Леонид Млечин - Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России
Повседневная жизнь чекиста
Здание комитета госбезопасности – в самом центре Москвы. Множество людей каждый день проходило мимо комплекса зданий КГБ. И почти все задумывались над тем, что происходит в этих стенах.
– Вы сидели на Лубянке, рядом Кремль. Какое будущее вы себе рисовали, прикрыв глаза? Видели себя председателем КГБ? – спросил я Иваненко.
– Так высоко я не возносился. Предел мечтаний – поработать старшим инспектором и уехать в какой-нибудь территориальный орган начальником. К этому нас и готовили. Наберешься опыта и поедешь в Челябинск, в Оренбург, еще куда-то, будешь новым коллективом руководить.
– А вы не боялись нового коллектива, нового города? Только привык, обосновался, обустроился, все тут знаешь…
– Я легок на подъем. Жизнь приучила. Долго на одном месте не работал. Нижневартовск многому научил. Самостоятельная работа. Сам все решаешь – посоветоваться не с кем.
– Какой была атмосфера в комитете, настроения? Все сухо, строго, по-военному?
– Степень раскованности менялась. Когда я пришел, еще служило значительное число чекистов фронтового поколения, которые начинали под руководством Лаврентия Павловича. При них не дай бог сказать что-то в адрес высшего руководства. От них исходили указания, от которых смех брал: повысить, усилить, как мы говорили, «взмощнить»! Постепенно их сменяли молодые люди, которые приносили с собой дух – не свободы, а критичности, иронии. В начале восьмидесятых собирались молодые чекисты, скажем, на соревнованиях по волейболу и без боязни рассказывали политические анекдоты, в том числе и о Брежневе. Все от души смеялись. Никто не закладывал, не стучал. Это показатель. Не случайно к переломному моменту, когда встал вопрос о смене общественного строя, не кинулись органы КГБ с оружием в руках защищать партию.
– Вы утром приходите на работу, садитесь за стол. И что делаете дальше – читаете газету «Правда»? Служебную сводку? С чего день начинается?
– «Правду» я читал в метро по дороге на работу. «Правду», или «Известия», или «Комсомольскую правду», или «Московский комсомолец». А начинал работу с разбора срочных бумаг. Открываешь сейф, и в нем пачка бумаг, которые требуют рассмотрения. Надо подготовить справку. Составить аналитическую записку. Ответить на запрос. И готовиться к командировке. Написать план командировки, утвердить его, выслушать дополнительные пожелания и указания. Собрать бригаду, с которой едешь, распределить задания. Все это живая работа. Плюс приходит почта. Тебе секретарь докладывает. Ты должен за два часа почту рассмотреть. На каждом документе расписаться, что ознакомлен. Если начальство расписало тебе поручение, обязан его выполнить.
– А были какие-то внутренние сводки, чтобы вы знали, что происходит в стране? Или они полагались только более высокому начальству?
– Когда пресс-бюро КГБ СССР преобразовали в Центр общественных связей, там стали готовить обзоры печати. В основном брали из открытой прессы. Разносили сводки вещания иностранных радиостанций, чтобы мы знали, о чем вражеские голоса говорят, и учитывали в работе. Если происходило нечто чрезвычайное, через некоторое время приходил специальный обзор. Скажем, массовые беспорядки в городе Ош. События в Душанбе. Разбирался ход событий, указывалось, где органы КГБ допустили ошибку, повели себя неправильно. Но такие обзоры выпускались только по экстраординарным обстоятельствам. Скажем, сбежал секретоноситель – Шеймов. Сообщались обстоятельства побега. И выводы: наказать таких-то.
Майор Виктор Иванович Шеймов, сотрудник 8-го (шифровального, то есть обеспечивающего безопасную связь всей системы) главного управления КГБ, унес с собой серьезные секреты. Он перешел к американцам в 1980 году. Майор был настолько важен для американцев, что его тайно вывезли из Москвы вместе со всей семьей.
– А как осуществлялись инспекторские проверки?
– Прилетел, собираешь личный состав. Обращаешься к начальнику отдела: доложите обстановку, познакомьте с результатами работы. Он начинает докладывать. И видно: или люди, так сказать, лапшу на уши вешают, или действительно есть результаты – оперативные игры, вербовки иностранцев, разоблачение организованных преступных групп. Некоторые оперативные работники строили работу по принципу – крестики, палочки, нолики. Главное – количество встреч, количество сообщений. Вот он и отчитывается цифрами: сколько раз встретился с доверенными лицами, сколько сообщений получил и так далее. А результатов-то нет.
