Джон Террейн - Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

Глава 9

Убийственный год. Германский гамбит

Для Англии кампания на европейском континенте второстепенное дело, ее реальное оружие – армии французов, русских и итальянцев.

Что нужно было предпринять? Кампания 1915 года была неудачной как для союзников, так и для центральных держав. Можно ли было изменить эту тенденцию в 1916 году? Если нет, то истощение материальных и человеческих ресурсов европейского континента могло достигнуть катастрофических размеров. Это было очевидно и легло в основу военного планирования на год.

Для союзников эта проблема была менее затруднительной, чем для центральных держав. Россия в 1915 году была серьезно ослаблена, но не побеждена; по-прежнему обладала огромными ресурсами сил, только бы она сумела воспользоваться ими в должной мере. Ослаблена была и Франция, но ее армия оставалась самым эффективным инструментом сухопутной войны со стороны союзников. У Италии после первых испытаний еще не пропало желание воевать, и ее военный потенциал возрастал. Наконец, мобилизовались силы Британской империи. В отношении людских ресурсов и материальных возможностей у союзников было преимущество; вопрос состоял в том, как его употребить. Ответ на него было легко найти. Единодушное решение конференции союзников, состоявшейся 6–8 декабря в Шантильи, гласило: «Убедительные результаты будут достигнуты, если наступления армий коалиции будут проводиться одновременно или с таким небольшим разрывом во времени, что враг не сможет перебрасывать силы с одного фронта на другой».

Такая политика определила намерения западных союзников в 1916 году и была несомненно правильной; концентрическое давление на «сердце» врага всеми доступными средствами было простой и ясной необходимостью. Трагедией войны была трудность исполнения этого. Некоторое представление о такой трудности могут дать отдельные моменты, затрагивающие сотрудничество Франции и Англии. Уже цитировалось высказывание Жоффра: «Франции необходим период отдыха…» Но оно шло вразрез с резолюцией, принятой в Шантильи: «Совместные действия должны начаться как можно скорее…» Чтобы преодолеть эту несогласованность, Жоффр убеждал британцев и итальянцев предпринять ряд изматывающих сражений до начала основных действий. Но с этим не мог согласиться Хейг.

К 1 января 1916 года британская армия во Франции насчитывала около 1 миллиона человек, состоя из 38 пехотных и 5 кавалерийских дивизий. По сравнению с первоначальными экспедиционными силами численность ее была очень большой; в течение последующих шести месяцев она возрастет еще на 19 дивизий. Но Хейг хорошо сознавал слабость обманчивой статистики, в марте он сформулировал свои соображения в письме лорду Китченеру: «В действительности во Франции у меня не армия, а собрание дивизий, не подготовленных к боевым действиям. Настоящую армию из них еще предстоит создать».

Эта точка зрения определила ответ Хейга на предложения Жоффра, который стоял перед выбором. С одной стороны, он был таким же главнокомандующим, как и Жоффр; он выразил это следующими словами: «Я не подчинен приказам генерала Жоффра, ноэто не имеет значения. Я намерен сделать все возможное, чтобы выполнить его пожелания по стратегическим вопросам, как если бы они были приказами». Хейг прекрасно понимал проблемы французов. В январе он записал: «Я полагаю, что положение французов в отношении людских ресурсов так серьезно, что они вряд ли смогут выдержать еще одну зимнюю кампанию. По моему глубокому убеждению, нет сомнения в том, что война должна быть выиграна силами Британской империи».

Было ли разумным рисковать, истощая британскую армию в «изматывающих» боях, после которых, считал Хейг, «наши войска будут истощены не меньше, если не больше, чем войска противника»? Хейг был против «изматывающих» боев; в переписке и при личных встречах с Жоффром он убедительно отстаивал свою точку зрения и достиг успеха. «Изматывающие бои» представлялись ему не отдельной серией операций, а этапом генерального сражения, важным вступлением к нему, которое «должно проводиться одновременно (или почти одновременно) от правого фланга русских на Балтике по дуге через Италию до нашего левого фланга на Северном море». Хейг считал, что нечто меньшее, чем совместная гигантская атака, не может принести победы. Но все повернулось иначе: взгляды Хейга и планы Жоффра не стали решающими, немцы вновь перехватили инициативу.

