Алла Демидова - Письма к Тому

Городские власти (Моссовет, а не мэрия, мэрия против раздела) оскорбили 30-летнюю историю своего театра. Им не воспрепятствовали руководители страны. Справедливости ради необходимо сказать, что мэрия предоставила группе Губенко три помещения на выбор. Нет, они предпочли оккупировать Театр на Таганке.

Театр на Таганке объявляет о своем вынужденном закрытии в день открытия 30-го сезона.

Мы приносим извинения нашим зрителям за столь внезапную кончину нашего репертуара. Существование под одной крышей с этим явлением и с этими людьми мы считаем делом безнравственным и невозможным.

Демидова, Золотухин, Бортник, Смехов, Смирнов, Антипов, А. Грабе, Е. Грабе, Беляев, Фурсенко, Щербаков, Шуляковский, Шаповалов, Сидоренко, Селютина, Манышева, Бобылева, Полицеймако, Маслова, Додина, Ковалева, Трофимов, Овчинников, Фарада, Глаголин, Боровский, Семенов, Галина Власова.

Факс

From: Nobuyoki NAKAMOTO

27-го июля 1993 г.

Театр «А». Алла Демидова!

Уважаемая Алла!!

Как вам сообщили, пока идет как следует подготовка к организации Four-Quartetto Meeting Quatre Quartetto in Tokio. Самое важное – осуществить этот, наш общий прожект, прежде всего добиться приезда вашего «Квартета».

Очень прошу вас сразу же обратиться с нужными документами в Посольство Японии в Москве, так как в нашей стране уже все сделано оформление. Поскорей! Сразу!

Ждем с нетерпением ответа!

Передайте всем привет.

Всего хорошего.

Письмо

27 сентября 1993 г.

Том! Как забавно японцы ведут дела. Вернее, какое точное у них «слово, которое не расходится с делом». Однажды, в Токио, я смотрела какой-то молодежный спектакль, весьма средний и после спектакли «посиделки». А у японцев – буквально. Сидишь на полу, поджав ноги, пьешь что-то и «разговариваешь». Можете представить, как я все это не люблю. А около меня сидела какая-то некрасивая, немолодая японка и что-то через переводчика мне говорила, как она восхищена нашим «Квартетом» и как она хочет организовать фестиваль под названием «Квартет» и пригласить из разных стран эти спектакли. Я слушала вполуха, кивала и думала «скорей бы домой».

Так вот, Том! Мы в Токио опять. Прошел только что этот фестиваль десятидневный, и действительно были одни «Квартеты» Хайнера Мюллера: японцы, немцы, итальянцы, еще кто-то из Южной Америки и мы с Димой Певцовым. Конечно, наш спектакль признали лучшим, заплатили по нынешним временам хорошие деньги, и эта же японка хочет на следующий год возить наш «Квартет» по Японии. Думаю, что мы не сможем. У нас с Терзопулосом все практически расписано.

Я тут накупила разных париков, много-много японской еды, их саке и завтра, когда прилетим, устрою дома свой день рождения «по-японски». Каждое японское блюдо буду вносить в разных париках и одеждах. Такой «театр на дому».

Все, Том, скоро позовут на посадку. Я быстренько опущу это Письмо или попрошу кого-нибудь из провожающих. Забавно, Том, они тут в аэропорту, в помещении, все-все в панамках. Наверное, до сих пор боятся «Хиросимы». Обнимаю.

Письмо

15 октября 1993 г.

Том, здравствуйте! Мы с «Квартетом» опять в Греции, на этот раз в Салониках. Трудно было найти рейс Москва – Салоники. Поэтому прилетели в Афины и потом через всю страну – на север. Наш режиссер жил и работал раньше в Салониках. А на берегу моря в деревне, где, по слухам, родился Еврипид, живут его родители. Большой дом с садом. Мне подарили ветку с большим красным гранатом. Говорят – символ благополучия. Ну, дай Бог! Здесь очень интересные раскопки, недалеко от деревни. Например: пол, выложенный каменными плитами, остатки колонн и длинная каменная скамья с дырками на сиденье. Это было закрытое сверху помещение. Там прогуливались философы, вели свои бесконечные «диалоги» и время от времени, если была нужда, садились на скамью на эти дыры, которые служили туалетом. А внизу под дырами протекала река, которая все смывала. «Высокое» и «низкое» не различали. Можно бы и дальше продолжать теоретизировать в этом ключе, да как-то лень. Я не выношу жару. А меня все время носит по жарким странам. А Вы знаете, что я в предыдущей жизни была греческим актером, а в средние века алхимиком. И все время мужчинами. Забавно, правда. Что-то у меня от этого осталось.

Салоники интереснее Афин. Много сохранилось от старой жизни. Я это люблю. И какая-то тихая патриархальность. Много интеллигенции.

