Виктор Еремин - О Марусе Климовой и другие истории из мира интриг и интриганов
Её обнаружил в 1964 г. египетский археолог Ахмед Мусса. Он возглавлял раскопки на территории северной части Саккары. Учёный занимался припирамидным комплексом фараона Униса. Вдоль процессионной дороги к его пирамиде было обнаружено несколько гробниц, а одна гробница оказалась прямо под процессионной дорогой. Это и была гробница Нианххнума и Хнумхотепа
Обнаружившие её археологи были поражены красотой помещений, особенно настенными росписями. На основании того, что изображений Нианххнума количественно больше, были сделаны выводы, что он старше по возрасту и изначально являлся главой службы хранителей ногтей. Однако первым умер Хнумхотеп, и Нианххнуму довелось хоронить своего молодого соратника.
На древнеегипетских фресках не принято было запечатлевать мужчин обнимающимися или держащимися за руки. Однако на стенах этой гробницы её хозяева изображены тем или иным образом прижимающимися друг к другу. Более того, на одной из фресок Нианххнум и Хнумхотеп, обнимаясь, соприкасаются носами, что в Древнем Египте подразумевало страстный поцелуй. По сей причине ряд исследователей склонны видеть в хранителях фараоновых ногтей первую в мировой истории официально установленную гомосексуальную пару.
Справедливость восторжествовала только к концу XX столетия – гробница Нианххнума и Хнумхотепа полностью восстановлена и обихожена. Археологи даже разыскали её вмонтированные в церемониальную дорогу Униса детали и вернули их на первоначальное место. Сегодня гробница хранителей фараоновых ногтей стала весьма популярным местом паломничества многочисленных любителей древнеегипетской старины и особенно туристов-гомосексуалистов. Последние спешат отдать дань уважения первым открытым геям человечества.
Гробница Нианххнума и Хнумхотепа. Современный вид
Глава 2. Цицерон и Катилина
Марк Туллий Цицерон. Бюст I в. до н. э.
Государства умирают сравнительно долго. Иногда агония затягивается на столетия, и граждане даже не подозревают, что живут в безнадежно больном обществе, спасения которому нет.
Римская республика издыхала – по другому и не скажешь – более ста лет. Миазмы прижизненного гниения этого государственного механизма отравляли всю ойкумену, превращая Рим в рассадник разврата и неодолимой алчности. Взяточничество высших сановников, насмешки и надругательство над любым напоминанием о патриотизме (особенно в молодёжной аристократической среде), столичное чванство, бесконечная демагогия на святые в далёком прошлом темы, глумление над памятью героических предков, недееспособность государственных механизмов, изъеденных коррупцией до состояния распада – масштабы всего этого потрясают даже нас, людей XXI века, но римскому обывателю в те времена даже в голову не могло прийти, что именно так подспудно готовилось основание для грядущих диктатур и устроения империи.
Первым из полководцев двинул свои легионы на Рим мудрый Сулла. Случилось это в 87 г. до н. э. Тогда же он провёл первые проскрипции – истребил своих политических противников по специально подготовленным спискам. Следом за тем, как Сулла убыл на войну с Митридатом, Рим захватил в 86 г. до н. э. враждебный ему Гай Марий, который провёл ещё более обширные проскрипции сторонников Суллы.
В 82 г. до н. э. запуганный Суллой сенат провозгласил его пожизненным диктатором, все решения которого заранее объявлялись законными.
Одним из активных помощников Суллы тогда был молодой обедневший аристократ Луций Сергий Катилина (ок. 108 – 62 гг. до н. э.). Гай Саллюстий Крисп охарактеризовал его так: «отличался большой силой духа и тела, но злым и дурным нравом. С юных лет ему были по сердцу междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские смуты, и в них он и провел свою молодость. Телом он был невероятно вынослив в отношении голода, холода, бодрствования. Духом был дерзок, коварен, переменчив, мастер притворяться и скрывать что угодно, жаден до чужого, расточитель своего, необуздан в страстях; красноречия было достаточно, разумности мало. Его неуёмный дух всегда стремился к чему-то чрезмерному, невероятному, исключительному».
После кончины Суллы Катилина воспылал жаждой любыми путями занять место диктатора и воцариться в Риме. В помощь себе он призвал два страшнейших порока, покоривших к тому времени Рим – роскошь и алчность. Другими словами, «любой развратник, прелюбодей, завсегдатай харчевен, который игрой в кости, чревоугодием, распутством растратил отцовское имущество и погряз в долгах, дабы откупиться от позора или от суда, кроме того, все паррициды[5] любого происхождения, святотатцы, все осуждённые по суду или опасающиеся суда за свои деяния, как и те, кого кормили руки и язык лжесвидетельствами или убийствами граждан, наконец, все те, кому позор, нищета, дурная совесть не давали покоя, были близкими Катилине и своими людьми для него».
