Иван Ильин - Наши задачи -Том I
Отсюда явствует, что сущность тоталитаризма состоит не столько в особой форме государственного устройства (демократической, республиканской или авторитарной), сколько в объеме управления: этот объем становится всеохватывающим. Однако такое всеобъемлющее управление осуществимо только при проведении самой последовательной диктатуры, основанной на единстве власти, на единой исключительной партии, на монополии работодательства, на всепроникающем сыске, на взаимодоносительстве и на беспощадном терроре. Такая организация управления позволяет придать собственно государственной форме любой вид: советский, федеративный, избирательный, республиканский или иной. Важна не государственная форма, а организация управления, обеспечивающая всеохват; до последнего закоулка городского подвала, деревенского чулана, личной души, научной лаборатории, композиторской фантазии, больницы, библиотеки, газеты, рыбачьей лодки и церковной исповедальни.
Это означает, что тоталитарный режим держится не основными законами, а партийными указами, распоряжениями и инструкциями. Поскольку законы вообще еще имеются, они всецело подчинены партийным инструкциям. Поскольку государственные органы еще с виду действуют, они слагают только показную оболочку партийной диктатуры. Поскольку «граждане» ещё существуют, они суть только субъекты обязанностей (но не прав! не полномочий!) и объекты распоряжений; или иначе: индивидуальные люди суть рабочие машины, носители страха и симулянты сочувственной лояльности. Это есть строй, в котором нет субъектов права, нет законов, нет правового государства. Здесь правосознание заменено психическими механизмами – голода, страха, муки и унижения; а творческий труд –психофизическим механизмом рабского надрывного напряжения.
Поэтому тоталитарный режим не есть – ни правовой, ни государственный режим. Созданный материалистами, он весь держится на животных и рабских механизмах «тела-души»; на угрожающих приказах рабонадзирателей; на их, внушенных им сверху, произвольных распоряжениях. Это не государство, в котором есть граждане, законы и правительство; это социально-гипнотическая машина; это жуткое и невиданное в истории биологическое явление – общество, спаянное страхом, инстинктом и злодейством, – но не правом, не свободой, не духом, не гражданством и не государством.
Если же все-таки говорить о форме этой организации, хотя и не правовой и противоправной, то это есть рабовладельческая диктатура невиданного размера и всепроникающего захвата.
Правовое государство покоится всецело на призвании человеческой личности – духовной, свободной, полномочной, управляющей собою в душе и в делах, т. е. оно покоится на лояльном правосознании. Тоталитарный режим, напротив того, покоится на террористическом внушении. Людям грозит: безработица, лишенчество, разлука с семьей, гибель семьи и детей, арест, тюрьма, инквизиционные допросы, унижения, избиения, пытки, ссылка, гибель в каторжном концлагере от голода, холода и переутомления, под давлением этого всеохватывающего страха им внушается: полная покорность, безбожно материалистическое мироощущение, систематическое доносительство, готовность к любой лжи и безнравственности и согласие жить впроголодь и впрохолодь при надрывном труде. И сверх того, им внушается «пафос коммунистической революции» и нелепое чувство собственного превосходства над всеми другими народами; иными словами: гордыня собственного безумия и иллюзия собственного преуспеяния. Под влиянием этого террористического гипноза они заражаются слепой верою в противоестественный коммунизм, трагикомическим самомнением и презрительным недоверием ко всему, что идет не из (советской! коммунистической!) псевдо-России.
Этот гипноз инфильтрирует и калечит их души – давно, десятилетиями, в поколениях; они уже не замечают его происхождения; они не понимают, откуда в них эта одержимость гордынею, и некоторые из них (слава Богу – не все!), попав за границу, блуждают в таком болезненном, тоталитарном душевном состоянии по лицу земли, никому не доверяя, злобою и презрением встречая более ранних эмигрантов и впадают от времени до времени в припадки болезненного самомнения. Это остатки тридцатилетнего гипноза, которые могут быть лишь постепенно изжиты и преодолены. Таковы своеобразные черты этого болезненного и чудовищного режима.
