Жак Сустель - Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы
Безусловно, нам трудно прийти к правильному пониманию того, что означало принесение в жертву человека для ацтека в XVI веке, но можно заметить, что в каждой культуре есть свое собственное разграничение между жестоким и не жестоким. В апогее своего развития римляне проливали больше крови в своих цирках и для развлечения, чем когда-либо проливали ацтеки перед своими идолами. Испанцы, искренне потрясенные жестокостью местных жрецов, тем не менее устраивали бойни, сжигали, калечили и пытали с совершенно чистой совестью. Мы содрогаемся от рассказов о кровавых ритуалах древнего Мехико, но в наши дни мы видели своими собственными глазами, как цивилизованные народы принимаются систематически истреблять миллионы человеческих существ и занимаются совершенствованием вооружений, способных за одну секунду уничтожить в сотни раз больше жертв, чем когда-либо принесли в жертву ацтеки.
К принесению в жертву людей мексиканцев не побуждала ни жестокость, ни ненависть. Это был их отклик, единственный отклик, который мог прийти им в голову, на нестабильность мира, который всегда под угрозой. Кровь была необходима, чтобы спасти этот мир и людей: жертва не была уже больше врагом, которого нужно было убить, а посланцем, возведенным в ранг почти божества, которого отправляли к богам. Например, все соответствующие описания, подобные тем, которые Саагун записал со слов ацтекских очевидцев, передают впечатление не неприязни между тем, кто совершает жертвоприношение, и самой жертвой, не нечто, напоминающее жажду крови, а странную симпатию или скорее – и это подтверждают тексты – в некотором роде мистическое родство.
«Когда воин брал человека в плен, он говорил: «Вот мой любимый сын». А пленный говорил: «Вот мой почтенный отец». Воин, который взял человека в плен, а затем наблюдал за его смертью перед алтарем, знал, что рано или поздно он последует за ним в загробный мир таким же путем. «Добро пожаловать: ты знаешь, каково счастье на войне – сегодня оно улыбается тебе, а завтра – мне», – сказал император захваченному в плен вождю. Что же касается самого пленника, он прекрасно знал о своей судьбе и с детства готовился принять ее; он стоически соглашался. Более того, он отказался бы от помилования, которое перечеркивало его судьбу или божью волю, даже если оно ему было предложено.
Тлакауэпан, мексиканский вождь, который попал в плен к племени чалька во время правления Монтесумы I, так выделялся своей храбростью, что после взятия в плен его враги предложили ему и другим захваченным ацтекам часть своей территории. Он не только сохранил бы себе жизнь, но и стал бы властелином тех земель. Они даже попросили его командовать войсками чалька. В ответ Тлакауэпан убил себя, крикнув своим товарищам по плену: «Мексиканцы, я ухожу, и я буду ждать вас».
История о Тлауиколе, владыке Тлашкалы, захваченном мексиканцами, была не менее известна. Они так восхищались им, что вместо того, чтобы принести его в жертву, они доверили ему командование отрядом воинов в войне с Мичоаканом. Но по своем возвращении, покрытый почестями, завоеванными в этой экспедиции, тлашкальтек отказался и дальше скрываться от своей судьбы. Он настоял на своей смерти и умер на жертвенном камне.
Может быть, в меньшей степени, но точно так же к этому относились и другие жертвы. Так же относился к своей смерти молодой человек, который, прожив в течение года в царской роскоши, должен был умереть в конце этого срока перед изображением Тескатлипоки. Это же относится и к женщинам, которые спокойно танцевали и пели, пока одетые в черное жрецы позади них ожидали момента, чтобы снести им головы, падавшие, как падают початки кукурузы, когда их срывают со стебля. Восприимчивость индейцев, сформировавшихся в условиях мощной и очень древней традиции, и европейцев того же времени была неодинакова: ацтеков не трогали сцены, происходившие в их пропитанных кровью храмах, но их приводили в ужас пытки, которые привезли с собой испанцы с родины инквизиции.
