Людвиг Вольтман - Политическая антропология

В смысле совершенства, как соединения усиленного дифференцирования и усиленного приспособления, можно основательно сказать, что человеческий организм занимает наивысшую ступень органического развития. Этим не сказано, чтобы человек был совершеннее других животных во всех своих органах и строении: как во всех организмах, находим мы и у человека одновременно прогрессивные и регрессивные образования. Гегенбаур делает об этом, с точки зрения сравнительной анатомии, следующие хорошо установленные замечания: «положение, которое мы должны предоставить человеческому организму в отношении к родственным организациям, не может считаться высшею ступенью для всех вообще организмов. Мы не можем сказать, что у него все системы органов достигли более высокого развития, чем у других животных; это применимо и к комплексам органов, и к целым частям организма. Так, например, ступни человека далеко не так богато снабжены разнообразными функциями и, соответственно тому, не так богато организованы, как у quadrumana.[1] Органы чувств не так остры, как у многих животных. Многие из этих органов не достигают даже полного развития. Повсюду находим мы неразвившиеся, зачахлые части. На длинном пути филогении было приобретено многое, в чем организм перестал постепенно нуждаться. Менее важное пожертвовано в пользу развитию более высоких и ценных органов. И тем не менее человека ставим мы во главе организмов. Источник этого перевеса предлагает система органов. Она, соответственно своим функциям, — наивысшая; внутри нервной системы находится мозг, которому прочие органы служат. Связанное с его совершенствованием богатое развитие психических функций указывает, как под его влиянием и остальной организм подвергался преобразованиям, и как с тем вместе терялись органы, которые были поставлены вне функционирования, так как на их место поступало лучшее образование. Таким образом регрессивное или даже отсутствующее образование не выражает никакого абсолютного недостатка; оно никоим образом не оттесняет части, которой оно касается, на более низкую ступень ее функционального значения. Ибо взамен таких регрессивных образований не только появляются где-либо в другом месте компенсации, но они открывают многообразные пути к новым и для организма более важным формам. Таким образом и этим прокладывается только дорога для усовершенствования организма.»[2]

Подобным образом сравнительная анатомия рассмотрела почти каждый орган человеческого тела в отношении его прогрессивных или регрессивных свойств. Она установила, что человек обладает органами, которые указывают на гораздо низшую ступень, чем ступень, занимаемая человекоподобными обезьянами. По Менерту, костяк человеческой руки, например, есть очень примитивный орган, похожий своим строением на соответствующий орган старейших позвоночных. Видерсгейм в своей работе «О строении человека, как доказательстве его прошлого» (1893) исследовал, с точки зрения сравнительной истории развития, все системы органов человека в отношении их прогрессирующих и регрессирующих изменений. В регрессивном образовании находится множество костей, мускулов и желез; в прогрессивное образование вошли определенные мускулы руки, лица и глаза, носа и рта, гортань, также мимические мускулы, мускулы седалища и икр, подбородок, нервная система и, в особенности, в мозгу — передняя и задняя доли его.

Мозг господствует над всем физическим развитием человека и подчиняет себе все прочие системы органов. Иоганн Ранке подвергнул поучительному исследованию зависимость прямого положения тела от увеличения мозга. Между тем как собак, лошадей, медведей, слонов можно заставить ходить, поднявшись, только посредством дрессировки, а обезьяны добровольно встают только при нападении, — человек при максимальных своих действиях — например, при беганье — физиологически вынужден держаться прямо, в то время как обезьяна в полупрямом положении двигается на четвереньках. Соответственно тому и прикрепление, и подвижность черепа на шейных позвонках иные, так как отростки позвонков выдаются более вперед в середину черепного базиса, у обезьян же напротив, они остаются больше позади. Смещение же задних лопастей и отростков позвонков получается путем увеличения черепной коробки, как и мозга. На центральном положении затылочного отверстия в основании черепа, т. е. обоих по бокам расположенных боковых отростков черепа, которые связываются с позвоночным столбом в атлантовом позвонке, покоится механически возможность балансирования (без утомления) черепа при прямом положении тела и с тем — возможность типичного спокойного, прямого положения человеческого тела в целом, посредством чего, далее, обусловливается его специфическое внешнее и внутреннее образование тела и органов. Типичное для человека прямое, спокойное положение тела, прямая походка, согласно этому, механически управляются чрезвычайным развитием его мозга. Таким образом оказывается, что и все типично-человеческое развитие тела механически управляется и руководится мозгом. К этому присоединяется и то обстоятельство, что мозг обосновывает не только типичную телесную форму, но также психическое положение человека в животном мире.[3]

