Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
Тем не менее, червоточина таилась в самом ядре — «Би-Би-Эс» приходилось работать по принципу: «и нашим и вашим», то есть, оставаясь генератором контркультуры, производить самую обычную массовую продукцию. Вспоминает Джим Макбрайд, авангардист, известный своим фильмом «Дневник Дэвида Хольцмана», отношения которого с «Би-Би-Эс» определённо не сложились: «По правде говоря, это были самые настоящие шизофреники. Прозвали мы их «сперматозоидами Голливуда», потому что все как один это были сынки очень преуспевающих людей Голливуда. Да, они носили бороды, но во всём остальном мало чем отличались от родителей. Просто богатые ребята играли в хиппи, так-то. Правда, вот Боб действительно серьёзно баловался наркотиками».
* * *Какой бы смысл ни вкладывал Уайт в сентенцию «Мы сами всё профукали», его слова, обращенные к Билли, наложили отпечаток на целое десятилетие. И даже те, кто уловил истинный смысл сказанного, не придали значения зловещим минорным аккордам, что прошли через всю музыку «Беспечного ездока», вошедшую в первую десятку саундтреков 60-х годов. В своём эссе «Белый альбом», описывая атмосферу 60-х, Джоан Дидион говорит: «Я ещё помню время, когда каждую ночь лаяли собаки, а полнолуние длилось вечно».
Ранним субботним утром 9 августа 1969 года («Беспечный ездок» шёл тогда в кинотеатрах ещё меньше месяца) банда Чарльза Мэнсона отправилась с ранчо Спэн в дом на Бенедикт Каньон, 10 050 по Чело-Драйв, и зверски расправилась с Шэрон Тейт, бывшей на восьмом месяце беременности. Шэрон и Роман Поланский снимали этот дом после того, как его освободили Кэндис Берген и её компаньонка Терри Мелчер. Убиты были ещё четыре человека. Среди них: парикмахер Джей Себринг и друзья хозяев — Абигаль Фоулджер и Войтек Фрайковский.
Город, словно смог, окутала пелена страха и паранойи. Эту глухую, плотную завесу время от времени, как электрические разряды, прошибали шокирующие известия, усиливавшие предчувствие беды. Вот как описывает атмосферу тех дней Дидион: «9 августа я плескалась в бассейне в доме своей невестки в Беверли-Хиллз, когда ей позвонила подруга, и рассказала об убийствах в доме Шэрон Тейт-Поланской. А ещё я помню то, о чём лучше бы забыть — то, что никто особенно не удивился».
Несмотря на относительную «незвёздность» жертв, убийства потрясли всех. Зацепило каждого, например, Битти и Таун делали стрижку у Себринга. А кто-то был приглашён в дом именно в тот вечер, но отклонил приглашение, сославшись на усталость или пребывание иод кайфом. Были и такие, кто, как, например, Боб Эванс, имел на вечер другие, более интересные планы. Все в округе только и думали о том, что на месте погибших мог оказаться именно он. Буквально за несколько месяцев до трагедии Поланский предлагал Битти взять на себя его договор аренды.
«Я посмотрел дом, и собрался, было, уже согласиться, потому что как раз задумал перебраться куда-нибудь из отеля, но тут из другой части здания появились Абигаль и Войтек, и сказали, что Роман предложил им обосноваться в этом доме. Они считали, что места хватит всем, но делить кров с кем-то ещё было не по мне». Дом Тауна на Хаттон-Драйв был недалеко от Чело-Драйв и к тому же стоял на отшибе, в самом конце шоссе, поэтому он его запер и куда-то переехал. Считалось, что у Мэнсона был список знаменитостей, в который входили Элизабет Тейлор и Стив Мак-Куин.
В это время Поланский находился в Европе, где искал натуру для съёмок фильма «День дельфинов», который он, как предполагалось, должен был снимать. За несколько дней до убийства он был в Париже и вместе с приятелем, подшофе, «сортировал» окружавших его женщин, выставляя им оценки за размер бюста. Стоит сказать, что с Шэрон они не очень-то ладили. По мнению Романа, брак не должен был ограничивать его сексуальную жизнь. В последнее время он, например, спал с Мишель Филлипс из группы «Мамас энд папас». И для Шэрон не было секретом, что муж гуляет на стороне. В день трагедии он вместе с Битти и Сильбертом находился в Лондоне. Первым же рейсом все вылетели в Лос-Анджелес. «Всю дорогу он рыдал, сидя у меня в ногах», — вспоминает Сильберт. Полиция приставила к режиссёру двух копов, и, не дав опомниться, безжалостно допрашивала. Несмотря на то, что в момент преступления Поланский был в Лондоне, он чувствовал, что полиция подозревает именно его. «Роман сам терялся в догадках, перебирая в памяти своих друзей, — рассказывает Сильберт, — ведь он спал с их подружками или с жёнами». Терзался сомнениями и по поводу возможной причастности «Папы» — Джона Филлипса, мужа Мишель — который и сам не скрывал, что угрожал режиссёру мясницким ножом.
