Уильям Грэшем - Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини
В тот октябрьский понедельник, когда огни в театре были тусклы, а на световой рекламе по обеим сторонам сцены горело единственное слово — «Гудини», толпа пребывала в напряжении. В течение многих лет они слышали легенды об этом артисте, и наконец он здесь.
Оркестр грянул марш «Кайзер Фредерик», огни вспыхнули, занавес поднялся, открылась сцена. «Король освобождения» двинулся навстречу публике, вздернув подбордок и смело глядя в зал своими серо-голубыми глазами. Осанкой, напряженностью тела, зловещим обликом он напоминал атакующего буйвола. Если кому и было суждено удержать в узле бродвейских головорезов в театре «Колониал», так именно ему.
Музыка смолкла. С едва заметной улыбкой Гудини поднял голову еще выше и заговорил резким пронзительным голосом, достигавшим галерки: «Добрый вечер, дамы и господа. Прежде чем познакомить вас с моими последними достижениями в области магии, я хотел бы показать вам, чего можно добиться путем постоянных тренировок. Освобождение из смирительной рубашки представляется вам совершенно невозможным. Я просил ассистентов затянуть ее на мне так крепко, как только возможно. Для начала я хотел бы сказать, что в моей работе нет ничего сверхъестественного. Все, что я делаю — лишь ловкость рук и тела. Я приглашаю на сцену комиссию, чтобы вы могли удостовериться в моей честности. Лестница слева от меня. Приглашаю я и тех, кто принес с собой наручники, кандалы или другие приспособления, чтобы проверить мои возможности. С вашего разрешения, я сниму пиджак».
Сила его личности была сродни натянутой тетиве арбалета. Публика напряженно притихла. Гарри остался в серой безрукавке и полосатых брюках — своей обычной одежде для дневных спектаклей. Облаченные в ливреи ассистенты принялись натягивать на него смирительную рубашку. Это были верный Куколь и маленький подвижный лондонец по имени Джим Викери. Кое-кто из вышедших на сцену зрителей был в дружбе с «королем освобождения». Им надлежало сделать все, чтобы какой-нибудь «чересчур глазастый» зритель не испортил представление.
Длинные волосы Гудини развевались, он шарахался то в одну сторону, то в другую, раскачивался, сгибался пополам, упираясь локтями в колени, чтобы ослабить рубашку и, подняв руки над головой, дотянуться до пряжки зубами. Публика сидела, потрясенная. Когда Гарри сорвал рубашку и швырнул ее за кулисы, зал взорвался восторженными рукоплесканиями.
Пока Гудини бился с рубашкой, на сцене собрались люди с наручниками. Куколь стоял возле лестницы, очевидно, помогая джентльменам подняться. На самом деле он внимательно приглядывался к ним. Большинство из них были спокойные, благовоспитанные с виду мужчины, которых выбирали из толпы перед представлением. Один из людей Гудини спокойно подошел к ним перед спектаклем и предложил каждому вынести наручники на сцену. Если выходил кто-либо другой, человек, которого не ждали, Гарри немедленно получал предупреждение.
Участники сидели на стульях слева и справа от центра сцены. Первых четверых или пятерых наняли; они должны были надеть на Гудини его собственные наручники или кандалы. С пятью парами наручников Гарри были не страшны оковы любого вида, надетые человеком со стороны — будь то наручники с секретом, старинной конструкции или приготовленные специально. Когда свободны только предплечья, достаточно напрячь мышцы, тогда наручники нельзя застегнуть достаточно туго, и Гарри сможет попросту стряхнуть их, освободившись сначала от «своих». Если незнакомые наручники немного повредят кожу, и выступит кровь — тем лучше.
Иногда какой-нибудь изобретатель или механик делал специальную пару наручников с секретом, и когда такая пара выносилась на сцену, Гудини освобождался от нее по собственной методе. Первым делом он с обаятельнейшей улыбкой хвалил изобретателя, а потом говорил залу: «Дамы и господа, вот пара наручников, подобных которым я никогда прежде не видел. Их изобрел вот этот господин. Я попытаюсь высвободиться от этих наручников, которые, между прочим, хитрее всех, какие я когда-либо видел. Это будет вечером в четверг, здесь же, и я приглашаю вас понаблюдать за моей борьбой с наручниками».
Это было не только надежное средство заставить многих зрителей прийти вторично, но и способ хорошенько изучить наручники, подготовиться к любым сложностям. Надо сказать, что в Штатах, в отличие от Англии и Германии, изобретателей наручников было немного.
