Федор Раззаков - Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991
Однако вернемся к кинопрокату-76.
Его фаворитами среди зарубежных картин тоже оказались мелодрамы, которые по своему зрительскому восприятию ненамного уступали «Табору…». Так, арабский фильм «Белое платье» Хасана Рамзи собрал 61 миллион зрителей, а индийская лента «Зита и Гита» Рамеша Сиппи – 55 миллионов 200 тысяч.
Среди советских режиссеров следом за Лотяну шел корифей комедийного жанра Леонид Гайдай со своей новой комедией по произведениям М. Зощенко «Не может быть!» (50 миллионов 900 тысяч). Стоит отметить, что Гайдай в последний раз брал 1-е место в 1969 году («Бриллиантовая рука»), а в тройку призеров входил в 1973 году («Иван Васильевич меняет профессию…», 2-е место). И вот – очередное возвращение и, увы, последнее в том десятилетии (в следующий раз это случится в 1982 году).
Список остальных фаворитов выглядел следующим образом: мелодрама Иосифа Хейфица «Единственная» (33 миллиона 100 тысяч); исторический боевик Сергея Тарасова «Стрелы Робин Гуда» (28 миллионов 900 тысяч); криминальная драма Евгения Ташкова «Преступление» (фильм 1-й; 27 миллионов); чехословацко-советская комедия о цирке Олдриджа Липского «Соло для слона с оркестром» (24 миллиона 800 тысяч); вторая часть «Преступления» (23 миллиона 300 тысяч); криминальная мелодрама Олега Бондарева «Алмазы для Марии» (22 миллиона 200 тысяч); истерн Вениамина Дормана «Пропавшая экспедиция» (20 миллионов 900 тысяч); современная киноповесть Гавриила Егиазарова «От зари до зари» (20 миллионов 400 тысяч); «Дерсу Узала» (20 миллионов 400 тысяч).
Последняя лента, снятая мэтром японского кинематографа Акирой Курасавой, стала заметным явлением не только советского, но и мирового кинематографа. Ее триумф начался еще летом прошлого года, когда на Московском международном кинофестивале она завоевала Главный приз. Затем, в начале 1976 года, «Дерсу Узала» покорил Америку – завоевал «Оскара» в номинации «Лучший зарубежный фильм» (в американском кинопрокате-77 лента соберет 1 миллион 200 тысяч долларов). Отдельные критики сетовали на то, что фильм не смог бы покорить Америку, если бы не пусть тлеющая, но разрядка: дескать, таким образом американские интеллектуалы отдавали дань уважения своим единомышленникам – советским либералам.
В стан критиков фильма угодил даже… его сценарист писатель Юрий Нагибин. Но здесь, судя по всему, все дело было в уязвленном самолюбии: Нагибина не пригласили на премьеру фильма в Японию, потом задержали приглашение на МКФ, из-за чего он впал в ступор. И даже записал в своем дневнике следующие строчки: «Ну а история с фестивалем, где первым номером идет моя картина «Дерсу Узала»? Все буквально балдеют, когда я говорю, что меня не пригласили на фестиваль. По всем законам мне полагалось бы входить в советскую делегацию. А меня даже гостем не пригласили…»
Однако чуть позже ошибка была исправлена, и Нагибин оказался в числе участников фестиваля. И что мы читаем в его дневнике дальше: «Завершилась еще одна утомительная ненужность – кинофестиваль. Устал как собака… от обилия скверных фильмов, от собственных глупых ожиданий чуда. Ну вот, чудо вроде бы свершилось: «Дерсу» получил Золотой приз, но на моей судьбе если это и отразится, то лишь в отрицательном смысле: прибавит недоброжелателей…»
Короче, из дневника писателя видно: что бы ни происходило вокруг, его автор всем будет недоволен. Кстати, отметим, что Куросава снимал фильм не по оригинальному сценарию Нагибина: тот положил в его основу книги В. Арсеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». Кроме этого, сам Куросава тоже кое-что внес в сценарий, из-за чего гонорар с Нагибиным они делили пополам. Может быть, поэтому писатель так осерчал на режиссера и охарактеризовал его в том же дневнике следующим образом:
«О Куросаве говорят так: старый, выхолощенный, склеротик-самодур, чудовищно самоуверенный, капризный, с людьми жестокий, а себе прощающий все промахи, ошибки и слабости. Он маньяк, а не рыцарь и даже не фанатик…»
Трудно сказать, кто именно наговорил Нагибину напраслину на знаменитого режиссера. Судя по всему, это были завистники, коих у Куросавы всегда было много, причем везде, где бы он ни работал: в родной Японии, в Америке и т.д. На самом деле характеристика, данная Нагибиным Куросаве, несправедлива. Гораздо ближе к истине слова другого человека, также имеющего непосредственное отношение к фильму: актера Юрия Соломина, который сыграл в фильме роль Арсеньева. А рассказал он следующее:
«Когда мы познакомились с Куросавой, он произвел впечатление жесткого, даже мрачного человека. Однако позже выяснилось, что на самом деле это добрый, очень уважительно относящийся к другой личности и другой культуре человек. Он больше любил слушать, а не говорить, а умение слушать – большая редкость…
Его многое отличало от других режиссеров, от тех, кто считает, что актера надо держать в узде. Куросава не стеснялся похвалить актера, поддержать его в трудную минуту. В своей оценке он был всегда ясен и конкретен. Всегда внимательно выслушивал мнение своих помощников, актеров, а потом принимал точное решение, как опытный дипломат обходя необдуманные, ничем не подтвержденные мысли…
Встречаясь с ним ежедневно, наблюдая его, я не переставал удивляться его готовности общаться с людьми, доброжелательности, искреннему проявлению свойственных человеку совершенно различных, порой полюсных эмоций, чувств. Он, словно ребенок, мгновенно предавался бушующей радости, сменявшейся неожиданно задумчивостью, даже унынием. В глазах его вспыхивало шальное озорство, потом эти же глаза глядели с неподдельной грустью. Какая палитра чувств, какой диапазон восприятия!