Уменьшение челюсти в целом и увеличение подбородка в отдельности есть соотносительное действие развития мозга, которое вероятнейшим образом находится под влиянием речи, как психологической работы его. Ибо Валькоф доказал, что определенные мускулы, которые играют большую роль при звуковых движениях речи, своим положением и формой образуют функционально подбородок, так что от обезьян до высших человеческих рас подбородок постоянно увеличивается, и именно германская раса отличается особенно сильно выдающимся подбородком.[4]

И. Ранке справедливо называет человека мозговым существом, между тем как человекоподобных обезьян должно относить еще к типу кишечных. Все органы человека, находящиеся в прогрессивном развитии, содействуют прямой походке, речи, технике и инстинкту и образуют таким образом физиологические данные для своеобразного существования и образ развития человеческого рода. Ибо физическая организация человека есть естественный творец и носитель его социальных и душевных действий: фундаментальное познание, которое для биологического и антропологического исследования культурной истории имеет величайшее значение.

Если развитие надо понимать, как процесс дифференцирования и приспособления, то этих факторов однако недостаточно, чтобы объяснить постепенное дальнейшее развитие органических видов и рас. Должен еще присоединиться естественный подбор в борьбе за существование, которому подлежит в последней инстанции решение относительно дифференцирований и приспособлений. Несмотря на все нападки, которым подверглось учение об естественном отборе Дарвина, и со стороны натуралистов, оно и теперь еще должно быть рассматриваемо как такая естественнонаучная теория, которая дает наиболее удовлетворительный ответ на вопрос о происхождении видов.

По сообщению Дарвина, идею естественного подбора более благоприятствуемых рас и индивидуумов в борьбе за существование внушило ему учение о народонаселении Мальтуса. Главным образом взгляд Мальтуса на перенаселение мог служить исходным толчком, однако мы находим в его книге и другие замечательные мысли, которые дают понятие об естественном подборе, хотя только смутное и несовершенное.

Дарвин связал дальше опыты, которые лица, занимающиеся разведением животных и растений, делают над культивированными растениями и животными в деле варьирования и искусственного подбора. Исходный пункт всякого искусственного подбора есть индивидуальная вариация, естественно-данный факт, что все индивидуумы какого-нибудь рода не бывают абсолютно равны, но в единичных свойствах более или менее уклоняются друг от друга. Садовник отбирает, например, при разведении растений, являющиеся подходящими видоизмененные индивидуумы, сеет их семена и снова выбирает в том же направлении видоизмененное потомство для дальнейшего размножения. Так накопляет он постепенно новые качества и в состоянии постепенно, путем заботливого отбора подходящих и исключения неподходящих индивидов, так усилить эти качества, что возникают, наконец, новые вариации.

Растения и животные в одомашненном состоянии варьируют очень сильно. «Без изменчивости, — пишет Дарвин, — ничто не может быть достигнуто. Достаточно однако незначительных индивидуальных различий, и эти последние суть, вероятно, единственные, которые действительны при произведении вида». Причины варьирования, по Дарвину, — это непосредственно или посредственно измененные жизненные условия, в особенности — климат, питание, скрещивание, употребление и неупотребление органа, как и соотношение роста.