Сергей Кремлев - Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию
Но главное было в сути. Молотов говорил (по стенограмме):
«Молотов… у нас есть, безусловно, зачатки культа персоны товарища Хрущёва.
Г о л о с а. Неправильно это.
Молотов. Мы видим это по разным фактам, и не я это говорю, а многие говорят.
Г о л о с а. Обыватели говорят.
Молотов. Когда все другие молчат, а один человек из членов Президиума выступает и по сельскому хозяйству, и по промышленности, и по строительству, и по финансам, и по внешней политике, и т. д. (Ш у м в зале) Нельзя себе присваивать столько прав, столько знаний…
…Когда мы его выбирали Первым секретарём, я думал, что он будет таким же человеком, каким был до назначения его Первым секретарём. Получилось дело не так, и чем дальше, тем больше».
Молотов говорил много, убедительно и о многом. Министр сельского хозяйства Бенедиктов и министр хлебопродуктов Корниец упрекали Молотова в противодействии «целинной» авантюре Хрущёва, но ведь Молотов был прав — надо было вкладывать средства в Нечерноземье, а целинные земли иметь в стратегическом запасе.
Молотов, показывая авантюризм хрущёвцев в планировании, бросил: «История партии не началась с XX съезда партии», на что получил в ответ от анонимного «голоса» наглую реплику: «Что вы нам политграмоту читаете?»
Молотов говорил долго, и было ясно — это и его политическая исповедь, и публичное политическое завещание. Он говорил о том, что глупо вести себя так, чтобы в результате западный мир объединялся вокруг США. Он говорил, что надо высоко держать нашу марку во внешней политике. Он бил в корень зла, когда заявлял, что органы Советской власти принижаются по сравнению с партийными (это беспокоило уже Сталина).
Много о чём говорили Маленков, Каганович и Молотов, и даже «примкнувший к ним» Шепилов говорил тоже о деле. В частности, и так:
«Можно сказать — один «карьерист», другой «рвётся к власти», но нельзя представить, что такое большое количество людей (в Президиуме ЦК. — С. К.) ответственных, в том числе с полувековым стажем, рвётся к власти. Я говорил на Президиуме об этом. Я лично ничем не обижен, а на двести лет вперёд авансирован: мне столько дали чинов, орденов…»
Хрущёвец Поспелов тут же спросил его: «Вы говорите, что не обижены, но почему вы так относитесь к товарищу Хрущёву? Это провокация». Однако Шепилов не поддался на провокацию Поспелова и отрезал: «Я говорил о тех недостатках, которые нас тревожат».
Увы, ЦК КПСС хрущёвского образца тревожили уже не недостатки, мешающие развитию СССР, и не судьба СССР — большинство членов хрущёвского ЦК по-настоящему интересовалось лишь их собственной мельчающей судьбой.
Внеочередной XXI съезд КПСС, проходивший с 27 января по 5 февраля 1959 года, превратился в новый акт торжества перерожденцев и официального глумления над памятью Сталина и научным подходом к планированию будущего страны.
Очередной, XXII съезд КПСС было решено провести в 1961 году, и этот съезд стал апофеозом, по меткому выражению Молотова, «культа персоны» Хрущёва. Тогда же было принято решение об удалении саркофага Сталина из Мавзолея. Саркофаг с телом Сталина был вынесен, и спешные ночные похороны Сталина у Кремлёвской стены стали дальним предвестием похорон Державы, созданной под его руководством.
Впрочем, персоне оставалось времени на свой политиканский кураж не так уж и много — всего-то до 1964 года. Близилась «эпоха» «культа персоны» Брежнева. И над внешне безбрежными перспективами СССР в 60-е и 70-е годы начали сгущаться тучи, появившиеся на нашем политическом небосводе ещё в 50-е годы.
Много позднее группа «Любэ» будет петь:
Эх, шестидесятые,Гордые, пузатые…
Да, в «хрущёвские» «пузатые» 50-е и 60-е годы у народов СССР было много поводов для гордости: первый спутник, первые в мире атомная электростанция и атомный ледокол «Ленин», первый космонавт, первые советские антарктические экспедиции, первые советские победы на Олимпийских играх…
И даже в области балета мы были тогда и впрямь «впереди планеты всей».
Впрочем — не только в области балета.
