Михаил Фонотов - Времена Антона. Судьба и педагогика А.С. Макаренко. Свободные размышления
Кульминация всех воспитательных мероприятий – многодневные походы.
Походы – это всё: умение жить в обществе, преодолевать трудности, понимать природу. Дождь, грязь, жара, комары, застрял автобус – всё воспитание. Рыбалка, кругосветки… У нас было шесть байдарок. Два автобуса, грузовая машина, автомобиль. Своя походная печка, на которой пекли пирожки, жарили рыбу. Своя походная баня. Особое удовольствие – после жаркого дня вечером попариться в бане…
В поход ходили все, с двухлетнего возраста. Малыши ходили в близкие походы. Три километра прошли – вернулись. А старшие… Если, допустим, база у нас в Чебаркуле, старшие идут в поход, допустим, к Тургояку, пешком. Или до Сатки. Так мы жили в палаточном городке целый месяц.
Конечно, все это я не могу отнести на свой счет. Мне повезло с педагогами-единомышленниками. Это – В. М. Соловьева, Л.Л. Щербинина, В. Г. Мусихин, И. О. Генкель, С. А. Кончина и многие другие. Большую помощь оказывали спонсоры – директор Коркинского рыбзавода В. Н. Пупышев, тогдашний директор горгаза В. В. Комарёв, и не только они. Наконец, глава города В. И. Марченков всегда уделял детдому особое внимание.
Тем не менее прошло время и, откуда ни возьмись, появились «доброжелатели», завистники и любители «докладывать». Пошли разговоры, что я не чист на руку. Будто обогащаюсь за счет детей. Будто, например, я построил себе двухэтажный коттедж. А там – обыкновенный дом на садовом участке. И так далее.
Конечно, без бани, без теплицы, без всего того, что у нас было, работать проще. И после меня бассейн забросили, сауну разрушили, теплицу снесли… Ввели одновозрастную систему, сделали общую столовую. Все музыкальные инструменты выбросили.
Я пришел к выводу, что система Макаренко не поддается массовому тиражированию. Сам, как лакмусовая бумага, пропитывался учением Макаренко. Встречался с многими известными макаренковедами – беседовал и спорил с ними, проверял сам себя. И в итоге понял: работа, которую я проводил, – не для всех».
Уже несколько лет, как Щербинина «вежливо попросили». Не факт, что вежливо, но факт, что попросили. В других фактах разбираться не будем. Зададим только один вопрос: то, что делал Щербинин, – плохо? Нет, не плохо. Мне, например, нравится. Можно лучше? Можно. И надо. Но туда же, в том же направлении, по тому же курсу. По – Макаренко. Не только школа, не только классы, не только уроки, не только умственный труд, но и – обязательно – труд ручной. Не знаю, как это было установлено, но наука будто бы выяснила, что человек умственной профессии будет лучше думать, умствовать, если поработает руками. Руки помогают мыслить.
Антон Макаренко – один из самых прославленных в мире людей. А он – кто? «Всего лишь» педагог. Мог ли Антон Семенович в последний год жизни предположить, что пройдет пятьдесят лет после него, и 1988 год будет объявлен (ЮНЕСКО) международным годом Макаренко? Что его признают великим – среди ста великих людей XX века? Что во всех странах мира отыщутся педагоги, которые объявят себя не то что его знатоками и почитателями, а восторженными поклонниками и горячими последователями?
И в то же время Антон Макаренко нигде не победил. Нигде.
Почему?
То, что предлагал Макаренко, – дело не школьного масштаба. В сущности, он хотел воспитать народ («Сегодня дети, завтра – народ»), Так все устроить, чтобы в обществе не стало несчастных, обездоленных, обозленных, потерявших себя людей. А это – что? Это – первейшая, высочайшая, величайшая из всех социальных задач, которые можно себе представить.
Но могут ли педагоги воспитать народ? Вряд ли. Воспитательное воздействие педагогов – мизерное, если сравнить его с воспитательным воздействием среды, то есть общества. Чтобы изменить народ, необходимо изменить социальное устройство – среду. А общество еще не созрело до того, чтобы поставить перед собой такую задачу – изменить само себя. Может быть, оно когда-нибудь созреет для этого, но созревает оно, судя по всему, медленно.
От всех, кто «как Макаренко», – избавляются. Как в свое время избавились от него самого.
Антон Макаренко – не с нами. Хочется думать, что он впереди нас.
Ильенков
С чего начать? Речь пойдет о детях несчастных – глухих, немых, но еще и слепых. Для них в Подмосковье, в Загорске, был открыт детский дом. А главное – о психологе А.И. Мещерякове и философе Э.В. Ильенкове, которые работали в этом детдоме в 60-70-е годы. И еще, естественно, о том, какое они имеют отношение к А.С. Макаренко.
