Юрий Авербах - О чем молчат фигуры
Своим решением Совет Министров определил генеральную линию, которой надлежало следовать спортивным организациям, — отныне советский спорт должен был стать лучшим в мире, наглядно показывать все преимущества нашего советского образа жизни.
Да, но что было делать с Романовым? На заседании Политбюро этот вопрос решен не был. Конечно, можно было снова обратиться к Сталину, но, видимо, (и не без оснований), опасались, что Романов в этом случае мог загреметь в места не столь отдаленные…
В таком подвешенном состоянии он находился почти год. Каждый день приходил в Спорткомитет и работал в кабинете без всякой вывески. И лишь потом на двери появилась табличка: «Первый заместитель председателя».
Генерал командует спортом
Итак, генерал-полковник госбезопасности оказался во главе советского спорта. И чуть ли не первым международным соревнованием, прошедшим при Аполлонове, стал матч-турнир на первенство мира по шахматам. Первая половина матч-турнира (точнее, две пятых) прошла в Гааге, вторая (три пятых) — в Москве. Колонный зал Дома союзов ВЦСПС, где проходила игра, был всегда переполнен. Уверенно лидировал Ботвинник, и публика громом аплодисментов встречала каждую победу нашего чемпиона. Тем не менее, когда в 14-м туре Решевский нанес лидеру первое поражение, объективные москвичи устроили американцу настоящую овацию. Я был среди зрителей, и мне запомнилось искаженное яростью лицо Аполлонова, присутствовавшего в зале. Было видно, что он крайне возмущен тем, что публика восхищается успехом американского шахматиста. Еще бы! Наши союзники во второй мировой войне уже официально считались политическими противниками, даже врагами: «холодная война» была в самом разгаре.
В лице Аполлонова спорт получил типичного «фельдфебеля в Вольтеры». Его боялись, и не без оснований. Резкий, безапелляционный, он, как и многие другие руководители того времени, со всеми подчиненными был на «ты», частенько сопровождал свои сентенции грубым, чисто солдатским юмором и прибаутками.
Игорь Бондаревский, например, рассказывал, что на одной из первых встреч с генералом он пожаловался на трудности, Аполлонов его оборвал:
«А что легко? Легко только ссать в бане!»
Любопытной чертой генерала была его непредсказуемость. Так в 1949 году по окончании матча Москва — Будапешт все члены московской команды (и я в том числе) были приглашены для подведения итогов к председателю Спорткомитета. Один из судей матча, мастер Зубарев, начальник отдела шахмат, подготовил обстоятельный отчет о матче.
Когда все приглашенные расселись вокруг длинного стола, Аполлонов вдруг сказал:
— А что обсуждать? В Будапеште вы играли не слишком, но в Москве реабилитировались.
Действительно, в столице Венгрии наш перевес был не слишком значительным: 38:26, но общий итог матча оказался 86:41 в нашу пользу.
Аполлонов между тем продолжил свою мысль:
— Николай Михайлович! — сказал он, обращаясь к Зубареву. — Лучше расскажите, как идет подготовка к матчу претендентов?
Чего-чего, а подобного вопроса Зубарев никак не ожидал. А ведь он был хорошим, исполнительным работником. И в Спорткомитете пользовался авторитетом. А здесь ему в буквальном смысле пришлось изворачиваться, чтобы не вызвать гнев начальства.
Уже не помню, по какому случаю, однажды я попал на заседание Коллегии Спорткомитета, где основным был вопрос о состоянии футбола в стране. Все уже заняли места, когда, опираясь на палку, дверь отворил Николай Энтин — инвалид войны, заместитель председателя спортобщества «Крылья Советов». Замечу, что на обсуждение важных вопросов обычно приглашались председатели обществ.
Увидев незнакомого человека, Аполлонов с присущей ему прямотой спросил:
— А ты кто такой?
Энтин представился, объяснил, что пришел вместо председателя спортобщества Петрова. Реакцию генерала невозможно было предсказать:
— Пошел вон! Ты мне не нужен.
И когда за растерявшимся Энтиным закрылась дверь, буркнул:
— Ишь, до чего дошли. На заседание по футболу хромых присылают!
Парадоксально, но Аполлонов любил шахматы и неплохо в них разбирался. Вспоминаю, как мы уезжали на международный турнир в Щавно-Здруй. Самолет улетал поздно ночью, и около полуночи шахматисты собрались в помещении Спорткомитета. В те времена из-за привычки Сталина работать по ночам все начальство следовало его примеру. Как обычно, генерал находился у себя в кабинете.
