Рагнар Редбёрд - Сила есть Право

Как зрелый гражданин он практикует убийства, стреляя из винтовки по движущимся целям — забивая ручных голубей из чокбора[214] — охотится на лис, волков, медведей, пум в горах и на озёрах — переходит вброд болота, погрузившись по самое горло, чтобы убить чирка — и путешествует в далёкие земли в поисках крупного зверя[215] или ради отстрела негров.

Сражающиеся с индейцами в Северной Америке испытывают высшее наслаждение, убивая красных дьяволов; а в Квинсленде, сидя вокруг костров под эвкалиптами, похваляются, что «подстрелить черномазого» было «великолепной забавой».[216]

Мыс Доброй Надежды, Австралия, Новая Зеландия, Северная и Южная Америка на памяти людей среднего возраста были превращены в настоящие человеческие бойни и забрызганные кровью охотничьи угодья. Несомненно, сам по себе неукротимый восторг, который получают люди, убивая диких животных, сравним с экзальтацией, которую они испытывают, охотясь, заманивая в ловушки и убивая друг друга.

Охота на людей систематически устраивалась в Лакедемоне,[217] когда рабы становись слишком многочисленными и слишком упрямыми. Не так уж и невероятно, что, когда наши собственные избыточные «погрязшие в нищете десятины[218]» увеличатся в числе, они будут сокращены схожими облавами.

На каждой трапезе мы поглощаем плоть, глодаем кости, высасываем костный мозг и со вкусом пьём кровь, как делали это наши волосатые предки-троглодиты. Запасы продовольствия всех христианских наций состоят из тел и крови — шкур и мякоти равно человеческих толп и огромных стад низших организмов, — живых, умирающих, мёртвых. Жизни бесчисленных орд наёмников ежедневно превращаются в сочные бифштексы и филеи, чтобы те, у кого есть деньги, могли покупать и есть их. Мы жестоко боремся не только за жертв и за выживание, но мы также буквально пожираем друг друга с жадностью, наслаждением — и с обоюдного согласия. Как из этого можно понять, дарвинизм — не самая комфортная доктрина для толстых людей.

Общественные здания и суровые крепости, капитолии и тюрьмы, «храмы свободы» и увенчанные крестами соборы были возведены на точно таких же базовых принципах, на которых были построены пирамиды Она и дворцы Ниневии[219] — каждая заклёпанная балка, каждый железный поперечный брус, каждый бетонный блок, каждый цельный, обтёсанный и отполированный камень был в буквальном смысле возложен под предсмертный стон руками обесчеловеченных и порабощённых декадентов, неодушевлённых — «пустота рассудка, полнота поклонения».

Нет ничего аморального, ничего ненормального в этих мрачных фактах. Всё в совершенной гармонии с космическим законом — выживание сильнейших.

На гордом языке германского барда:

Поток живой чрез воздух вверх стремится,Живые благословенья, взгляни, как изгибаются они,Миры спокойные от перемен хранят,И нескончаемая гармония рассеянна повсюду.

Инстинктивно мы понимаем, что борьба за выживание абсолютно необходима. Мы чувствуем, что природа не совершает ошибок, и мы принимаем её диктатуру, потому что мы должны, а не потому что она была красноречиво сформулирована возвышенными мистиками, или снова и снова повторена тысячами человеческих микрофонов.

Любой неискажённый поддельными выдумками аргумент, который провозглашает природа, является — правильным. Чем больше человек отдаляется от природы, тем дальше он уходит от правильного. Быть правильным значит быть естественным, и быть естественным — значит быть правым. Солнце сияет, значит, это правильно, что оно должно сиять — дождь проливается, значит, это правильно, что он должен проливаться — волны наступают и отступают, значит, это правильно, что они должны отступать и наступать.[220]

Законы Дарвина существуют — и могут быть увидены в действии — они практикуются — и ежедневно демонстрируются — значит, они также правильны. Это не мечта вроде «религии», это не изобретение вроде «моралей»; это не притворство типа «бога». Это космический факт, такой же, как сияние солнца, как дождь, как прилив и отлив! Природа не устанавливает идолов, не утверждает суеверий, не изобретает Десяти заповедей. Эти игрушки и оковы были воздвигнуты человеком для собственного вечного — проклятия.