Куросава никогда не лез в душу, но если ты ему что-нибудь начинал рассказывать о себе, всегда слушал с интересом. О своих переживаниях тоже не любил распространяться, был человеком сдержанным, мужественным, не сентиментальным. У него доброта суровая…»
В заключение этой темы приведу воспоминания еще одного человека – кинорежиссера Андрея Михалкова-Кончаловского. А рассказал он следующее:
«Однажды я поехал к Куросаве в Токио. Мы сидели у него на кухне, из окна была видна Фудзияма, и Куросава сам приготовил суши… Потом он достал водку «Столичная», которую очень любил… Короче, когда мы выпили с ним грамм шестьсот, Куросава начал говорить, что Ленин – хороший человек. А я, выросший при социализме, ему возражал: мол, попробуй в такой стране хотя бы один худсовет пережить. Тут повисла страшная тишина… Когда много позже я привез в Токио свой фильм «Поезд-беглец», Куросава даже не пришел его смотреть. Вот так на политической почве мы разошлись с этим по-настоящему великим человеком и режиссером…»
Возвращаясь к фильму «Дерсу Узала», отмечу, что за свой сценарий Юрий Нагибин удостоился гонорара в размере почти пяти тысяч рублей, а вот гонорар Соломина был в два раза больше – 10 642 рубля. Скажем прямо, неплохие деньги за десять месяцев съемок (то есть по тысяче рублей в месяц при средней зарплате по стране в 150 рублей).
Но вернемся к кинопрокату-76.
Пятерка фаворитов собрала аудиторию в 204 миллиона 800 тысяч человек, что было больше прошлогоднего показателя, но всего лишь на 17 миллионов человек.
Хит-лист киностудий выглядел следующим образом: «Мосфильм» – 10 картин, по одной ленте было у «Ленфильма», киностудий имени Горького и Рижской.
Из заметных фильмов, которые в прокате провалились, назову ленту Никиты Михалкова «Раба любви» (11 миллионов 200 тысяч). Это была вторая полнометражная картина Михалкова: первой был истерн «Свой среди чужих, чужой среди своих», который произвел настоящий фурор в кинематографическом мире своей оригинальной трактовкой темы Гражданской войны, к тому времени эта тема стала уже пробуксовывать, а потом и вовсе скатится к чистой развлекательности. В своей новой работе Михалков тоже оказался не чужд оригинальности, создав фильм-стилизацию под немое кино 20-х годов. Однако на этот раз массовый зритель эту оригинальность не оценил: «касса» у фильма оказалась вдвое меньше, чем у «Своего среди чужих…». Хотя критика отзывалась о фильме в целом положительно и справедливо называла Михалкова наиболее талантливым представителем молодого поколения советских кинорежиссеров.
Такая разная молодежь
Как мы помним, это режиссерское поколение вступило в жизнь в начале 70-х (в 1973 году под это дело даже было создано объединение «Дебют»). Однако время на дворе оказалось не самым благоприятным: страной руководили люди пожилые, которые с недоверием относились к любой инициативе молодых. Тем более в таком важнейшем из искусств, как кинематограф. В итоге молодые деятели кино были изначально поставлены в условия жесткой цензуры, которая исходила из принципа: лучше перебдеть, чем недобдеть.
Вполне вероятно, эта цензура не вызывала бы у молодежи столь сильного неприятия, если бы сама политическая ситуация в стране была иной. Но дело было в том, что пожилая власть уже начала восприниматься в низах как нечто ненормальное и любые ее директивы торпедировались людьми (особенно молодыми) на подсознательном уровне. А тут еще и разрядка, которая стала пробивать значительные бреши в советском «железном занавесе», способствуя еще большей вестернизации людей. То есть, несмотря на то что сам Брежнев заявил, что «разрядка ни в коей мере не отменяет и не может изменить законы классовой борьбы», советская действительность наглядно демонстрировала – еще как может.