Александр Иванович Мещеряков и Эвальд Васильевич Ильенков, друзья в студенческие годы, оба закончили МГХ но после его окончания Мещеряков «пошел» по линии психологии, а Ильенков – по философской линии. Оба – доктора наук. И оба увлеклись работой в Загорске, превратив этот дом для детей-инвалидов в научную лабораторию по проблемам психологии, философии и педагогики. Однако этот рассказ требует «захода».
Не случайная преемственность
Чарльз Диккенс в «Американских заметках» рассказывал, как в 1842 году он увидел Лору Бриджмен, первую в истории слепоглухонемую, овладевшую речью: «Она сидела передо мной, точно замурованная в мраморном склепе, куда не проникало ни малейшего звука или луча света, и только ее бледная белая ручка, просунувшись сквозь щель в стене, тянулась к добрым людям за помощью». Лору Бриджмен научил говорить врач и необыкновенный человек Самюэл Хаув – основатель Перкинсовской школы под Бостоном, где училась также Елена Келлер. А в Москве шла пьеса Вильяма
Гибсона «Сотворившая чудо» – о том, как обучали грамоте самую известную слепоглухонемую Елену Келлер.
Вообще работать с детьми без слуха и зрения «соглашались» только люди с добрым сердцем, истинные энтузиасты. Рассказывают, что Инесса Холл, сотрудница доктора Самюэла Хаува, от восхода до заката, без праздников и выходных дней занималась с мальчиком Леонардом Дауди. Он был ужасен, когда его привезли к ней. Он бегал на четвереньках задом наперед, потому что биться головой о стены было больно. Но через несколько лет Инесса научила его говорить, дала ему какое-то образование, что позволило ему жить уже без опеки.
В нашей стране первая клиника для слепоглухонемых детей была открыта не где-нибудь, а в Харькове. Вообще почему-то сложилось так, что Харьков, Полтава, другие города и села были – в одни годы или в разное время – центрами передовой педагогической мысли, педагогических исканий. Наверное, тому есть свое объяснение, но в причины такого феномена пока никто не вникал – что было, то было.
Клинику для слепоглухонемых детей в Харькове возглавлял профессор Иван Афанасьевич Соколянский. В НИИ педагогики он возглавлял секцию, которая включала в себя и детдом для слепоглухонемых, созданный по его же инициативе. Среди первых воспитанников этого детдома была Ольга Скороходова, которая позже стала сотрудницей Соколянского. Член-корреспондент Академии наук Д.Б. Эльконин работал в Харькове же в колонии для малолетних преступников и был близко знаком с Соколянским. Не мог не знать о Соколянском и Антон Макаренко. И он о нем знал. Более того, Макаренко имел в виду сделать Соколянского одним из героев «Педагогической поэмы» под фамилией Воробьев – показать «человека одной доктрины, преданного своим слепым и теории условных рефлексов».
Их отношения, однако, сложились непросто. Считалось даже, что Соколянский был врагом Макаренко. В самом деле, в марте 1928 года, на заседании НИИ педагогики, Соколянский за что-то критиковал Макаренко. В то же время в одном из писем Соколянский писал, что его дружба с Макаренко «длилась до моего ареста ГПУ После того, как меня выпустили и реабилитировали, Антон Семенович уже меня не признавал – очевидно, он меня считал врагом. Макаренко охладел, очевидно, полагая, что нет дыма без огня».
Соколянский был арестован в 1933 году и лишен свободы на три года условно. Но через несколько лет, уже в 1937 году, его арестовали вновь и вновь освободили через полтора года. В его освобождении, как говорили, активную роль, с помощью Максима Горького, сыграл Макаренко. Вскоре Соколянский покинул Харьков и переехал в Москву, где был принят научно-исследовательским институтом спецшкол и детдомов Наркомпроса. Когда началась война, Харьковский детдом, где Соколянский занимался со слепоглухонемыми детьми, не успели эвакуировать, и фашисты уничтожили несчастных детей как «неполноценных».
Соколянский умер в 1960 году. А интернат в Загорске, единственный в стране, открылся в 1963 году. До этого за помощью для своих несчастных детей родители могли обращаться в Институт дефектологии, в лабораторию, которой руководил Мещеряков, а до него – не кто-то другой, а именно профессор Иван Афанасьевич Соколянский, который теперь считается основателем советской тифлосурдопедагогики – науки о работе со слепоглухонемыми детьми.
В жизнь – из мрака и безмолвья