У нас тут забавный театральный эксперимент. Дело в том, что Терзопулос – наш режиссер – в свое время поставил «Квартет» с греческими актерами, и я этот спектакль видела на фестивале в Квебеке, и тогда же он увидел там нашу «Федру». Мы друг другу понравились и решили работать вместе. С нами он сделал совершенно другой спектакль. И вот сейчас, в Салониках, мы будем играть в один вечер оба спектакля: 1-е отделение – греки и 2-е – мы. Забавно, правда? Спектакли абсолютно противоположны по стилю: там – «игра на черном дворе», а у нас – рококо. Для греческой публики хорошо, потому что вначале они услышали текст на родном языке, а уж потом – мы по-русски. Такого в театре я не припомню. Греки этот спектакль играют очень хорошо. Но я не боюсь – потому что мы другие.

Я, как всегда, много здесь гуляю. И даже купила себе норковую шубу. Греки ведь знаменитые скорняки.

Вот, Том, мой краткий отчет из очередного города. Привет Юлии.

Письмо

15 ноября 1993 г.

Том, здравствуйте! Пишу из Испании. Мы здесь на гастролях целый месяц. Возим спектакль «Таганки» «Преступление и наказание» по всем городам – были уже в Памплоне, в Victorie, в Мадриде, в Валадахаре (наши актеры называют – на Вадалахарщине, т. к. место похоже на Украину), в Вагадос, в Кáсаросе, в Вигдос и т. д. и т. д. Том, перечисляю эти названия только потому, что звучат они по-русски божественно. Города прекрасные – везде остались старые крепости, соборы, мощенные булыжником улицы, красивые дома. Половину времени, конечно, сидим в автобусах – переезды по 5–6 часов. Иногда по видео в автобусе смотрим ужасные картины, типа «Терминатор-2». Устала, конечно, очень, но не ехать было нельзя – театральная дисциплина. Хотя театра «Таганки» практически уже нет. В Москве – дома – мы не играем. Идет суд из-за помещения. Сейчас у нас везде борются за собственность – делят землю, дома, фабрики, пароходы, институты и т. д. Поэтому Губенко – наш бывший актер и бывший министр культуры – хочет урвать у «Таганки» 3/4 помещения. История мутная и нехорошая, как если бы ваши дети судом отбирали у вас часть вашего с Юлией дома. Вообще атмосфера в Москве сейчас нехорошая. Вечером я боюсь выходить гулять с собакой в наш двор, а это ведь в самом центре города. Поэтому, может быть, и хорошо, что мы сейчас так много гастролируем. Кстати, я тут раза 2 воспользовалась при покупке кредитной карточкой – не потому что не было денег, а чтобы ее немного задействовать в дело. Зарабатываем мы немного, но на жизнь хватает.

Вы получили мое Письмо из Греции? Я его не сама отправляла, а попросила нашего режиссера Теодора Терзопулоса, а он человек забывчивый, мог Письмо потерять.

Сейчас пишу во время спектакля – поэтому на такой плохой бумаге. У меня во 2-м действии много свободного времени. Я играю мать Раскольникова. Роль моя нелюбимая. Спектакль был сделан в 78 году, и за эту роль я потом получила от Любимова Машу в «Трех сестрах». В моей книжке, я, по-моему, пишу об этом. Кстати, сейчас в Москве снимают фильм по «Преступлению и наказанию», и роль матери играет Ванесса Редгрейв – очень хорошая актриса. Внешне я играю немного мать Ленина – т. е. мать убийцы. Убийцы с теорией – что написано пером, то потом вырубается топором. И в Париже в январе мы тоже будем играть этот спектакль и еще «Бориса Годунова». Для меня – в смысле творчества – гастроли не выгодные. Это жаль. Потому что в Париже я имела большой успех после «Вишневого сада» и в «Monde» была большая хвалебная статья обо мне Мишеля Курно – их лучшего театрального критика.

Сказать откровенно – театр и игра мне надоели. Я, наверное, переросла этот жанр. Мне все кажется в театре детской игрой. Но когда дома сижу долго без дела, – скучно. Видимо, я где-то неправильно выбрала свою судьбу. Сейчас менять, наверное, что-то поздно.

Вот, Том, пожалуй, все. Надо идти на сцену – играть последний монолог сумасшествия – мать не выдержала напряжения и сошла с ума. Письмо тоже попрошу кого-нибудь отправить – сама не знаю, где и как. Впереди еще много городов – Valladolid, Albacete, Almanza, Cuadalagara, Toledo, – и 29 ноября летим в Москву. Весь декабрь в Москве.

Низкий поклон Юлии.

Как Ваша книга?

Пишите на Москву – может быть, дойдет. Обнимаю.

P.S. Письмо, конечно, носила в сумке несколько дней – не знала, где и как купить марку. Мой французский здесь никто не понимает, а испанского я не знаю. Наконец, узнала, что марка по-испански, оказывается, – séllos.