Олег Сувениров - 1937. Трагедия Красной Армии
Вот такое письмо написал лейтенант своей знакомой. Конечно, далеко не верноподданническое. Но ни в одной хоть сколь-либо цивилизованной стране ничем не грозившее автору. Не то было тогда в СССР. В 1940 г. арестовали мужа этой знакомой лейтенанта и при обыске нашли это письмо трехгодичной давности. Особисты наметанным глазом сразу видят: «крамола». И немедленно докладывают начальнику Политуправления Красной армии. А тот тоже бдит. И налагает резолюцию: «Уволить. Мехлис»137 – чтоб знал лейтенант, какие письма можно писать, а какие нельзя. А 23 марта 1940 г. появляется и постановление на арест лейтенанта А.И. Иванова.
Определенная отчужденность, настороженность в отношениях между различными категориями военнослужащих стала наблюдаться уже с начала 1937 г. Начальник УВУЗ РККА комкор А.И. Тодорский говорил в марте 1937 г., что «у нас в академиях нет связи руководства не то что с массой, но и с людьми, которые стоят вслед за этим руководством. Начальники кафедр удивлялись, как это так, что я их вызвал поговорить поодиночке. Когда я сказал, что устрою личный прием постоянного состава и слушателей, Смолин (комкор, начальник Военно-инженерной академии. – О.С.) заявил: «Вряд ли кто явится, потому что ко мне никто не ходит»138.
Но имелись факты и противоположного свойства, свидетельствующие о стремлении некоторых рядовых армейских коммунистов смело вскрывать недостатки работы тех или иных руководителей. На партактиве в Военной академии им. Фрунзе при обсуждении вопроса об итогах февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б) участник Гражданской войны слушатель С.Н. Переверткин резко критиковал тогдашнего помощника начальника академии по политчасти корпусного комиссара Е.А. Щаденко. Критиковал за то, что он своими указаниями стремился к тому, чтобы не занимались критикой недостатков работы по подготовке слушателей. Секретарей партбюро курсов инструктировали так, чтобы они больше говорили «о собственной учебе». «Редактор газеты «Фрунзевец» прямо говорит: «когда газета уже сверстана и когда ее приносишь на просмотр к т. Щаденко, он заявляет: «это надо вырезать, это не нужно… и вообще вы зря занимаетесь этими вопросами»… За два с половиной года не видел т. Щаденко ни на одном занятии»139. Критиковать же «на верху» побаивались.
Можно безошибочно сказать, что февральско-мартовский (1937 г.) пленум ЦК ВКП(б) явился переломным событием в подготовке и развязывании широкой кампании по репрессированию не только партийных, советских, хозяйственных, научных, но и военных кадров. Именно этот пленум был задуман как своеобразный инструктаж по «выкорчевыванию» всех «недостойных», всех колеблющихся. В его работе принимали участие и коммунисты РККА, избранные XVII партсъездом членами ЦК ВКП(б) (К.Е. Ворошилов, Я.Б. Гамарник, И.Э. Якир); кандидатами в члены ЦК ВКП(б) (В.К. Блюхер, С.М. Буденный, А.С. Булин, А.И. Егоров, И.П. Уборевич (кандидат в члены ЦК М.Н. Тухачевский находился в отпуске и в работе пленума не участвовал); члены Комиссии партийного контроля (Н.В. Куйбышев); члены Комиссии Советского контроля (Г.Д. Базилевич, Г.Д. Хаханьян); члены Центральной ревизионной комиссии (Л.Н. Аронштам). Из всей этой головки военно-партийной элиты Советского Союза умерли своею смертью лишь Ворошилов и Буденный. Гамарник уже через три месяца покончил жизнь самоубийством, Блюхера забили до смерти в тюрьме, все остальные расстреляны как «заговорщики и шпионы». Участники переломного пленума ЦК, они не только не возражали, не только не сопротивлялись его гибельному курсу, но и активно поддерживали и пропагандировали этот курс. В античные времена историк сказал бы: Боги покарали их за это. И как знать, может, в свой предсмертный час не один из них примерял к себе слова песни из времен гражданской войны: «Мы сами копали могилу свою…»
Накануне начала работы февральско-мартовского пленума ЦК Ворошилов обратился к секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву с просьбой выдать пропуска на пленум таким известным тогда военачальникам и политработникам, как И.П. Белов, Я.И. Алкснис, В.М. Орлов, И.А. Халепский, В.Н. Левичев, Г.А. Осепян, П.А. Смирнов, М.П. Амелин, С.П. Урицкий, И.К. Александровский, Б.М. Фельдман и А.И. Седякин. На записке наркома имеется помета «Исполнено»140. Значит, очевидно, все 12 вышеперечисленных коммунистов побывали на заседаниях этого пленума, подышали его атмосферой, одобрили его курс, а затем – в разное время все до единого были расстреляны как «участники военно-фашистского заговора».