Клятва Катилины. Художник Жозеф-Мари Вьен. Участники заговора Катилины клялись в верности на чаше с человеческой кровью
«Но более всего Катилина старался завязывать дружеские связи с молодыми людьми; их, ещё податливых и нестойких, легко было опутать коварством. Ибо в соответствии с наклонностями каждого, в зависимости от его возраста Катилина одному предоставлял развратных женщин и юношей, другому покупал собак и лошадей, словом, не жалел денег и не знал меры, только бы сделать их обязанными и преданными ему». Как видим, Катилина уже в те времена использовал старинные приёмы демократического мироустройства, которые по сути своей остались неизменными до наших дней.
О самом Катилине тогда ходили слухи, что ради женитьбы на некой Аврелии Орестилле, не желавшей иметь пасынка, он убил собственного сына. Якобы именно опасение, что убийство будет раскрыто, толкнуло негодяя на спешную подготовку государственного переворота.
В таком важном деле на молодежь положиться было невозможно. Однако Катилина был популярен среди ветеранов Суллы, которые после смерти диктатора потеряли средства к существованию и были не прочь поучаствовать в новой гражданской войне. Благо как раз в это время Гней Помпей увёл из Италии всю армию на войну с Митридатом.
Вначале Катилина вознамерился через выборы заполучить консульскую власть, а уже тогда действовать согласно обстоятельствам. Многие сенаторы и знатные люди поддержали его. Поговаривали, что среди них был и победитель Спартака, самый богатый человек республики – Марк Лициний Красс, который рассчитывал в случае успеха заговора без труда перехватить власть из рук Катилины.
Как назло, незадолго до выборов политические конкуренты уличили Катилину в получении крупной взятки, в связи с чем он по закону потерял право быть избранным в консулы. Тогда Катилина пошел ва-банк: стал готовить убийство обоих консулов и многих сенаторов, чтобы затем захватить власть. Сторонников заговора становилось все больше и больше, чему способствовали наглость и жадность сенаторов.
Однако случилось так, что один из самых усердных участников заговора по имени Квинт Курий проговорился о затевавшемся перевороте своей любовнице Фульвии, а та не стала молчать и побежала сплетничать о заговоре по всему Риму. Вскоре слухи о готовящемся преступлении дошли до Марка Туллия Цицерона (106—43 гг. до н. э.), великого оратора, конкурента Катилины на выборах и консула 63 г. до н. э. Он быстро взял Фульвию в оборот, и женщина согласилась постоянно доносить Цицерону о Катилине и его сообщниках.
И вот для переворота всё было готово. Прежде всего Катилина велел убить Цицерона, поскольку видел в нём единственную помеху заговору. Два знатных участника вызвались явиться к Цицерону на утренний приём и заколоть его кинжалами. Об этом сразу же стало известно Фульфии, и женщина поспешила предупредить консула. Преступление не состоялось – убийц просто не впустили в дом возможной жертвы.
В тот же день Цицерон доложил сенату о готовящемся перевороте. Одновременно пришли известия, что заговорщики уже взбунтовали войска в провинции. Официальные власти стали срочно приводить Рим в боевую готовность.
Цицерон разоблачает Катилину. Художник Чезаре Маккари
Чтобы ослабить напряжение и оградить заговор от окончательного разоблачения в сенат явился Катилина. Возмущённый такой наглостью Цицерон произнёс перед сенаторами речь против Катилины. Всего было четыре речи консула на эту тему. Позднее их опубликовали, и с того времени они считаются шедевром ораторского мастерства. Во всех учебных заведениях, где преподаётся латынь, даже в наши дни, заучивают наизусть отрывки оттуда как образцы совершенства латинского языка и искусства ораторского слова. Вот знаменитейший фрагмент из первой речи: «О времена, о нравы! Сенат отлично всё знает, консул видит, а он всё ещё жив! Жив? Мало того, он является в сенат, желает быть участником в обсуждении государственных дел; он взором своим намечает и предназначает к смерти из нас то одного, то другого. А мы – подумаешь, храбрые люди! – воображаем, что всё делаем для спасения государства, если стараемся уклониться от безумных его выходок, от его покушений! На смерть тебя, Катилина, давно уже нужно отправить приказом консула, на твою голову обратить эту гибель, которую ты замышляешь против нас». Людям нравится повторять слова из этой речи Цицерона: «O tempora! O mores!»
