Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 1994 год
Печальный день 5 июля. 5 часов утра. Шомарей решает определить координаты мыса Мирик (современное название – мыс Тимрис), который, по всей видимости, находится в 15 – 18 лье от корабля; высадить там как можно больше людей и следовать морем за этим сухопутным караваном с провизией, больными и ранеными на борту. Странный и необъяснимый план! Более того, Шомарей решает, что шлюпки пойдут вместе, чтобы в случае необходимости поддержать друг друга.
Как и остальные его распоряжения, этот приказ не был исполнен. Бросив на произвол судьбы плот, шлюпки, несмотря на все усилия, не смогли держаться вместе: шлюпка Эспье была переполнена и отстала от остальных, которыми командовали Рейно, Лапейрер и Шомарей; осталась позади и шлюпка Моде. Еще дальше позади них плыл ялик. Любое усиление шторма могло безжалостно раскидать суденышки в разные стороны. Тем более, что с самого начала путешествия Шомарея совершенно не заботила судьба отставших. Его даже подхлестывала эта разница в ходовых качествах; подобное легкомыслие стало угрожающим после крушения на отмели Арген. Эвакуация происходила наспех, и впопыхах было забыто самое главное: приборы для определения собственных координат. Пришлось отдать карту Рейно и возложить на него обязанности по определению маршрута. Эта передача карты носила символический характер. С этого момента маршрутом будет заниматься он.
Была ли это та самая карта, на которую Шомарей, как он утверждал потом, собственноручно нанес маршрут и ориентиры? Неизвестно. Во всяком случае, удивляет сам факт, что он расстался с ней при таких обстоятельствах. Когда Ран произвел учет имеющихся запасов продовольствия, выяснилась еще одна непростительная небрежность: бисквиты и пресная вода были изъяты из трюма перед началом эвакуации, но в спешке их или забыли погрузить в шлюпки, или разделили не поровну. Таким образом, в шлюпке Рана имелось 18 бутылок воды, единственный мешок с бисквитами и чулок, наполненный сушеными грушами, – вот и весь запас на три дня, да еще десять бутылок вина, захваченных во время высадки в Санта-Крусе. Взяв на себя роль кока, Ран сам определил размер порций и время принятия пищи.
На борту большой шлюпки положение с провизией было лучше. Скорее всего о запасах для этой шлюпки позаботился сам губернатор: у них было 50 ливров бисквитов, 18 бутылок вина, 2 бутылки водки и 60 бутылок воды.
Обе шлюпки делали по пять узлов. Это позволяло им значительно опередить другие плавсредства. Хотелось бы знать, что чувствовал Шомарей, когда из виду исчезали обломки корабля и плот, на которых оставалось сто пятьдесят человек, брошенных им на верную погибель. Неужели в свои пятьдесят лет он настолько очерствел душой, что не мучили его угрызения совести, неужели не осталось в нем ничего, кроме инстинкта самосохранения, подсказывающего ему выкарабкаться любой ценой?!
В девять часов вечера вдали смутно показался африканский берег. Полчаса спустя стало ясно, что это мыс Мирик. Шлюпка поплыла вдоль побережья. Наступила ночь. Из-за резких изменений уровня морского дна шлюпка могла сесть на мель; поэтому было решено ночью стоять на месте, бросив якорь.
6 июля проход к берегу наконец был найден. Кроме того, вновь оказалась рядом шлюпка Эспье. В общих чертах день прошел благополучно, только жара постоянно усиливалась и к вечеру стала невыносимой. На шлюпки обрушивались песчаные вихри с побережья. На исходе дня разразилась гроза, и море буквально вздыбилось. По словам Рана, «в эту ужасную ночь многие окончательно пали духом. Кругом царил мрак, а когда ветер все же разогнал тяжелые тучи, лунные лучи плясали по огромным, бурлящим вокруг нас волнам, усугубляя ужас происходящего. Мы с командиром экипажа были на веслах, каждый из нас неотрывно следил за преследовавшими нас волнами, стараясь маневрировать так, чтобы не поворачиваться к ним бортом».
Утром 7 числа оказалось, что пропала одна из шлюпок. Впрочем, ни ее судьба, ни судьба остальных лодок не интересовала ни Шмальца, ни Шомарея. Отныне каждый был сам за себя! Людей начинала мучить жажда. Кто-то рисковал пить морскую воду, кто-то додумался взять в рот свинцовые пули, чтобы почувствовать их прохладу. День прошел трудно. Кое-кто из матросов просился на берег, правда, не очень настойчиво. Ночь принесла всем облегчение. Подул северо-западный бриз, подгоняя шлюпки, так продолжалось до утра.