У какого-нибудь злопыхателя из публики было множество возможностей насолить Королю наручников. Но Гудини знал все эти подвохи. Обычно замки наручников забивались дробью или заполнялись водой. Тогда они ржавели, и их уже невозможно было открыть. Но Гудини предусмотрительно требовал, чтобы наручники всегда были в хорошем состоянии.
Иногда надо было принимать дополнительные меры предосторожности. В дни юности Гарри, когда Минни Вильямс устраивала сеансы с привидениями на 46-й улице, к ней иногда приходили докучливые насмешники. Таких скептиков Минни обычно приглашала посидеть в будочке вместе с ней, чтобы «убедиться, что все без обмана», предупреждая его о возможных случайностях и умело играя на струнах души. Случайности бывали, но спиритические. Они были сообразны поведению скептика. К голове смутьяна могли даже приставить дуло револьвера. Такое обращение с «умниками» произвело большое впечатление на Эриха Вейсса. И Гарри Гудини тоже не забыл о нем. Разбогатев, он нанял помощников и проинструктировал их, как вести себя в крайних случаях. Когда незнакомец выходил на сцену и громко заявлял, что Гудини пользуется обманными трюками (например, что его связывают резиновым жгутом), его ждала стандартная процедура. Один из ассистентов зазывал скептика за кулисы, там его обступали другие и вежливо, но настойчиво предлагали покинуть театр через служебный выход. Если зритель упирался, его тихонечко «успокаивали» и оставляли лежать в какой-нибудь аллее.
Выступая в Нью-Йорке, Гарри впервые участвовал в выборах мэра города Вильяма Херста. Политикой Гудини почти не интересовался и голосовал за всех, кто хвалил его устно или письменно. Вероятно, его выбор объяснялся положительными рецензиями на выступления, опубликованные в газетах мистера Херста.
Гарри не забыл и не простил нежелания крупных театров платить ему по высшим ставкам в прошлом году. На Рождество он опубликовал в газете резкое открытое письмо, в то время как другие артисты рассыпались в поздравлениях театральным агентам. Письмо Короля освобождения начиналось довольно сердито: «Когда стало известно, что Гудини — человек, выходящий из тюрем, — работает в Америке за
тысячу долларов в неделю, все стали называть его баловнем судьбы. Но сейчас ясно, что я — самый трудолюбивый артист, достойный куда большего гонорара, чем тот, за который он работает». Далее Гарри перечислял все европейские тюрьмы, из которых бежал, театры, в которых выступал при полных аншлагах, и приводил наиболее восторженные отклики прессы. Заканчивалось письмо совсем уж кратко: Гарри желает всем счастливого Рождества и Нового года.
1905 год закончился еще одной победой Гарри, хотя и гораздо более личного свойства.
Мать Бесс, католичка, никак не могла смириться с тем, что ее дочь вышла замуж за еврея. В начале зимы Бесс заболела и захотела повидать свою мать; Гарри приехал с ней в дом миссис Ранер, обосновался в гостиной и сказал, что не сдвинется с места, пока мать не признает его и не положит конец раазмолвке с дочерью. В конце концов дама смягчилась и уступила просьбам Гарри, возможно, немного побаиваясь его. Последовало примирение матери и дочери, и миссис Ранер с Гарри стали добрыми друзьями.
Кроме того, Гудини хотел отомстить одному из своих злейших врагов, доктору Уилсону, который основал в своем доме в Канзас-Сити, штат Миссури, ведущий в то время журнал по магии «Сфинкс». Гарри несколько раз посылал ему репортажи о своих выступлениях в Европе, ни один из которых доктор не посчитал достойным своего крупного журнала. Когда
Гарри отправил ему телеграмму, Уилсон информировал его, что, если он хочет дать объявление в «Сфинксе», то должен оплатить его по обычным расценкам. Гарри взорвался, он поклялся, что отомстит подлому доктору, если даже ему придется основать для этого свой собственный журнал. Это была замечательная идея; чем дольше он ее вынашивал, тем больше она ему нравилась. И на следующий год он выпустил свой ежемесячный журнал «Чародей».
В течение многих лет Гудини и Уилсон враждовали к большому удивлению всех окружающих. Только через пятнадцать лет два гиганта магии встретились лицом к лицу, а встретившись, расхохотались и пожали друг другу руки, ибо поняли, что испытывают друг к другу огромную симпатию. Доктор Уилсон впоследствии шутил, говоря, что сожалеет о прекращении своей борьбы с Гудини, ибо «нет человека, сражение с которым доставляло бы такое удовлетворение».