Только эти вышеупомянутые соображения позволяют понять значение войны для древних мексиканцев, значение непрекращающейся войны, на которую были направлены все силы города. Конечно, не будет неправильным трактовать историю Теночтитлана между 1325-м и 1519 годами как историю империалистического государства, которое неуклонно преследовало свою цель к расширению посредством завоевания других территорий. Но это не все. По мере распространения мексиканского владычества сами их победы создавали вокруг них зону замиренных территорий; она становилась все шире и шире, пока не достигла границ известного им мира. Откуда же тогда должны были поступать жертвы для жертвоприношений? Ведь они были необходимы, чтобы обеспечить богов пропитанием, тлашкальтилицтли. Где можно было достать драгоценную кровь, без которой солнце и вся структура вселенной были обречены на уничтожение? Было жизненно важно оставаться в состоянии войны, и из этой необходимости возникло странное нововведение: война цветов, шочийаойотль, которая, видимо, появилась после страшного голода, опустошившего Центральную Мексику в 1450 году.
Правители Мехико, Тецкоко и Тлакопана, а также владыки Тлашкалы, Уэшоцинко и Чолулы взаимно договорились, что в отсутствие войны они будут организовывать сражения с тем, чтобы пленников можно было приносить в жертву богам. Ведь они и в самом деле полагали, что бедствия 1450 года были вызваны слишком маленьким количеством жертв, принесенных богам, что и разбудило их гнев. Сражение было, главным образом, средством для добычи пленных. На поле боя воины прилагали все усилия к тому, чтобы убить как можно меньше людей. Война была не просто политическим орудием: прежде всего это был религиозный ритуал, священная война.
По сути, древние мексиканцы не были по-настоящему уверены в будущем: их хрупкий мир постоянно находился под угрозой какого-нибудь несчастья. Происходили природные катаклизмы, наступали голодные времена, но, более того, в определенные ночи на перекрестках дорог появлялись с запада божества в образе чудовищ, и были колдуны, темные посланцы мира таинств. А каждые 52 года неимоверный страх охватывал все народы империи, когда солнце всходило в последний день «века», и ни один человек не мог сказать, появится ли оно на небе еще когда-нибудь.
Во всех городах и в сельской местности – повсюду затухали костры. Плотные толпы глубоко встревоженных людей собирались на склонах Уишачтекатля, в то время как на вершине горы жрецы наблюдали за Плеядами. Созвездие приближалось к зениту, но продолжит ли оно свое движение дальше? Или оно остановится и вылетят ужасные чудовища, вестники конца света? Жрец-астроном делал знак, и пленника растягивали на жертвенном камне. С тупым звуком кремневый нож взрезал его грудь, и в зияющей ране они начинали крутить горящей головней, тлекуауилем. Происходило чудо, и пламя разгоралось, рожденное из этой разбитой груди. И посреди радостных криков гонцы зажигали от него свои факелы и убегали, чтобы донести священный огонь во все уголки центральной долины. Таким образом, мир в очередной раз избегал своего конца. Но какой же тяжелой и кровопролитной была для жрецов, воинов и императоров задача век за веком отражать нескончаемые натиски пустоты.
Небеса и земля
Ацтеки были прежде всего «народом солнца». Их самый главный бог Уицилопочтли олицетворял собой солнце в зените, пылающее полуденное солнце. Его мать Коатликуэ («та, что в змеиной юбке»), богиня земли, родила до него бесчисленное количество богов-звезд – их звали «четыреста богов с юга», а также богиню луны Койольшауки, воплощение теней ночи. По преданию, Коатликуэ чудодейственным образом понесла ребенка от клубка перьев, который упал с неба и был душой принесенного в жертву человека. И ее сын, родившийся уже вооруженным змеей (шиукоатль), изрыгающей огонь, заставил своих братьев и сестер спасаться бегством подобно тому, как солнце изгоняет ночь и стирает с неба звезды.
Сначала жизнь Уицилопочтли была трудной, так как тогда он был еще никому не известным богом маленького скитающегося племени, путешествующим на спинах людей по пыльным равнинам севера. В то время он был «лишь простолюдином, не более чем человек», но он также был и «волшебником, чудом». Его положение улучшилось вместе с возвышением племени, которое он возглавлял, и к XVI веку он царствовал во всей империи ацтеков, как в мире царит солнце. «Благодаря мне взошло солнце», – кричал он устами своих жрецов.
Будучи богом северного племени охотников и воинов, Уицилопочтли принадлежал к группе богов неба и звезд, которые перешли к этому племени от северных народов, вторгавшихся в Мексику. Этими богами были Тескатлипока, бог Великого Медведя, ночного неба, разноликий чародей, который видит все в своем обсидиановом зеркале; «юноша» Тельпочтли, который покровительствует молодым воинам, и Мишкоатль, бог Млечного Пути, покровитель охотников и, под именем Камаштли, национальный бог Тлашкалы.
