Генри Шлезингер - Искусство шпионажа: Тайная история спецтехники ЦРУ

ЦРУ позже узнало о том, что по крайней мере за месяц до ареста Петерсон TRIGON был уже мертв. Его выдала семья шпионов Кочеров, Карл и его супруга Хана. Кочеры были чешскими подданными, прибывшими в 1965 г. в США по заданию чешской разведки. Они изображали из себя ярых антикоммунистов, заявляя, что сбежали в Америку в поисках свободы. Карл получил ученую степень в Колумбийском университете, и затем его приняли на работу в ЦРУ в качестве переводчика. Чехословацкая разведка передавала КГБ сообщения от своих агентов. Информация Кочера о советском дипломате, работающем на ЦРУ в Колумбии, послужила поводом для начала расследования, что в конечном счете позволило вычислить Огородника.

Точные обстоятельства смерти агента TRIGON остаются невыясненными, но его настойчивость в получении Л-таблетки была свидетельством того, что он обладал даром предвидения. Подтверждение этого есть в книге «Агентурная кличка – TRIGON», вышедшей в 2000 г.[7] Автор, отставной офицер КГБ Игорь Перетрухин вел это расследование и утверждал, что TRIGON, сидя за столом в своей квартире и окруженный офицерами, в два часа ночи попросил бумагу и ручку, чтобы написать заявление председателю КГБ. Он попросил свою авторучку, которая лежала на столе и которую офицер КГБ уже осмотрел. Ручку проверили более тщательно еще раз, прежде чем дать агенту. Во время работы над заявлением TRIGON несколько раз прерывался и играл с авторучкой. Когда около стола никого не было, TRIGON сумел быстро вытащить из авторучки Л-таблетку и положить себе в рот. Внезапно он задрожал, откинулся на спинку стула и начал хрипеть. Офицеры КГБ бросились к нему и попробовали металлической линейкой открыть его твердо сжатые челюсти, чтобы извлечь ампулу с ядом. Изо рта агента начала выходить пенящаяся кровь, и он уже не приходил в сознание{163}.

Карл Кочер был арестован в Нью-Йорке 27 ноября 1984 г. и обвинен в шпионаже. Он отсидел в тюрьме менее двух лет, после чего его обменяли на советского заключенного, диссидента Анатолия Шаранского. Выйдя на свободу, Карл и его жена вернулись в Чехословакию{164}.

Глава 9

Сражение в условиях Арктики

И вы узнаете истину, и истина сделает вас свободными.

Смерть агента TRIGON и арест Марты Петерсон были для КГБ сомнительной победой. TRIGON вел активную агентурную деятельность более четырех лет, и ранее советские руководители, возможно, о ней не знали. Они, однако, понимали значение информации, которую передавал этот агент. По советским меркам TRIGON занимал не такой уж высокий пост, но имел доступ к документам, содержащим жизненно важные секреты СССР.

В отличие от Пеньковского, здесь не было никакого открытого суда с представителями общественности, на котором бы любимый пудель агента и его южноамериканская любовница были бы представлены в качестве доказательства моральной деградации и индивидуализма шпиона. Для КГБ самоубийство Огородника стало настоящим ударом – оно сделало невозможным какие-либо допросы и оценку значимости информации, которую он передал или, возможно, не успел передать американцам[8]. КГБ готовился к худшему. Во время работы в Москве TRIGON имел доступ к самой актуальной политической информации и к планам МИДа, касающимся, в частности, позиции СССР на переговорах по ограничению стратегических вооружений{165}.

TRIGON снабжал ЦРУ жизненно важной разведывательной информацией, которую непосредственно использовали дипломаты в реальной политической игре, а также для оценки военной угрозы в наиболее сложные периоды противостояния в холодной войне. Это были данные разведки, которые нельзя было получить со спутников, из открытых советских источников, таких как средства массовой информации или свидетельства невозвращенцев. Это была «скоропортящаяся» информация – особый вид разведывательных сведений, которые непрерывно требовались для отслеживания изменений в динамике международных отношений. Такую информацию мог дать только реальный агент, снабженный спецтехникой для копирования документов или для записи бесед.

КГБ не сообщил точных деталей расследования советским печатным изданиям, таким как газета «Правда» и другие государственные СМИ. Однако самый главный вывод, который сделала контрразведка КГБ, заключался в том, что теперь американская разведка способна работать с активным агентом в особо опасных для ЦРУ регионах, в том числе в Москве. КГБ напоминало банкира, полностью уверенного в своей мощнейшей системе безопасности и вооруженной охране, который вдруг обнаружил, что в его броне имеется брешь.