Об атмосфере работы этого пленума в какой-то мере можно судить по поведению члена ЦК Гамарника. В своем докладе на собрании актива ЛВО и КБФ он 20 марта давал такую оценку: «Бухарин по-адвокатски вывертывался на этом пленуме; в документе в 100 страниц, написанных им на имя ЦК, он вертелся ужом и всячески клеветал на партию и НКВД». Рассказывая о работе комиссии, созданной на пленуме по делу Рыкова – Бухарина, начальник Политуправления РККА даже с некоторой гордостью вспоминал: «Я входил в состав этой комиссии и присутствовал на этой комиссии. Эта комиссия по предложению Сталина единогласно приняла в качестве проекта для пленума резолюцию, которая на пленуме также была принята единогласно… Пленум исключил их из партии и передал их дело в НКВД»141.
Официальную трактовку решений февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) и путей их реализации в Вооруженных силах СССР изложил нарком К.Е. Ворошилов в своем обширном (на 80 с лишним страниц) докладе на активе командного и начальствующего состава Наркомата обороны, состоявшемся 13–15 марта 1937 г. Ворошилов также всячески поносит своего бывшего друга Н.И. Бухарина. Опирается он на показания, как теперь достоверно установлено, сексота НКВД «красного профессора» Астрова, которого тогда Ворошилов характеризует и как «очень культурного» человека и, главное, как «архиискреннего». Воспев попутно сталинскую конституцию как «хартию вольностей всего советского народа», Ворошилов пока еще здраво заявил, что «главный наш враг там, на Западе, где на 5/6 света власть еще находится в руках капиталистов, империалистов» и что «нам нужно этой организации и интеллекту враждебных сил противопоставить нашу высокую организацию и наш высокий интеллект»142.
Но затем «покорный общему закону» Ворошилов дает совершенно четкую установку на очищение армии от врагов. Говоря о случившихся тогда пожарах на Дальнем Востоке, нарком обороны заявляет, что он «глубочайше убежден», что пожары не могут возникнуть «вдруг ни с того, ни с сего», и поэтому он дал несколько телеграмм с приказом «ищите вредительство»143. Очень типичная по тем временам логика. А далее, заявив, что арестованные комдив Шмидт и майор Кузьмичев должны были «укокошить вашего покорного слугу», Ворошилов в следующих словах формулирует генеральную линию ВКПСб) в отношении армии, установленную на февральско-мартовском пленуме ЦК: «Я повторяю, у нас арестовано полтора-два десятка пока что, но это не значит, товарищи, что мы с вами очищены от врагов, нет, никак не значит. Это говорит только за то, что мы еще по-настоящему не встряхнули, не просмотрели наших кадров, наших людей. Это нужно будет обязательно сделать, нужно очиститься полностью. Мы в рабоче-крестьянской Красной армии не имеем права терпеть ни одного врага, не можем допустить этого»144.
По-разному восприняли эту установку участники совещания. Некоторые резонно вскрывали болячки армейского механизма. Начальник группы контроля НКО А.И. Черепанов доложил о том, что в 1936 г. в Генеральном штабе было обнаружено дело, которое «ходило» 13 месяцев, побывало у 23 исполнителей и все-таки не было выполнено, пока за него не взялся сам нарком145. Начальник агитпропотдела Политуправления РККА дивизионный комиссар X.X. Харитонов обратил внимание на явную предвзятость, встречающуюся в печатной пропаганде. Например, в статье последнего номера журнала «Боец-охотник» на полном серьезе утверждалось: «Капитализм увечит не только людей, но и животных, увеличивая злобу в своих собаках (гомерический хохот)»146. Эта помета о гомерическом хохоте свидетельствовала, что в начале 1937 года разум многих военных руководителей еще не был полностью погружен в сон, здравый смысл был им еще не чужд.
Но многие участники совещания поспешили подхватить и посильно развить высказанную наркомом идею о необходимости вылавливания и уничтожения «врагов народа». Особенно усердствовал в этом направлении инспектор кавалерии РККА Маршал Советского Союза С.М. Буденный. В этом своем отнюдь не благовидном рвении он дошел даже до того, что стал давать прямую «наводку» особистам. Он обратил внимание, что почти все арестованные к тому времени командиры «…из одного соединения. Примаков из 8-й червонной кавалерийской дивизии, ныне первой червонной казачьей, Шмидт оттуда выходец, Туровский оттуда, Зюк – оттуда, Кузьмичев тоже оттуда… Вы видите этот куст, мало того, я хочу подчеркнуть и тов. Леплевскому[18], что нужно это знать»147.
