Алан Кларк - План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
Намерением Гитлера было превратить Ленинград во «второстепенный театр операций», а на периметр осады оставить 6–7 пехотных дивизий.
Эти силы были в состоянии держать три миллиона голодающих жителей за проволокой под током, но не способны справиться с армией Ворошилова, пусть плохо вооруженной и истощенной к этому времени. И даже после падения Шлиссельбурга (которое, кстати, произошло только через три дня после утверждения Директивы № 35) периметр осады – в основном из-за несговорчивости финнов – оставался достаточно рыхлым и позволял гарнизону города опасную свободу движений.
Учитывая это и пользуясь слухами из ОКХ о готовящейся директиве, Риттер фон Лееб уже подготавливал план прямого штурма города. Он надеялся начать наступление 5 сентября, за день до выхода директивы, но 41-й танковый корпус был настолько измотан в боях, что ему потребовался трехдневный отдых и ремонт.
9 сентября Рейнгардт был готов, и началась атака: 1-я танковая дивизия наступала по левому берегу Невы, 6-я танковая – по обе стороны железнодорожной магистрали, идущей к Ленинграду с юга. Обе дивизии вскоре застряли в сети противотанковых рвов и разбросанных полевых укреплений, сооруженных строительными батальонами и ополчением на предшествующей неделе. Эти оборонительные сооружения часто были плохо расположены и неважно выполнены, но их было много[60]. Русским не хватало артиллерии, да и всего, что не производилось на месте, в Ленинграде и пригородах. Зато у них было большое количество средних и тяжелых минометов, огонь которых, на дистанциях того первого дня боев, был почти так же эффективен, как и огонь регулярной полевой артиллерии. В прибрежном секторе между морем и Красным Селом двенадцатидюймовые орудия флота усиленно обстреливали тыл германской армии. На поле боя сражались танки KB, экипажи которых состояли из испытателей и механиков с Кировского завода, где и в то время продолжали выпуск танков, примерно по четыре единицы в день. Именно в такого рода действиях – в ближнем бою – типичные русские качества, такие, как храбрость, упорство, смекалка в использовании маскировки и засад, более чем компенсировали те недостатки в руководстве и материальной части, которые приводили к огромным потерям на открытой местности на границе и на Луге.
Немецкие танки, наоборот, страдали, подобно всем бронетанковым войскам, натыкавшимся на средства ближней обороны. Танкисты несли тяжелые потери, пока их командиры пытались тактически приспособиться к незнакомому окружению. В первый же день наступления четыре командира 6-й танковой дивизии были убиты.
К вечеру второго дня (10 сентября) немцы подошли к последней линии русской обороны, которая шла по гребню невысоких возвышенностей, известных как Дудергофские высоты, около шести миль к юго-востоку от Ленинграда. В течение ночи многие танки ведущей дивизии, 1-й танковой, остались на поле боя впереди главных германских позиций, отражая контратаки, которые русские обязательно проводили по ночам. При зловещем свете пылающих бутылок с керосином они прорывали одну цепь защитников за другой, когда те готовились атаковать немцев, оставшихся на позициях, захваченных в течение дня. Как только рассвело, над полем боя появились пикирующие бомбардировщики, и 41-й танковый корпус напрягся (и сколько еще раз будет повторяться эта фраза!) «еще для одного последнего рывка». 1-я танковая дивизия потеряла столько машин, что остался только один батальон, в котором сохранилось не более 50 процентов боевой техники. Однако она постепенно продвигалась вперед на протяжении всего дня, и к 16:00 поднялась на высоту 167, невысокий холм около 450 футов, наивысшую точку Дудергофских высот.
Перед победоносными войсками в солнечном сиянии на расстоянии 12 километров расстилался город Ленинград со своими золотыми куполами и башнями и его порт с военными кораблями, которые пытались обстрелом из своих самых тяжелых орудий не дать удержаться немцам на высотах.
На левом фланге танкового корпуса пехота медленно пробивала себе путь вперед, и как только высота 167 была очищена от русских орудий и наблюдателей, она стала продвигаться быстрее, занимая пригородные районы Слуцка (Павловска) и Пушкина, а вечером 11 сентября Красное Село.
