Михаил Грабовский - Плутониевая зона
Но самой тяжелой оказалась проблема отходов.
По проекту, для отстойного хранения жидких отходов были сооружены с помощью метростроевцев специальные тоннели-хранилища, состоявшие из нескольких громадных баков, — так называемый «Комплекс "С"».
Мощные бетонные стены этого хранилища были обмурованы графитовыми блоками двухметровой толщины. Вес верхней защитной плиты из бетона достигал 160 тонн.
В конце декабря 1948 года в эти баки потекли первые радиоактивные струи: жидкая смесь десятков радионуклидов, а также попутно захваченных урана и оружейного плутония.
Грязно-серый пенный поток вливался в баки непрерывно, повышая изо дня в день тщательно контролируемый уровень.
Когда он достиг аварийной отметки, для руководителей атомного проекта вопрос встал ребром: или остановить завод «Б», или сбрасывать радиоактивные отходы в открытую гидросеть.
Решение было неизбежным в тех условиях. Мутный поток с общей радиоактивностью несколько тысяч кюри в сутки пошел самотеком через искусственный водоем № 10 в реку Течу.
Тихая, мирная речка, приток Исети, молчаливо приняла в свои воды жидкую радиоактивную смерть.
По берегам реки за пределами плутониевой зоны жили люди.
23
Бригада Клементьева считалась на заводе «Б» аварийной. Обычно она работала в дневную смену, выполняя самые ответственные и сложные задания по ремонту оборудования. Эти задания формулировались главным механиком с раннего утра по результатам анализа сменных технологических карт и записей в оперативных журналах.
Но в неотложных случаях бригаду вызывали и вечером, и ночью, собирая на автобусе в местах проживания.
Адреса всех членов бригады были записаны на листке с пометкой вверху «Аварийная бригада», который постоянно лежал под стеклом на столе дежурного диспетчера.
Обычно аварийный вызов начинался со стандартной жалобы сменного технолога: «Петр Иванович, не знаем, что делать. Качаем раствор (номер) из аппарата (номер) в емкость (номер), а он не поступает. Забился, наверное, трубопровод. Проверьте, пожалуйста. Только побыстрее».
Многокилометровые трассы труб забивались постоянно. Чаще всего кусками резины, которая разъедалась радиоактивными химикатами во фланцевых соединениях и вентилях. Но, бывало, попадались и мелкие камешки, и тряпки, и старые брезентовые рукавицы. Немудрено — ведь на трубопроводах, подающих химические реагенты в технологические емкости, никаких фильтров по проекту не было предусмотрено.
Чаще всего бригадники резали забитую трубу в нескольких местах, прочищали подручным инструментом и тут же сваривали заново. Сварочные стыки проверяли на скорую руку. Если жидкость не бежала через них, тем дело и кончалось.
Работа была «грязной», трубы и растворы в них фонили безбожно. Облучались больше других служб.
Но Петра и его бравых молодых ребят это обстоятельство нисколько не пугало.
Платили хорошо. К основному отпуску полагалось еще шесть дней дополнительных. Кормили в рабочей столовой бесплатно, по спецталонам. Что еще нужно?
В бригаде царила атмосфера приподнятости. Наверное, от осознания важности своей работы, незаменимости в каких-то срочных, аварийных делах.
— Медаль тебе, Клементьев, обеспечена, — заверял его главный механик. — Подожди только чуток. Вот выдадим первый продукт…
26 февраля 1949 года в 12 часов ночи первая двадцатилитровая канистра с концентратом плутония была передана в торжественной обстановке начальнику цеха № 9 химико-металлургического завода «В».
Сам завод к этому времени построить не успели. Тем не менее, основные цеха — № 4 и № 9 — временно разместились в складском бараке и были готовы к приему первой порции.
Музруков не удержался и выразил наплывшие чувства в пламенной короткой речи с ограниченным количеством звонкого мата. Борис Глебович был улыбчив. Пожимая руки окружающим, приговаривал:
— Дело пошло. Осталась концовка. Справимся! Справимся, дорогие товарищи!
Государственный план по производству продукта «Z» начал успешно выполняться. За февраль бригада Клементьева, как и ряд других работников «горячих» цехов, получила первую, вполне приличную премию.
Петр на радости взял два отгула, чтобы спокойно посидеть дома со своей Ларисой.
В последние дни Петр чувствовал себя очень счастливым человеком.