Однако в целом Советский Союз к концу пребывания Хрущёва на высших государственных постах (с 1958 года он сделал себя ещё и Председателем Совета Министров СССР) приобретал всё более «кукурузный» характер. Именно «кукурузный», потому что то, что потом назвали «волюнтаризмом» Хрущёва и что в действительности было не столько результатом действий Хрущёва, сколько результатом умелого им манипулирования, наиболее концентрированно проявилось как раз в «кукурузной» авантюре «Хруща». Даже нынешние молодые поколения «россиян» хотя бы немного, но наслышаны об этой «кукурузной» «эпопее».
Увлечение кукурузой Хрущёв подхватил во время визита в США в сентябре 1959 года. Тогда Хрущёв побывал в штате Айова в гостях у фермера-миллионера Гарета, и хрущёвский зять Аджубей с компанией в книге «Лицом к лицу с Америкой» описывали этот исторический визит так:
«23 сентября Никита Сергеевич Хрущёв рано встал, чтобы отправиться в гости к фермеру Росуэллу Гарету…
…Айова предстала перед нами в прекрасном одеянии ранней осени. Легкой позолотой осыпаны деревья, пожелтелые кукурузные поля, овеваемые свежим ветерком.
— Кукуруза набирает силу, подобно товарному поезду, идущему под уклон, — повторил наш шофер любимую фразу айовцев.
Убирать кукурузу на зерно фермеры еще не начинали, лишь некоторые из них косили ее на силос…
Кукурузные поля были опаханы…»
И так далее — от страницы 336-й до страницы 360-й, где сообщалось, что «советские люди знают Никиту Сергеевича как крупнейшего знатока сельского хозяйства», но американские-де корреспонденты впервые-де наблюдали его в этом качестве и поразились, что такой-де «знаток (ну-ну. — С. К.) политических, социальных, экономических вопросов» выступает «как тончайший (угу, где тонко, там и рвётся. — С. К.) специалист сельскохозяйственного производства, оперирующий… цифрами, которые не знают на память даже профессора».
Сама мысль была верной — кукуруза дает много зелёной массы на силос, а как зерновая культура тоже хороша. С другой стороны, в США тот же Гарет знал о кукурузе много и был одним из инициаторов производства гибридных семян кукурузы. Поучиться нам тут было чему (да и поучить, к слову, — тоже).
Но кукуруза хороша там, где она хорошо растёт. Хрущёвцы же, с подачи «крупнейшего знатока сельского хозяйства», ринулись насаждать посевы кукурузы по всей стране. «Кукурузной» кампанией не были охвачены разве что районы Крайнего Севера за Полярным кругом. На Украине — даже на Украине, где кукурузу выращивали всегда, — имела хождение своего рода парафраза «Заповiта» Тараса Шевченко от имени якобы Хрущёва:
Як умру, то поховайтеМене в кукурузi,Не забудьте увiткнутиБуряка на пузi.
По сравнению с «кукурузной» авантюрой бледнела даже «целинная» авантюра Хрущёва. Хотя жизнь «при Хрущёве» была вообще богата на авантюры разного рода — практически во всех сферах жизни советского общества.
И все они — как лично хрущёвские доморощенные простодушные авантюры без кавычек, так и умно задуманные и нам подброшенные «авантюры» внешнего происхождения — «работали» на одно: на будущий развал СССР.
Глава 9
23 августа 1991 года: встреча в «атомной» гостинице
А теперь нам пора вновь вернуться в августовские дни 1991 года. Уважаемый читатель, надеюсь, помнит, что ранним утром 22 августа я приехал в Москву — впечатления того дня мной уже были описаны.
Позднее стали говорить о «путче ГКЧП», но это было одним из проявлений ельциноидной лжи. Образование ГКЧП, в состав которого вошли почти все высшие фигуры СССР и который не претендовал на смену формы государственной власти и государства, не подходит под определение путча, как его ни поверни. А вот действия Ельцина были путчем в точном смысле этого слова. Путчем называется мятеж небольшой кучки заговорщиков с целью произвести государственный переворот. Но как раз именно это и проделала группа Ельцина в 1991 году!
22 августа антисоветский путч Ельцина увенчался успехом, и развал СССР стал, по сути, фактом. А утром 23 августа, когда я сидел в холле главной «атомной» гостиницы СССР, соображая — куда же мне двинуться сегодня, в гостинице появилась пара моих коллег из «атомного» «Арзамаса-16». Оба входили в ведущую группу разработчиков ядерного оружия, то есть — группу физиков-теоретиков «Объекта».
Один из них, помоложе, радостно бросился ко мне:
— Поздравляю! Мы победили!
Я пожал плечами.
— Кто «мы»?
— Демократия, конечно!
Второй, постарше, его не одёрнул, но был спокоен и, судя по его виду, если не радовался, то и отнюдь не огорчался.