8 июля стало ясно, что возникла новая опасность: кончилась вода. Большая шлюпка поделилась тремя бутылками. Матросы роптали. Они единодушно требовали высадки на сушу. Шомарей, в случае, если волнения зайдут слишком далеко, должен был перейти в большую шлюпку. Но смутьянов удалось успокоить; им объяснили, что цель путешествия уже близка. На исходе дня показался лес Гриез, находившийся в непосредственной близости от Сен-Луи. А к десяти часам на горизонте были замечены два судна: когда сблизились, оказалось, что это корвет «Эхо» и бриг «Аргус». Корвет просигналил шлюпкам. Со слов Рана, «они ответили, что мы с „Медузы“. По-видимому, наш ответ привел их в замешательство, потому что они повторили свой вопрос. Мы вновь ответили то же самое. Когда подплыли, корабль отдал швартовы, чтобы мы могли подняться на борт. Но сначала, когда мы еще были в шлюпке, один из офицеров спросил, что случилось с „Медузой“. Никто не ответил, и тогда я сказал: „Капитан вам сейчас все объяснит“.
Корвет «Эхо» стоял на рейде у Сен-Луи с 6 июля, перед этим он сделал большой крюк на запад, чтобы обогнуть отмель Арген. Бетанкур отмечал в судовом журнале: «Я был очень удивлен тем, что не нашел на рейде фрегата „Медуза“, который должен был значительно опередить другие суда и остальные корабли, входившие в состав дивизиона. Поскольку было условлено, что если мы потеряем друг друга, то встречаемся на этом рейде, я и решил встать здесь». Запись от следующего дня гласит: «Я с большим нетерпением жду встречи с фрегатом „Медуза“ и с остальными судами дивизиона. Мое нетерпение велико, так как стоять на рейде у сенегальского побережья в это время года небезопасно».
К полудню 8 июля появился наконец бриг «Аргус». Бетанкур поделился с капитаном Парнажоном своими опасениями по поводу «Медузы». В десять часов вечера были замечены две шлюпки. Бетанкур узнал о печальной судьбе «Медузы», потерявшейся на отмели Арген. Бетанкур ободрил потерпевших, приказал накормить их, расспросил о судьбе других лодок, плота и остатков корабля и методично зафиксировал состояние поступивших к нему на борт пассажиров. Кроме того, он приказал повесить на главную мачту сигнальный фонарь и жечь запалы, чтобы корабль был заметен и в темноте. Было также принято совместное решение послать «Аргус» на поиски жертв кораблекрушения. Шмальц составил инструкцию, адресованную капитану «Аргуса» Парнажону. Находясь на рейде у Сен-Луи, он считал, что уже имел право принять на себя права и обязанности губернатора. А поскольку бриг «Аргус» оставался в его распоряжении в Сенегале, то только он сам мог отдавать ему приказания. Итак, в этой инструкции от 9 июля Шмальц излагал свою версию событий, последовавших за крушением фрегата, в том числе обстоятельств, при которых был составлен плот. Затем следовало собственное задание, данное им Парнажону.
«После изложения вышеописанных событий сир Парнажон сможет иметь более полное представление о наиболее эффективных средствах выполнения поставленной перед ним задачи, а именно: оказать любую посильную помощь жертвам кораблекрушения, ведя их поиск в указанных пунктах, кроме устья реки Сен-Жан, куда он не в состоянии проникнуть. Таким образом, он проследует вдоль побережья до самого фрегата, до которого, возможно, сумели добраться по течению те, кто оставался на плоту».
По указанию Шмальца Парнажон должен был следовать вдоль берега до Портендика, так как, двигаясь в этом направлении, он должен был встретить на своем пути шлюпки с фрегата.
«Попав на борт фрегата, сир Парнажон приложит все усилия для спасения вынужденно оставленного имущества; особенно продуктов питания, не забыв при этом о трех бочонках, в которых содержится 90 тысяч франков, являющихся собственностью короля и предназначенных для различных учреждений в Сенегале. Эти три бочонка находились в отделении, где хранились запасы пороха, и не могли быть вывезены, так как во время эвакуации это отделение было полностью затоплено…» В помощь Парнажону Шмальц посылает Рейно, командира экипажа и бригадира трюма «Медузы».
Хочется верить, что, принимая это решение, он согласовал его с Шомареем, но скорее всего это не так. Отныне в глазах Шмальца Шомарей был всего лишь одним из подчиненных. Этим и объясняется тот факт, что три бочонка золота, провизия и имущество, брошенные на разрушенном корабле, волновали его больше, чем пострадавшие от кораблекрушения люди. Вернуть все это означало, в его понимании, удачный исход Сенегальской операции. Логика впереди человечности. Правда, нельзя отрицать, что он не забыл и о людях на плоту. Во всяком случае, он вспомнил о них в своей инструкции от 9 июля, где предположил, что они вернулись на фрегат. Справедливости ради заметим, что в тот же день Шмальц попросил английского губернатора подполковника Бризретона одолжить несколько небольших кораблей в помощь Парнажону.