Лариса — толстая, неловкая в движениях, с коричневыми пятнами на щеках и выпавшими зубами — казалась ему самой прекрасной женщиной на свете. Петр прикладывался ухом к боковой поверхности ее живота и, наслаждаясь судорожными шорохами, вел ласковые переговоры с будущим сыном. Почему-то был уверен: обязательно родится сын, Иван. А если, в крайнем случае, появится девочка, то придется согласиться с именем, заготовленным Ларисой. Имя это Петру не нравилось, казалось каким-то вычурным и нерусским: Анжела. Но вслух не возражал. Надеялся на мальчика.
Пеленки были нарезаны, подшиты и прокалены тяжелым утюгом. Чепчики сложены стопочкой. Не хватало только детской кроватки. Хозяйственный талон на нее обещали уже второй месяц, все тянули «ввиду отсутствия наличия». Накануне родов Петр не выдержал. На заводской свалке, рядом с открытой монтажной площадкой приглядел подходящие трубки из нержавейки. Среди кучи хлама, выброшенного безжалостно из заводских недр, можно было обнаружить для домашнего обихода все, что душе угодно. Вечером Петр засел за чертеж. Ему хотелось не просто сляпать кое-как детское спальное место, а сконструировать настоящую (изящную и кружевную) кроватку, чтобы она была удобна для Ларисы и ребенка, а заодно радовала глаз со стороны. Поэтому нужны были художественные завитушки на торцах, полированные шары в верхних углах и подпятники на четырех ножках.
Сделал все «по уму», как задумал. Отправив Ларису в родильное отделение, Петр ходил без дела по комнате. Садился к столу, наслаждаясь своим изделием. Снова вставал, поправлял самодельный матрасик и подушечку. И все курил.
«Надо будет потом проветрить как следует, — подумал он. Теперь вообще придется курить только на улице. Семейная жизнь требует жертв. Лишь бы скорее родился Иван…».
Родилась Анжела. Тут уж ничего не поделаешь Девочка так девочка. Тоже человек. «Вес — 3,5 килограммов, длина 51 сантиметр. Мама и дочка чувствуют себя хорошо!..». Ну и ладно. Конечно, лучше бы мальчик. Все-таки продолжил бы род. Придется попозже начинать все сначала.
В день выписки Петр приготовил несколько вкусных блюд, бутылку водки и три цветочка в зеленой пупырчатой вазочке.
«Сейчас покормит красотку, уложим ее в кровать и… посидим за столом, глядя друг на друга».
Но срочных дел оказалось невпроворот.
Подмывали, перепеленывали, кормили, застирывали, укачивали. Даже пели по очереди снотворные песни. Когда же наконец Анжела мирно заснула к ночи, оба родителя были умотаны до предела. Сохранилось одно острое желание: лечь в постель и немедленно уснуть, чтобы сохранить запас выносливости для завтрашних капризов любимой дочки. Конечно, был бы Иван — давно уж спокойно спал бы. Потянул бы молочка из груди, пописал и уснул бы — чего еще мужику надо? А девочке, видишь ли, все не так.
Следующий день на работе прошел у Петра в разъяснениях членам бригады по очереди и всем вместе, какая красивая дочка у него родилась. Подручный задушевно поддакивал, интересуясь, между прочим, датой «обмывания на счастье».
— Ребята, вот подрастет месячишко, обмоем это дело, как и положено, — уверял Петр, — отпразднуем первый день рождения.
Петр немного стеснялся показывать своим подчиненным уж очень худые ножки и постоянно визжащий беззубый рот. За месяц подрастет, осмыслится маленько.
Лариса умаялась за день. Немножко пожаловалась вечером: «И грудь плохо берет. И спит — не спит. И кричит громко. Неужели у всех так?». Петр успокаивал жену, как мог, обещая, что все в конечном итоге встанет на свои места. Главное, растет дочка. А значит — крепнет. Отоспимся еще, отдохнем.
Но Лариса с каждым днем уставала все больше. Сон почти потеряла. Коротко дремала, уткнувшись лицом в подушку. Бродила мыслями по своему деревенскому детству босиком. Выбегала на пыльную улицу, где ждали подружки с корзинками. Шли в соседний лесок с мокрой травой и игривым мхом на хрустящих, давно поваленных наземь стволах. Голова у Ларисы кружилась, но она не засыпала.
Лариса никак не ожидала, что с девочкой будет так трудно. Однако с каждым днем Анжелочка вела себя все спокойнее, безмятежнее. Наоборот, стала настолько вялой, что перестала брать грудь. Детский лобик покрывался испариной, губки замирали, и голова откидывалась, как в полусонном обмороке. Лариса забеспокоилась. Она и сама чувствовала безмерную усталость от постоянного недосыпания. Временами ее начинало тошнить, как в первые месяцы беременности. К вечернему приходу Петра она собиралась с силами, чтобы не огорчать его своим потухшим видом и слабовольными жалобами.