От демократии к тоталитаризму
В наше время существует довольно распространенный предрассудок, будто демократический строй обеспечивает человеческое общество от тоталитарного режима и будто всякое отступление от демократии в сторону авторитарного строя приближает народы к тоталитаризму. Верно ли это?
Обе эти формы государства, – и авторитарная и демократическая, – хорошо известны нам из истории. Всякое государство, управляемое властью, независимо от народного избрания и контроля, является авторитарным государством: таковы все патриархальные общины, все теократические государства, все диктаториальные республики, все аристократические – наследственные республики, все единоличные диктатуры и все неограниченные монархии. Авторитарный строй не исключает народного представительства, но дает ему лишь совещательные права: глава государства (единоличный или коллективный) выслушивает советы народа, но правит самостоятельно.
Такое авторитарное законодательство и правление отнюдь не ведет к тоталитарному режиму. Тоталитаризм состоит в исключении всей и всякой самодеятельности граждан: их личной свободы, их корпоративной организации, их местного и профессионального самоуправления, их усмотрения в делах личных и семейных, их хозяйственной инициативы и их культурной самодеятельности. Такой (или приближающийся к нему) режим отмечается в истории человечества в виде редкого и кратковременного исключения, в виде проваливающихся опытов, отнюдь не связанных с авторитарною формою государства. Такой режим и не мог быть последовательно проведен до XIX века в силу отсутствия технических условий (железных дорог, телеграфа, телефона, радио, авиации) и административной изощренности (организация всеобщей зависимости и взаимодоносительства); он появился впервые, строго говоря, лишь в XX веке. Для нас поучительна история России: наша страна политически сложилась, окрепла и культурно расцвела при авторитарной форме государства, а ныне нищенствует, терпит унижение, прекратила свой культурный рост и вымирает физически – именно при тоталитарном режиме…
Этот режим определяется тотальным объемом государственного регулирования. А между тем авторитарный строй совсем не покушается на такой объем: он может довольствоваться малым объемом административного вмешательства и совсем не претендовать на всестороннюю навязчивую опеку жизни. Мало того, великие государи всегда стремились приучить граждан к свободной самодеятельности и развязать их инициативу. И когда продажные писаки, желая угодить левым или правым тоталитаристам, начинают приписывать тоталитарные тенденции Петру Великому, то они обнаруживают только свое невежество и свою лживость. Петр Великий имел одну великую, осознанную им самим, задачу: пробудить творческую инициативу русского человека во всех областях жизни; и то, что он сам называл «приневоливанием народа», было пробуждением его воли к живой самодеятельности.
И вот, не следует представлять себе дела так, что авторитарный строй ведет к тоталитаризму, а демократический строй спасает и обеспечивает народы от него. Именно демократический строй может обнаружить склонность к систематическому расширению своего административного захвата. Этот процесс мы и наблюдаем теперь в Европе.
Тяготение к вмешательству во все стороны жизни для властного регулирования ее возникло в истории – или по теократически-церковным мотивам, или же из демократически-социалистических побуждений.
Так, идея всепоглощающего, выдвинутая Платоном (V-VI века до Р.Х.), носила характер теократический (власть богосозерцающих философов): он хотел подвергнуть регулированию всю жизнь граждан (до собственности, брака, воспитания и музыки включительно). Попытка католического монаха Савонаролы ввести во Флоренции церковно-государственно-принудительную добродетель (1494-1497) носила также теократически-клерикальный характер. Правление реформата Кальвина в Женеве (1541-1564), пытавшееся подвергнуть государственному регулированию верования, нравы, развлечения, поступки и даже выражение лиц у граждан и не останавливавшееся перед организацией сыска и доносов, а также перед изгнаниями и казнями (1542-1546 было казнено 58 человек и 75 изгнано), – имело также клерикально-теократический характер. Такой же характер был присущ и сентиментально-коммунистическому государству иезуитов в Парагвае (XVII-XVIII в.).