Ни морали, ни законы, ни кредо не являются первичными принципами, но они могут (наверное) иметь своё назначение, равно как гильотины и мотыги садовников имеют свои назначения. Они могут быть удобными инструментами для вычёркивания из жизни низших организмов, для уничтожения особей с младенческим интеллектом. Несомненно, тайная цель всех идолоплонничеств есть обеспечение внерациональной поддержки лживым стандартам правильного и неправильного.

Основывать ложь на мифе, конечно, гораздо безопаснее, чем основывать её на реальности, потому что ты не можешь приложить линейку к мифу и всё проверить.

Христианство, как социальное умиротворение, никогда не принималось людьми выдающейся силы, отваги и мудрости. Такие люди всегда расценивали идеал Христа как модель только для рабских душ — приспособленную для стратегических целей, но никогда не практиковавшуюся властителями, воителями, королями. «Не поступай так, как поступаю я, но делай так, как я говорю», — всегда было наставлением высших священников и правителей — послушному большинству.

Эволюция независимости удовлетворительно демонстрирует это этическое диктаторство как историческую банальность. Моральные кодексы (всегда и везде навязываемые обычным людям «аморальными» комбинациями совокупной лжи) никогда не подчиняли себе правящие касты.

Если руководителей христианских стран судить моральными кодексами, всеобщим законом, или евангельскими предписаниями, то среди них не окажется ни одной «моральной» личности. Измеренные религиозно-этическими догмами, они все как один являются разношерстной мафией, состоящей из шантажистов, мошенников, воров, убийц и безбожников. Насколько кодексы вообще применимы, то честность, несомненно, нужно искать среди отбросов общества, нежели среди элиты. Но совершенно несправедливо мерить завоевателей человечества лживыми христианскими стандартами. Христос вместе со своей моральной измерительной палкой является их подчинённым агентом — эффективным инструментом государства.

Несомненно, «моральные принципы» — это один из трюков игры «человек человеку волк», в которую играют все. Те, кто воображает себя «защищёнными в руках Иисуса»,[221] действительно усыплены и выведены из дела.

Никогда, однако, не существовало христианского короля, христианского президента, христианского конгресса или христианского синода. Конечно, многие знаменитости исповедовали христианство, например: Иуда Искариот, Св. Пётр, Торквемада, Кромвель, Авраам Линкольн, Наполеон, Гладстон и Джейбез Спенсер Бальфур:[222] но только умы паралитиков судят людей по роду их занятий. Христианин и властитель — прямые противоположности.

Возмутительная неэффективность всех евангельских теорий показывает, что все они были изобретены как кампания лжи.

Христос недвусмысленно порицает использование силы, однако все (без исключения) существовавшие нации основывались на разнузданном перерезании глоток и пиратстве. Правители мира, обладатели собранной воедино cилы не являются сейчас и никогда не были спасителями с грустными глазами — скорбными, непорочными богами-бродягами — но мастерами величественной жестокости. Говоря языком Исаии, не только Сион, но каждая нация на земле была «построена на крови».[223] Нации не могут строиться иначе.

Римляне впервые появляются в истории как свора бандитов — англичане как шайка пиратов — германцы как орды свирепых грабителей — русские как банды конокрадов — американцы как борющиеся за справедливость анархисты и похитители негров — австралийцы как ссыльные воры — турки как караваны бедуинов.

Везде символы королевства, племенные тотемы и эмблемы государства говорят о жестокости, вызове и войне.

Фасции, которые несли перед римским претором, состояли из топора для отрубания голов и связок розог для сечения спин. Жезл английской парламентской организации, чьим имитативным ответвлением является американская система («погремушка Кромвеля»), а также королевские скипетры являются не чем иным, как резными и позолоченными дубинками. Изначально как жезл, так и скипетр ежедневно использовались для разбивания непокорных голов. И они до сих пор являются эмблемами законодательной власти — и наступающей жестокости — так же, как сучковатая дубинка, зазубренное копьё, или каменный дробитель черепов традиционного вождя каннибалов.