Для центральных держав проблема 1916 года стояла особенно жестко. План победы в течение 40-дневного наступления на западе потерпел неудачу; альтернативный план – выведение из войны России – имел сомнительный успех. Для Австрии наиболее манящим соблазном было покончить с вероломной Италией. Что же должны были предпринять центральные державы? Новый удар по России, наконец, окончательный? Удар по Италии? Или новые тяжкие испытания на западе? И если принять последний вариант, то в какой точке предпринять наступление? Генерал фон Фалькенгейн ясно изложил соображения, которыми руководствовался в своем выборе. По его мнению, самым «заклятым врагом», несомненно, была Великобритания. «Германия не может ожидать никакого милосердия от этого противника, пока он сохраняет малейшую надежду на устранение наиболее опасного конкурента». Поэтому стоял вопрос, как нанести удар по Великобритании. Это можно было сделать непосредственно или путем неограниченного ведения подводной войны. Результаты этого были не очевидны (отсутствовал опыт ведения таких операций), зато был риск, что эти действия вызовут вступление в войну США на стороне союзников. Но все же, заключил Фалькенгейн, «на войне не может быть оправданий для отказа от того, что может стать нашим самым эффективным оружием».

Что же относительно сухопутных фронтов? Как великая германская армия будет добывать свою победу в 1916 году? Фалькенгейн сразу отставлял в сторону второстепенные театры: Салоники, Египет, Месопотамию. Он считал: «Мы не можем надеяться в ходе войны организовать операцию, подобную походам Александра в Индию». (Кстати, большой неудачей союзников было то, что у них не было ясности в этом вопросе.) Что касается британского сектора во Франции, Фалькенгейн полагал, что даже полный разгром английских войск не облегчит ему единоборство с французами; «очень сомнительно, что Германия располагает требуемыми для этого силами». Таким образом, его возможности ограничивались наступлением на французском фронте, что вызывало в памяти неприятный опыт боев 1915 года в Шампани и Артуа, которые не стали крупным прорывом.

Начальник Генерального штаба Германии неуклонно приходил к неправильному логическому выводу:

«Как я уже отмечал, напряжение сил Франции почти достигло предела, хотя они держатся с поразительным упорством. Если мы сможем открыть глаза французам на то, что в ходе войны у них нет перспективы, тто мы сможем сделать достаточно много для достижения наших целей с ограниченными ресурсами. В пределах нашей досягаемости за французскими позициями на Западном фронте есть цели, для защиты которых французский Генеральный штаб будет вынужден бросить в бой всех, кем они располагают. Если они это сделают, то Франция истечет кровью и вынуждена будет отступить независимо от того, захватим мы такую цель или нет».

Целью, на которой Фалькенгейн остановил свой пристальный взгляд, был Верден.

Из страстного желания Жоффра вести одновременные концентрические наступления силами союзников, убеждения Хейга, что Британская империя должна взвалить на себя бремя войны на западе, поразительного возрождения России и планов Фалькенгейна вести войну «ограниченными ресурсами» соткалась мрачная ткань 1916 года.

Германскими лозунгами были секретность и скорость; они нанесли удар задолго до готовности французов Жоффра и новых дивизий армии Хейга; задолго до того, как русские смогли отдышаться. Утром 21 февраля 380-миллиметровый (15-дюймовый) снаряд, выпущенный морским орудием и пролетевший 20 миль, разорвался во внутреннем дворике епископского дворца в Вердене, став сигналом о беспрецедентной бомбардировке, возвещавшей о наступлении. Это была артиллерия, вобравшая в себя все достижения Германии: машина для истребления, с помощью которой Фалькенгейн рассчитывал перемолоть французскую армию. Наступление проводилось на ограниченном фронте тремя армейскими корпусами 5-й армии под командой германского кронпринца Вильгельма. Эти шесть дивизий (еще три находились в резерве) наступали на фронте протяженностью только 8 миль, но их поддерживали 1220 стволов артиллерии, из них 542 – крупного калибра.

Год 1916-й в действительности ознаменовал собой поворотную точку в ходе войны. С самого ее начала, после разрушения фортов Льежа, Намюра и Антверпена стало понятно, что роль тяжелой артиллерии в этой войне очень велика. В течение 1915 года союзники всеми возможными средствами пытались сократить свое отставание в этом виде оружия. Но собственные орудия они получили только в 1916 году, начиная с Вердена. Немецкий осадный парк в этом сражении включал в себя такие огромные орудия, как 13 420-миллиметровых (17-дюймовых) гаубиц (по названию «Большая Берта»), стрелявших снарядами весом в тонну и длиной в рост человека; для перевозки каждого из этих орудий было необходимо 12 вагонов, а на установку и подготовку к действию требовалось двадцать часов; 2 380-миллиметровых (15-дюймовых) морских дальнобойных орудия; 17 305-миллиметровых (12-дюймовых) австрийских мортир, большое число 210-миллиметровых (8-дюймовых) гаубиц; еще больше 150-миллиметровых (5,9-дюймовых), множество 130-миллиметровых (5-дюймовых) скорострельных пушек – их страшной особенностью было достижение снарядом цели одновременно со звуком выстрела, сотни 77-миллиметровых (3-дюймовых) полевых пушек, известных в британской армии как «гранаты».