Нуэль Эммонс - Чарльз Мэнсон: подлинная история жизни, рассказанная им самим
Благодаря неверной малышке Дарлин, которую я вырвал из когтей чернокожего сутенера и уберег от светившей ей жизни проститутки, я получил один из самых важных уроков в своей жизни. Ее интрижка показала мне, что я был далеко не на высоте в постели.
Теперь, собираясь заняться сексом с Мэри, я не хотел облажаться. Мне нужно было доказать себе, что я смогу быть классным любовником, и вдобавок я хотел, чтобы Мэри ко мне привязалась. Вечеринка устраивалась для нее: я задумал дать ей больше, чем она могла ожидать от кого-нибудь другого.
Раздеваясь, мы целовались и сжимали друг друга в объятиях. Я не стал тут же прыгать в постель, а, наоборот, сдерживал себя, двигался медленно, словно совершая какой-то ритуал, пока мы снимали с Мэри блузку, а наши губы и языки знакомились. Я целовал ее грудь, освобождая Мэри от оставшейся одежды, в то время как она пыталась справиться с пуговицами у меня на брюках. Когда мы разделись, Мэри хотела лечь в постель, но я удержал ее. Мы крепко прижимались друг к другу. Ее сила и желание оказались сильнее, чем мои. Она подтолкнула меня к кровати, показывая, что хочет меня. Но я только запустил руку ей между ног и ввел во влагалище палец, орудуя им так, что Мэри взмолилась: «О, Чарли, ну же! Войди в меня». И хотя я желал этого не меньше, мои пальцы продолжили исследовать, сжимать и дразнить Мэри, пока она окончательно не вышла из образа милой, невинной библиотекарши. Ее тело бешено изгибалось, а когда-то такие нежные руки вцепились в меня мертвой хваткой, заставляя войти в нее. «Черт тебя побери, Чарли, вставь же в меня! — умоляла Мэри. — Войди в меня сейчас же. Трахни меня, ну, пожалуйста, трахни меня!» Она все сильнее насаживалась на мою руку. После оргазма я стал целовать ее в губы. Постанывая, Мэри продолжала медленно тереться о мою ногу, потом расслабилась и поудобнее устроилась на кровати, чтобы передохнуть. Она лежала с закрытыми глазами, лицо блестело от пота, губы растянулись в улыбке, причину которой было нетрудно угадать. Она улыбнулась еще шире, когда, открыв глаза, спросила: «Это было здорово, но почему ты не вставил мне?» Улыбнувшись в ответ, я сказал: «Потому что еще не вечер». Я дал ей полежать еще несколько минут, а затем предложить принять вместе ванну.
В ванной мы стали мыть друг друга, подольше задерживаясь на эрогенных зонах, играя, раззадоривая друг друга. После ванны Мэри быстро завернулась в полотенце. Я стянул с нее полотенце со словами: «Слушай, давай без этого. Не пытайся прятать красоту. Выпрямись и почувствуй гордость за свое тело. Давай я тебя вытру». Обсохнув, мы вернулись в постель. Запах чистых тел действовал освежающе и усиливал наше желание выйти за рамки обычного секса.
Мэри была не настолько опытна в постели, как Дарлин, но, преодолев внутренний барьер, она была готова пробовать все. Мы только и занимались тем, что пробовали! Той ночью мы перепробовали все, что можно встретить в эротической литературе. Каждый раз, чувствуя, что она вот-вот дойдет до оргазма, я снижал темп, не позволяя ей утратить желание, но доводя ее до исступления. Подержав ее в таком состоянии, я делал все необходимое, чтобы Мэри получила полную разрядку.
После ее оргазма — а кончила она несколько раз — мы лежали на кровати в обнимку, наслаждаясь тем, как соприкасаются наши обнаженные тела.
Сначала Мэри напрягалась и без особой охоты исследовала мое тело, но теперь, когда мы отдыхали, она массировала и гладила мой пенис и яички. Она без стеснения говорила о своем прошлом. Я слушал ее с большим вниманием, особенно когда речь зашла о вещах, которые ее приучили считать злом: секс, неуважение и мысль о том, что Бог — это еще не все. «Слушай, — сказал я Мэри, — вот возьми нас с тобой. Мы только что занимались тем, что твои родители и все остальные называют грехом. Разве это плохо? Ты чувствуешь себя виноватой?» Она обняла меня еще крепче и сказала: «Нет, нисколько. Я чувствую себя чудесно». Насчет неуважения я сказал следующее: «Разве люди, требующие от тебя уважения, сами уважают тебя? Разве они смотрят на тебя как на ровню? Вовсе нет, они просят то, чего не дают сами. Черт возьми, уважай себя, девочка. На этом жизнь и держится. Что же до Бога, то Он есть в каждом из нас. Любой человек сам себе Бог.
Я — Бог, ты — Бог Верь в то, во что хочешь верить, и наслаждайся счастьем».
Какое-то время мы лежали спокойно, пока взаимные поглаживания не вызвали новый всплеск желания. Я лег сверху и двигался так, чтобы мы могли целоваться со всей страстью. Когда я входил в Мэри, она застонала с таким удовлетворением, какое мне редко доводилось слышать. Несколько раз она почти доходила до вершины, но каждый раз я менял ритм, чтобы не дать ей кончить. Я мучил и дразнил Мэри, пока она совсем не разъярилась и стала бешено насаживаться на меня, пытаясь достичь оргазма, приход которого я специально оттягивал. Я наслаждался ее необузданным желанием. Мне даже нравилась боль, которую причиняли ногти Мэри, впивавшиеся мне в спину, ибо я знал, что причиной тому распаленная мной страсть. Когда она почти закричала «о Господи, сейчас, Чарли, сейчас!», мы кончили вместе. Обессиленные и слишком довольные, чтобы разлеплять наши тела, мы лежали потные, упиваясь нашей близостью. Через несколько минут Мэри прижалась губами к моему уху и прошептала: «Боже мой, я даже не подозревала, что может быть так хорошо и можно чувствовать такую полноту. Я могла бы умереть сейчас, это был лучший день в моей жизни. Я люблю тебя, Чарли, я люблю тебя всем сердцем». Я сжал ее в объятиях, давая понять, что все слышал и благодарен ей за эти слова. Мы так и уснули, проснувшись утром в обнимку.