Наша делегация — Керес, Бондаревский, Тайманов, Геллер, Симагин и я, а также Алаторцев — руководитель и Вересов — тренер, получила твердое указание выиграть турнир, а затем Аполлонов предложил Кересу сыграть партийку. Он играл достаточно грамотно, и партия затянулась. Нам уже было необходимо уезжать, а увлеченный игрой генерал не торопился. Пунктуальный Зубарев, не смея вмешаться, просто извелся, пока партия не закончилась. К счастью, в аэропорт мы все-таки успели вовремя.
На старте игра у нас не особенно ладилась. Лидерство захватил венгр Ласло Сабо. И тогда через наше посольство в Польше мы получили краткую, но очень выразительную телеграмму: «Приказываю немедленно усилить игру в турнире. Аполлонов». На следующее утро, часов в восемь, я был разбужен настойчивым стуком в дверь.
— Немедленно вставай! — раздался за дверью голос руководителя делегации. — И выходи на зарядку!
Я правда, с детских лет привык делать зарядку самостоятельно, но приказ есть приказ! И вот, под руководством нашего тренера мастера Вересова мы начали дружно разучивать так называемый «суворовский комплекс» — зарядку, введенную тогда для комсостава в армии. Лишь Володя Симагин категорически отказался принимать участие в этих физических упражнениях. Вместо этого он предложил нашему руководителю начать ходить на игру строем…
Не знаю, что помогло — телеграмма Аполлонова или «суворовский комплекс», но мы подтянулись и в итоге выступили удачно. Пауль Керес стал победителем турнира, остальные советские участники заняли призовые места. Успешно выступил даже пренебрегавший зарядкой Симагин. Через несколько лет наверху, видимо, решили, что генерал навел в спорте порядок. И вернули его в органы безопасности с повышением — он был назначен командующим пограничными войсками страны. Помню, как в автомобиле с охраной он приезжал прощаться в Спорткомитет. А председателем снова стал Романов.
Так уж случилось, что в последний раз мне довелось встретиться с Аполлоновым в середине 60-х годов, когда он уже был на пенсии и председательствовал, видимо по старой памяти, в Федерации тяжелой атлетики Москвы. В Центральном шахматном клубе проходило какое-то их совещание, и во время перерыва, увидев Аполлонова, я пригасил его на чашечку кофе к нам в редакцию журнала, благо она находилась в том же здании.
Как выяснилось из нашего дальнейшего разговора, он продолжал увлекаться шахматами, следил за шахматной жизнью, систематически читал наш журнал и даже решал печатаемые у нас этюды и задачи. Уходя, сказал не без горечи:
— Недавно зашел в Спорткомитет. И там никто меня не узнал!
Аркадия Николаевича Аполлонова давно уже нет в живых, и мне придется выступить в его защиту.
Сочинитель Е. Гик несколько своих баек посвятил Аполлонову. Вот что он поведал в одной из них:
«В конце 40-х годов председателем Комитета физкультуры (впоследствии Спорткомитета СССР) был то ли танковый генерал, то ли генерал КГБ некто Аполлонов. Шахматистов он поражал своей „компетентностью“. Вот один пример. В матч-турнире на первенство мира 1948 года Ботвинник практически обеспечил себе первое место и шахматную корону. Но когда он проиграл единственную партию Решевскому, зал встретил успех американского гроссмейстера бурными аплодисментами. Аполлонов усмотрел в этом демонстративное проявление симпатии зрителей к США, вызвал к себе главного судью гроссмейстера Котова и гневно спросил:
— А ты куда смотришь? Уволю!
Понимая всю нелепость вопроса, арбитр ответил уклончиво:
— Мое дело следить за флажками, — он имел в виду шахматные часы и цейтноты участников матч-турнира. Но Аполлонов в этом ничего не понимал и был уверен, что Котов говорит о государственных флагах, которые обрамляли сцену.
— Позволь, — усомнился генерал, — но они же крепко прибиты. Я лично проверял».
В этом опусе, не считая недовольства Аполлонова поведением публики, нет ни одного слова правды. И главным судьей матчтурнира был не Котов, а югославский гроссмейстер Милан Видмар-старший. Могу свидетельствовать, Аполлонов был достаточно компетентен в шахматах, чтобы не говорить приписываемые ему Е. Гиком глупости.
Или байка о том, что Ботвинник однажды опоздал на прием к Молотову из-за того, что его задержал Аполлонов, и объяснил причину опоздания. После чего, как с явным удовольствием рассказывает сочинитель, «в тот же день Аполлонов был с треском изгнан с занимаемой должности. Так закончилась славная спортивная карьера генерала». Кроме того, что у Ботвинника действительно не сложились отношения с Аполлоновым, здесь опять нет ни одного слова правды. Как я уже сказал, Аполлонов ушел из Спорткомитета на повышение — стал командующим пограничными войсками нашей страны!
