быть, я сам подал повод близким друзьям подумать обо мне, как о самолюбивом человеке. Может быть, даже и теперь кое-каким молодым<?> лирическим намеком [кое-какой лирический намек] в Мертвых душах… О, клянусь, верь лучше сим словам моим, чем всему, что написано прежде<?>! Слова эти я произношу из глубины сердечной! [Далее было: Нет на свете человека, а. которому бы больше можно было говорить справедливого и даже горько справедливо<го> б. кому в. которому бы должно было говорить об этом. О, нет, я знаю, вы еще не знаете меня. ] Верь, что нет человека, может быть, во всей России так жадного узнать скорее все свои тяжкие грехи [Далее было: как я] и недостатки. Боже, с какой радостью я признаю их! Но этого никому не видно и никто не хочет чувствовать. И мне суждено чаще узнать свои недостатки от недоброжелателей, чем от доброжелателей. Я знаю, есть еще старое поверье, что проступки нужно наедине говорить человеку, что перед публикою нужно скрыть многое, что это охладит, помешает [отнимет] расходу книги. Нет несправедливей! [Далее было: Благородный] Голос благородного беспристрастья доходит ровно во все души. Если же уклонятся три [и лишиться двух-трех] покупателя, не встретившие в журналах [в крит<ике>] барабанного стука и треска, каким сопровождает журнальная статья выпускающего книгу, то за то покажется более внутренней пользы, и притом эти попозднее сами же купят. Я терпелив и знаю, что нынешняя утрата вознаградится десяти<кратно> и, хоть не так скоро, большим барышом.

Чтобы прогнать <из> тебя как-нибудь идею о самолюбии моем, [а. Если же ты думаешь, что во мне есть самолюбие, то я б. Нет, мне смешно говорить что-нибудь о самолюбии] одно только скажу тебе, что в сердце пишущего много, много любви, что весь бы я хотел превратиться в любовь, о том молю [и о том молю ежеминутно] Христа ежеминутно. [Далее начато: а. И живет, твердая вера живет в душе, что б. Я верю твердо, что божественный спаситель исполнит наконец мое желанье. ] И с каждым днем она растет в душе моей. [Далее было: а. И спаситель б. А вместе с ней растет вера [что исполнит спаситель наш], что любовь эта возрастет более и что вера в небесную святость Христа спасителя [дадут мне немогущему], который ниспошлет мне [а. силы всему претвориться в любовь б. силы, чтобы возрасти в. возвыситься г. который мне] силу может быть возвыситься до того, чтобы даже уподобиться сочиненьем моим, сколько может приблизиться копия, производимая из благоговенья художника, проникнутая небесным изумленьем [<к> пьесе] к картине. А может суд<ь>б<а> моя, что] А с нею несовместимо самолюбие. Прощай. Обнимаю и посылаю сердечный поцелуй любящего брата. Передай мое сердечное приветствие Софье Борисовне и целую твоего Бориса.

Я позабыл еще попросить тебя об одном. Если ты напишешь разбор Мертвых душ, прикажи отпечатать на особенных листках, так чтобы можно было [их было] листочки, обрезав поля, уложить в письмо и прислать ко мне. Если для одного письма будет очень толсто, то можно разделить на два, на три письма.

Да еще слово насчет уплаты долгов моих. Я, не рассмыслив, сделал <пред>положения, [Далее было: первого] кому первому понадобятся, и боюсь, что, может быть, никто не захочет быть первым. Пусть будет порядок первой серии такой. Первые полторы <тысячи> — неизвестному, кому [кто] именно я не знаю, об этом спросить у Аксакова, он не сказал, втор<ой> Свербеев, третий Павлов, четвертый Хомяк<ов>. Этот порядок не основан ни на чем, даже не на алфавите, но просто зажмуря глаза и по<тому>