Не оставалось сомнений в том, что тайны Москвы, а также всего советского блока были теперь уязвимы для американской разведки, и спецтехника играла при этом существенную роль. Коллекция спецтехники, захваченной при арестах Огородника и Петерсон, состоящая из микрокамеры и радиоприемника для контроля переговоров наружного наблюдения, подтверждала новый потенциал технических возможностей, доступных в мероприятиях американских агентов и оперативных офицеров ЦРУ.

Ранее КГБ уже имел возможность убедиться в высоком техническом уровне американской разведки после обнаружения в 1974 г. специального датчика. Закамуфлированное под пенек в лесу, около базы советских ВВС, это насыщенное до предела электроникой спецустройство было способно перехватывать радиосигналы с летного поля и передавать их сотрудникам ЦРУ{166}. Захват Огородника подтвердил, что в руках агентов появилась более совершенная спецтехника. Тайники, сигнальные метки и одноразовые шифрблокноты все еще использовались американцами, однако оперативные возможности ЦРУ постоянно развивались. Было очевидно, что вскоре в арсенале ЦРУ появятся спецсредства, которые полностью вытеснят старую оперативную технику, позволят убрать агентурную связь с улиц и перенести ее в радиоэфир.

Дело Петерсон показало еще одну проблему для офицеров Второго главного управления КГБ. По стандартам КГБ Марта Петерсон не вписывалась в образ офицера разведки – ее оперативное прикрытие полностью соответствовало образу жизни обычных иностранных специалистов, работающих в Москве. Почти два года огромный аппарат советской госбезопасности, вероятно, не уделял ей должного внимания. «Я думаю, что когда они поймали Марту Петерсон, у них на многое открылись глаза», – вспоминал оперативный офицер ЦРУ, один из активных участников этих мероприятий.

КГБ приложил все усилия, чтобы создать для агентурной работы ЦРУ в Москве тяжелейшие условия, как в Арктике. При этом КГБ пришлось расстаться с иллюзиями относительно возможностей своей службы наружного наблюдения. Тем не менее инструкции нового председателя КГБ руководителям подразделений в начале 1973 г. звучали так: «Ступайте и перетряхните там все».

Руководитель OTS Сид Готлиб направил подобное предписание и своим офицерам-техникам. «Вы там не заигрывайтесь с техническими устройствами. Я посылаю вас туда, чтобы спецтехника стала частью оперативных мероприятий, и вы должны использовать наши специзделия везде, где ждут от них помощи». В последующие два года сочетание новых методов и современной спецтехники должно было изменить оперативную обстановку в Москве. Так началось сражение в «советской Арктике».

Согласно требованиям Оперативного директората новые офицеры ЦРУ проходили интенсивный шестимесячный курс оперативно-технической подготовки. Она включала в себя обучение фотографированию с помощью обычной 35-мм фотоаппаратуры, работу с «Миноксом» и другими типами миниатюрных фотокамер. Проводись тренировки в области обработки фотопленки, приемов открывания замков, создания эскизов мест оперативных мероприятий; изучались тайнопись, изготовление простых видов контейнеров и упаковка микроточек. Цель курса заключалась в том, чтобы показать оперативному составу разнообразную спецтехнику OTS и объяснить ее возможности{167}.

Сотрудников OTS, которых готовили в Лэнгли для участия в операциях за рубежом, называли в переписке «офицеры ТОО» (Technical Operative Officer). Они обучались по всем направлениям OTS, включая изготовление документов, оперативный макияж, технику подслушивания и тайнопись. Только после приобретения необходимой практики в каждом из направлений их признавали готовыми к решению главных задач OTS. В начале 1970-х гг. в работе ЦРУ в Москве приоритетным стало обеспечение оперативных мероприятий специальной фототехникой.

В зависимости от обстоятельств, офицеры московской резидентуры ЦРУ могли использовать обычные 35-мм фотокамеры или специальные миниатюрные фотоаппараты для съемки людей, а также мест для закладки тайников и постановки сигнальных меток. Самой любимой у них была малогабаритная швейцарская фотокамера «Тессина», позволявшая снимать 72 кадра на стандартную 35-мм фотопленку вместо 36 кадров, как у обычных фотокамер. Небольшие размеры и вес «Тессины», а также наличие пружинного механизма перемотки пленки и взвода затвора делали ее очень удобной для качественного фотографирования одной рукой и быстрого сокрытия в камуфляж. Сотрудники OTS иногда делали сами прикрытия-камуфляж для этих фотокамер – кошельки, небольшие кожаные сумки и книги.