– И что с ним делать? Ну серый работник. Не увольнять же за это?
– Не уволишь. Иногда поправишь, иногда терпишь. Показуха – страшное зло. Она осталась еще со сталинских времен, когда надо было показать количество разоблаченных врагов…
– А если надо было разобрать конфликт среди коллег? Как вы выясняете, кто прав, кто виноват?
– Обычно опрашиваешь окружение. С одним побеседуешь, с другим, и, как правило, истина всплывает быстро. Хотя, бывало, оба не правы.
Инспекторское управление по численности было самым небольшим в комитете. Но инспекторов (полковничья должность) наделили большими правами. И перспективой. Приходили, как правило, с должности заместителя начальника областного или краевого управления. Поработав в Москве, получали назначение с повышением – начальником управления и могли рассчитывать на генеральские погоны.
– Мы сидели втроем. Дружная сложилась компания. Друг другу помогали. Обстановка товарищеская. Кабинет на пятом этаже с окнами на Мясницкую улицу. Комната небольшая. Три стола – и тесновато. Вешалка. Тумбочка, графин с водой. Отдельно держали кипятильники, чай, чтобы пожарные не обнаружили. Вот и весь быт. У каждого свой сейф. Уходя, опечатывали пластилиновой печатью. Утром приходишь, проверяешь. Печать не тронута, значит, все нормально.
– А что в сейфе?
– Пистолет Макарова. Как в Москву перевелся, сразу выдали. Порядок такой был. Зачем его выдавали работникам Инспекторского управления, не знаю. Наверное, на случай самообороны. Но если бы в августе 1991 года демонстранты пошли на штурм, вряд ли кто-то решился бы применить оружие. Периодически оружие проверял работник секретариата управления кадров. Два раза в год устраивали соревнования по стрельбе, чтобы не раскисали, форму поддерживали.
– Что еще в сейфе хранили?
– Документы. Приказы и указания КГБ СССР, которыми постоянно приходилось пользоваться, инструкции по делопроизводству.
– А бутерброды, бутылочку?
– Это в тумбочке, не в сейфе. Открыл тумбочку, налил, пожалуйста…
– И не боялись?
– Нет. Единственное… Выходишь из здания, от прапорщика лицо отвернешь, чтобы не дыхнуть. И все.
– Прапорщики такие внимательные? Кстати, неужели прапорщик действительно успевал внимательно изучить ваше удостоверение, убедиться, что оно подлинное?
– Разные были прапорщики. Некоторые дотошные. Берет и в самом деле сличает фотографию с оригиналом. А был у нас комичный случай. Возвращались из командировки. Когда на самолет билеты брали, все удостоверения на стол выложили. Потом разобрали. Один из старших инспекторов взял чужое – первого заместителя начальника Инспекторского управления генерал-майора Геннадия Михайловича Гришанина. И с этим удостоверением месяц проходил! А Гришанин с его документом. Гришанину прапорщик в любом случае в удостоверение не смотрел, потому что в лицо знал. Но инспектор-то предъявлял чужой документ, и прапорщик ему козыряет: генерал идет. В конце концов какой-то дотошный заметил: извините, это не ваше удостоверение.
– А если удостоверение дома забыл?
– Приходилось разворачиваться и ехать домой. Не пустят.
– А разовый пропуск выписать?
– Ну, если что-то неотложное, можно попросить товарища выписать пропуск. Но это не принято.
По мере продвижения по службе количество телефонных аппаратов менялось. Сначала полагались только городской телефон и телефон закрытой оперативной связи – для разговоров внутри комитета. В принципе можно было заказать и междугородние переговоры. Но рекомендовали по аппарату ВЧ разговаривать. Отдельная была кабинка, куда все могли зайти, чтобы позвонить в любой город, в местное подразделение комитета. Получил повышение – ставят аппараты правительственной связи АТС-2 и АТС-1. С равным тебе по рангу мог поговорить напрямую, минуя секретарей и помощников. Звонить по АТС-1 – это уже престижно.
– Какие были правила? Подчиненный заходит, вытягивается во фронт, козыряет: «Товарищ полковник, разрешите войти»?
– Нет. Обычно кто-то заглядывал, видит – я занят, говорит: потом зайду. Если я свободен, спросит: можно? Заходи. Садимся по-товарищески.
– Обращались по имени-отчеству или по званию?
– По имени-отчеству, а иногда просто по имени. Самые ближайшие сотрудники, мы друг друга звали по имени.
– Но когда вы заходили к начальнику управления, тут уж по всей форме: разрешите, товарищ генерал?