К С. Т. АКСАКОВУ

<Гастейн. 18/6 августа 1842.>

Черновая редакция

Я получил ваше милое письмо и уже несколько раз прочел его. Я уже было соскучился, не имея [не получая] от вас никакого известия, и неделю тому назад послал форменный запрос вам. [а. и послал запрос вам б. и послал неделю тому назад форменный запрос вам] Теперь я утешен. [Далее было: Письмо ваше в руках] Но письмо Ольги Семеновны, посланное, как вы говорите, за три дня до вашего, <не дошло до меня>. Все ваши известия мне равно любопытны, и всё до последнего слова читал я с наслаждением. Впечатленье Мерт<вых> душ именно почти то, как я подозревал. [Далее начато: Отчет, делаемый] Толки неопределенны, [Далее было: и большею частью неблагоприятны. ] и притом поспешность прочесть и ненасыщенная пустота после прочтенья. Плоскость жизни, и горько и мелочно сквозящая сквозь всё, одно оставляет только в светском читателе, [в читателе] который схватил [схватившем] было в руки бедную мою книгу как увлекательный <роман> [как роман] с тем, чтобы насладиться и как до сего <?> увлечься, и опустил потом руки утомленный. Утешительное из нее может выступить только после и [Далее было: потом] только тому, кто захочет понимать. Бог одарил меня проницательностью, и я уже [и я даже] видел в то время, когда читал вам, [во время чтения мо<его>] в какой мере <на> каждого из вас произвела впечатление. Но все толки и мнения мне важны, потому что в ней есть много недостатков. Многие я уже вижу. Первые впечатления равно важны, так же как и вторые и третьи. Блажен тот, кто не пренебрегает ничьими замечаньями, но всё обращает в свою пользу. В замечаниях какого-то С. В. П-ва — я по именам нетвердо знаю моих знакомых и потому не зная приятеля иного <?> г. П. подумал [и потому смел <?> подумать] чуть не о Перевощикове, [не Перевощиков ли это есть?] но кто бы он ни был — в замечаньях его есть справедливое: <что> употребление руссицизмов вставочное, не выливается из места, есть справедливость. [Далее начато: Саль<ности>] Потом <что> сальности как будто нарочно помещаются [вставляются сам<им>] автором. Это имеет тоже основание, и признаюсь, [Далее начато: они почти] некоторые из того, что называют в свете сальностью, я нарочно вклеил в минуту негодованья на тех, <которые> слова сальные считают неприличными, а сальные поступки ничуть. Словом, в этих замечаниях слышно чутье. Вот как может быть тонко простое чутье. Ваши впечатления мне было приятно слышать, тем [более, что] они благоприятны. [Ваши замечания мне были много приятнее, потому что они благоприятны] Но они [если бы они] были <бы> мне всё так же приятны, если бы и не были в пользу меня, они бы в последнем [в противном] случае были приятны, потому что были <бы> на пользу. Теперь о впечатлениях собственно ваших. Но я их почти знал прежде. Бог одарил меня проницательностью, и я прочел [прочел всё] на лице вашем во время чтения [при чтен<ии>] почти всё, что мне было нужно. Я не рассердился на вас за неоткровенность, за то, что вы не сказали мне прямо в глаза, какого сорта [были] впечатленья. Я знал, что у всякого человека есть внутренняя нежная застенчивость, воспрещающая ему сделать замечание насчет того, что по мнению <его касается> слишком чувствительных [тонких] струн, что может оскорбить самолюбие, и самая искренняя дружба не может совершенно изгладить этой застенчивости. Я знаю, что много еще протечет времени, пока узнают меня, [Далее было: совершенно] пока узнают, что мне всё, что имеют в душе, можно говорить, что чем чувствительнее струны, которые раздражаются при малейшем прикосновении, что это доставляет радость душе моей. [может доставить радость душе моей. Далее начато: они-то и должны быть потревожены иногда] Иногда бывает [Иногда есть] даже у многих людей страх компрометировать [В подлиннике: компретировать] себя, показать себя не понявшим, [Далее было: желанье] а иногда и невинное желанье показаться на один вершок умнее, чем есть. Но как жестоко и жалко [Но как жалко] они обманываются, [обмануться] как они становятся чрез то ниже себя. [Далее было: как] Но в чем здесь опасность? Человек должен помогать друг другу. [Далее начато: Он] В душе человека есть столько прекрасного, что он никогда не должен стыдиться обнаружить ее. Вопрос, погибающий в душе, есть преступление. [Далее начато: Я знал, что на вас она не так]