К 12 сентября, четвертому дню штурма, командованию сухопутных войск (ОКХ) стало ясно, что на театре военных действий, откуда они рассчитывали взять подкрепления, бушуют кровопролитные бои. Гальдер передал Леебу по буквопечатающему аппарату, что город «не должен быть взят, а только окружен. Наступление не должно заходить за рубеж шоссе Петергоф – Пушкин» (который уже был пройден). Однако на следующий день Гитлер дал новую директиву. Была ли она подсказана Кейтелем, который сам был сторонником наступления на Ленинград и другом Лееба, или потому что идея столь блестящей победы снова захватила его воображение, но фюрер провозгласил:
«Чтобы не ослаблять наступление… [воздушные и бронетанковые силы] не должны сниматься оттуда вплоть до осуществления полного окружения. Поэтому дата, указанная в Директиве № 35 для передислокации, может быть передвинута на несколько дней».
Так как под «полным окружением» в этой последней директиве понималось «в пределах артиллерийского огня» и так как ни одно полевое орудие в германской армии не могло стрелять с одного конца Ленинграда до другого, отсюда практически вытекал приказ ворваться в сам город. В последующие четыре дня германская удавка постепенно сжималась. В центре было занято Пулково, Урицк (Лигово), рядом с побережьем, соединяющимся с центром города четырехмильным «променадом», и Александровка, где находилось кольцо трамвайной линии с Невского проспекта. Но в изменчивом течении ближних боев незаметно наступил тот момент, столь часто не замечаемый ни той, ни другой стороной, когда наступающие тратят свои силы на все менее впечатляющие достижения. Атака с трех сторон на русские позиции у Колпина силами 6-й танковой и двух пехотных дивизий была отражена. В тот же самый день ОКВ приказало «немедленный» отвод 41-го танкового корпуса и 8-го воздушного корпуса. В ночь на 17 сентября 1-я танковая дивизия начала грузить свои уцелевшие танки на железнодорожные платформы южнее Красногвардейска (Гатчины), а 36-я моторизованная дивизия направилась своим ходом на Псков. Только понесшая тяжелые потери 6-я танковая была оставлена на несколько дней, чтобы оторваться от противника и зализать свои раны. В этот вечер Гальдер мрачно отмечает:
«Кольцо вокруг Ленинграда еще не затянулось так туго, как можно было бы желать, и дальнейшие успехи, после отвода 1-й танковой и 36-й моторизованной с этого фронта, проблематичны. Принимая во внимание утечку наших сил с Ленинградского фронта, где противник как раз сосредоточил крупные силы и большие количества материальной части, положение останется критическим до того времени, когда голод выступит нашим союзником».
Наступление 41-го танкового корпуса – это еще один пример того, как командующие армиями были непоследовательны в своем отношении к директивам Гитлера, когда это было им выгодно и когда они знали, что это сойдет им с рук. Получилась почти десятидневная задержка в передислокации группы Гёпнера на юг – и это в то время, когда даже сутки начинали принимать огромное значение. И когда немецкие танки наконец ушли от Ленинграда, они были не в состоянии воевать. Им требовалось восстановление, пополнение и отдых. Иначе говоря, им нужно было время.
Это наступление было первым и единственным случаем, когда немцы пытались взять город штурмом. Ведущий западный специалист по осадам считает, что «…отводом танковых дивизий как раз в момент, когда овладение городом казалось почти фактом, Гитлер спас Ленинград». Но так ли это справедливо? Только оглядываясь назад, можно увидеть, что город был «спасен» факторами, действовавшими осенью 1941 года. А в то время каждый здравый подход приводил к заключению, что длительная осада окажется, в конце концов, успешной. Да и на деле тяжелое положение Ленинграда продолжало все время ухудшаться до тех пор, пока не была прорвана осада в 1943 году, когда стратегическая инициатива перешла к русским. Далее доказывать, что Ленинград был «спасен» в 1941-м, вызывает вопрос: насколько его взятие 41-м танковым корпусом «казалось несомненным»? Хотя немцы постепенно сжимали полевые оборонительные сооружения на окраинах, а местами и прорывали их силами нескольких танков – все равно, перед ними стояла перспектива длительных ожесточенных уличных боев в городе с крайне прочными каменными зданиями, перерезанном сетью каналов и проток. На подобной местности ополченские войска, вооруженные бутылками с горючей смесью и динамитными шашками, как уже показала осада Мадрида, могут перемалывать целые корпуса кадровых войск.
«Если наглый враг попытается прорваться в наш город, он найдет здесь свою могилу. Мы, ленинградцы, мужчины и женщины, от мала до велика бросимся в смертельный бой с фашистскими разбойниками. Бесстрашно и беззаветно мы будем защищать каждую улицу, каждый дом, каждый камень нашего великого города».