Вспоминает Питер Барт из компании «Парамаунт», работавший с Поланским на картине «Ребёнок Розмари»: «Роман — прекрасный человек, самый начитанный и образованный режиссёр из всех, что я встречал в своей жизни. Но в те дни, почему-то, все, кто был близок к Роману, умирали. Он всегда ходил по самому краю». А в это время у Рэфелсона Бак Генри самым омерзительным образом развлекал Николсона, Шнайдера, Хоппера и им подобным, во всех подробностях рассказывая о находках полиции: «Грудь обнаружили в хлебнице, член — в бардачке машины Себринга…» Спрос на пистолеты и караульных собак резко возрос. А наглядно предупреждающие непрошеных гостей автоматические ворота в особняках, устанавливать которые в «Эпоху Водолея» считалось неприличным, стали нормой.
Народ из кожи вон лез, только бы «примазаться» к тем, кто говорил: «Меня чуть не убили». По мнению Генри, «если бы только половина из тех, кто предположительно должен был находиться в доме тем вечером, в нём оказалась, резня по числу жертв превзошла бы Джонстаун [47]». Казалось, люди сами хотели оказаться на месте бойни, быть растерзанными, ведомые тёмной силой своего естества. Причём это была не та, выдуманная смерть от рук «свиней», что реконструировали на экране «Бонни и Клайд», «Дикая банда», «Буч Кэссиди» или «Беспечный ездок». Сценарий реальной смерти был гораздо ярче. Смерть приводила в ужас по-настоящему, она завораживала: ведь Мэнсон сам был хиппи, а значит, — сам олицетворял суть 60-х годов. И, если Голливуд казался людям чем-то запретным, то и Мэнсона считали монстром из подсознания. «Ведь как люди рассуждали: «Раз я известен, я — знаменит, значит меня, мою жену, мою семью не могут просто так взять и убить, я этого не заслуживаю, — продолжает рассказ Генри. — Лично для меня этот случай стал определяющим моментом нашего времени. Он серьёзно повлиял на творчество каждого, заставил по-другому взглянуть на окружавших тебя людей».
Мэнсон вознамерился убедить Хоппера сыграть главную роль в киноинсценировке его жизни. Хоппер отказывался от встречи, потому что Себринг был его хорошим другом, но, в конце концов, любопытство возобладало. «Я отправился в здание суда, где его держали в клетке. Вокруг, на лужайке, совсем молоденькие девчонки разбили палаточный городок, — вспоминает Хоппер. — На лбу он вырезал крест, и я спросил, зачем? Он ответил: «Чувак, ты что, газет не читаешь? Все мои последователи сделали то же самое — когда грянет чёрная революция, по этому знаку каждый узнает, кто принадлежит мне». Я, было, подумал, что он выбрал меня, посмотрев «Беспечного ездока», но он, оказывается, видел меня по телевидению в «Защитниках», где мой герой убивает отца за то, что тот жестоко обращался с его матерью». Клич Мэнсона остался без ответа. И хотя кастинг впечатлял, а сам Мэнсон хотел быть продюсером картины, Хоппер так и не взялся за этот фильм.
По горькой иронии судьбы, трагедия произошла спустя всего два года после «Лета любви» [48] и лишь за неделю до Вудстока [49], событий, которые должны были стать олицетворением всего лучшего, что принесли 60-е. Казалось, что в момент наивысшего расцвета дали корни и ростки будущего упадка. Время психоделиков заканчивалось: теперь «кислоту» сдабривали «спидом» и получали СТП [50] — новый наркотик, вызывавший паранойю. Население Хайт-Эшбери уже пало под натиском «спида» и героина, а Голливуд был вот-вот готов отправиться в путь по кокаиновому шоссе. Воздух был пропитан ощущением конца, того, что заканчивается целая эпоха, а люди, перебрав лишнего, на время попрятались. Тот же, кто мыслил апокалиптическими категориями, считал, что это старуха с косой пришла собирать свой урожай и выкосит всех без остатка. Вот как подводит итог Сильберт: «60-е кончились. По всему городу было слышно, как в туалетах спускают воду».
Однако, несмотря на все моральные и метафизические последствия, вызванные зверствами банды Мэнсона, которые ощущались почти весь следующий год, пока ни шатко ни валко тянулось следствие, Голливуд вернулся к нормальной жизни. У себя в пентхаусе Битти устроил по Шэрон скромные поминки. После похорон убийства, поначалу казавшиеся чем-то эксцентричным, воспринимались как банальность, и это обнадёживало. Боб Эванс устроил приём — угощали хот-догами. И пока полиция разыскивала убийц Тейт, «Беспечный ездок» мчался по экранам Америки всё долгое и жаркое лето 1969 года, потом всю осень, оказавшись «на коне» и в следующем году, въехав в новое десятилетие. А что за бешеная гонка ещё только предстоит! Вероятно, зверства Мэнсона были неким знамением, но большинство людей оказались слишком увлечены съёмками, наркотиками, сексом и тратой денег, чтобы обратить на него внимание.