Я постарался подарить эту ночь Мэри, но желание устроить ей незабываемый секс вызвало немало новых чувств и у меня самого — я стал о себе лучшего мнения. Ощущение было такое, будто я что-то завершил, и жизнь для меня только начиналась.
Когда на следующее утро мы выбрались из постели, я понял, что Мэри тоже изменилась. Она была готова сделать для меня все что угодно. Мэри приготовила мне чай и завтрак и, уходя на работу, спросила, достаточно ли у меня денег на день. Она поинтересовалась состоянием моих финансов впервые — это было мило. Поцеловав меня на прощание, она сказала: «Мне бы так хотелось заняться любовью перед работой, но ты, дурачок, все мне там растерзал». Мы все еще смеялись, когда Мэри выходила из квартиры.
Дарлин оставалась в постели, пока Мэри не ушла на работу. Выйдя из спальни, она продефилировала по комнате в одних трусиках. Я лишь взглянул в ее сторону, подумав: «Маленькая сучка дразнит меня. Вот зараза, ведь не подойдет ко мне». Дарлин пошла мыться, налила себе воды в ванную и, забравшись туда, позвала меня: «Чарли, не потрешь мне спинку?» — «У меня сегодня нет времени, детка, надо о многом подумать», — ответил я. Все утро Дарлин старалась мне угодить. Я позволял ей делать мне приятное, но игнорировал попытки соблазнить меня. При всяком удобном случае Дарлин извинялась за вчерашнее. Если она и поняла, что мы с Мэри занимались любовью всю ночь, то виду не подала.
Во второй половине дня я взял гитару и отправился в кампус. Я специально вернулся домой поздно, не представляя, что теперь делать с девушками. Я пришел где-то около полуночи. Дарлин уже легла спать, а Мэри ждала меня с распростертыми объятиями. Мы поговорили о каких-то несерьезных вещах, но очень доверительно. Вскоре мы легли в постель. Сексом мы занимались не так долго, как прошлой ночью, но, прежде чем кончить самому, я как следует удовлетворил Мэри. Утром я провалялся в постели до тех пор, пока Мэри не ушла в свою библиотеку. Как только за ней закрылась дверь, в комнату вошла Дарлин. Она ревновала и хотела знать, что происходит. Я напомнил ей, кто именно из нас ушел на сторону первым, и повторил, что она не принадлежала мне, а я, соответственно, ей. Она расплакалась, клянясь мне в любви. Да никаких проблем, заверил я Дарлин, люби меня, но дай мне возможность быть самому по себе, тогда и у тебя руки будут всегда развязаны. Не прошло и нескольких минут, как мы уже обнимались и целовались, что вылилось в еще один отличный сексуальный марафон. На этот раз я отнесся к Дарлин со всем уважением. Я ласкал ее, дразнил и раззадоривал. Я нашел у нее все эрогенные зоны и вычислил, где ей нравится больше всего. Я контролировал свою эрекцию, пока Дарлин не кончила дважды. Во время второго ее оргазма я кончил вместе с ней, а после нескольких минут отдыха мы начали все снова. Мы не вылезали из постели около четырех часов. Не все время ушло на секс, мы еще и разговаривали и просто наслаждались наготой друг друга. Я добился того, чтобы из Дарлин вырвались все звуки, подслушанные мной два дня назад. К разнообразным стонам прибавился и необычный блеск глаза Дарлин. Кроме того, она согласилась — по крайней мере, на словах — с тем, что будет делить меня с Мэри.
Вечером я зашел за Мэри в библиотеку, и мы пошли домой вместе. По пути я сказал ей, что снова трахался с Дарлин. Мэри замерла на несколько секунд, а потом спросила у меня: «Значит ли это, что ты любишь ее больше меня и теперь между нами все кончено?» — «Нет, Мэри, любовь тут вообще ни при чем. Это значит, что я люблю тебя, но не принадлежу тебе, равно как и ты мне. Я не люблю Дарлин, она для меня просто тело, тело, которое мне нравится иметь. Мне нужно кое-что нагнать в жизни, и на самом деле я бы с удовольствием переспал вон с той девицей», — с этими словами я показал на очаровательную особу, проходившую мимо. «Да уж, Чарли, — протянула Мэри, — даже не знаю, как с этим справиться. Ты всегда собираешься так жить?» — «Честно говоря, не знаю, — ответил я, — но пока я живу именно так. Чего бы это ни стоило, я и вправду люблю тебя, и мне отвратительна сама мысль о том, что я могу тебя потерять. Наверное, из-за твоего воспитания мои слова звучат неубедительно, но если ты сможешь забыть всю ту чушь, которую тебе столько лет втирали родители, а им — их родители и так далее, то тебе будет не так уж трудно жить по новым правилам». — «Это для меня слишком, Чарли, — сказала Мэри. — Пока я не могу сказать, что собираюсь делать с этим, нам просто нужно время, а там посмотрим».
