П. Карев - Экспедиционный корпус
После обыска нас выгнали в поле. Целый день мы пробыли голодными, только вечером нам дали хлеба и рыбных консервов – граммов по сто. Не успели поесть, явился к нам человек в полковничьих погонах. Его сопровождала группа младших офицеров. Полковник начал выкликивать ля-куртинцев по фамилиям. Первыми вызвал членов отрядного и полковых комитетов я председателей ротных комитетов. Их отвели в сторону. Затем были вызваны члены ротных комитетов, унтер-офицеры и рядовые, которые часто выступали на общих собраниях против Временного правительства.
На следующий день, пятого сентября, солдаты «первой категории», в количестве семидесяти двух человек, были отведены под усиленным конвоем на станцию ля-Куртин. Нас увезли в город Бордо.
4
В Бордо мы ехали в большом товарном вагоне, в который кроме нас сели двенадцать конвойных. В вагоне была ужасная теснота. Многие из нас болели. Плохо чувствовали себя и остальные, хотя и здоровые, но обессиленные голодовкой и бессонными ночами во время артиллерийского обстрела ля- Куртина. Продуктов на дорогу нам не дали. Французы-конвойные делились с нами своими пайками.
Когда мы были доставлены в тюрьму, осматривавший нас врач нашел нужным отправить в больницу трех человек – Оченина, Макарова и меня. В больнице нас вымыли в ванной и выдали чистое больничное белье и халаты. Сестры милосердия всячески старались облегчить наши страдания, кормили усиленно, потихоньку от врачей приносили сигареты. Хороший уход дал своп плоды: мы быстро начали поправляться. Нам разрешили выходить гулять в больничный сад.
Чувствуя, что нас скоро должны выписать из больницы и отправить в тюрьму, мы решили бежать. Через сестер нам удалось получить из кладовой свое обмундирование, которое мы припрятали под постель.
Наконец нам представился случай бежать. Как-то вечером погас свет в больнице. Быстро сбросив с себя больничные халаты, мы надели русскую военную форму и через несколько минут были уже на улице. Тотчас же двинулись на вокзал.
Нам удалось этой же ночью сесть в какой-то товарный поезд. Сойдя на одной незнакомой станции, мы встретили большую группу французских солдат, возвращавшихся из отпуска на фронт. Они были очень любезны: пригласили нас к себе в вагон и угостили вином и консервами. Услышав, что мы из ля-Кур – тина, французы засыпали нас вопросами, желая узнать подробности всей нашей истории. Мы рассказали охотно, не скрыли и того, как совершили побег из больницы. Французам понравилась наша проделка, они предложили ехать с ними в одном вагоне. Поезд шел через станцию ля-Куртин, и мы согласились. В дороге французы накормили нас обедом и ужином.
На станции ля-Куртин, простившись с французами, мы вышли из вагона. До лагеря было недалеко, и вскоре мы уже вели разговор с охранниками его, бывшими фельтенцами. Они потребовали предъявить пропуска, но у нас их не было. Зная все ходы и выходы, мы направились знакомой тропой вдоль реки и вошли в лагерь, обойдясь без пропусков.
Нам удалось найти друзей в казармах, которые не так давно занимала третья бригада. Товарищи очень обрадовались, увидев нас. Мы стояли в плотном кольце и не успевали отвечать на расспросы. В ля-Куртине ходили слухи, что всех солдат «первой категории» расстреляли, и товарищам хотелось знать, правда ли это. Однако сказать что-нибудь об остальных куртинцах мы не могли, ибо сами ничего не знали о них.
Переговорив о новостях, солдаты накормили нас и уложили спать. Ночь проспали хорошо. Стали думать, что делать дальше. Записываться в число находящихся в лагере товарищи не советовали. Предложили жить нелегально, так как со дня на день ожидалась проверка людей и отправка неблагонадежных в северную Африку и на разные острова.
В ля-Куртине в это время работа кипела день и ночь: ремонтировали разбитые казармы, засыпали ямы, вырытые снарядами, мостили улицы. Из-под развалин извлекали солдатские трупы и по ночам зарывали их в разных местах. Сколько солдат было убито во время ля-куртинского расстрела, точно сказать никто не мог. Фельтенское начальство держало это в строгом секрете. По приблизительному подсчету убитых было не меньше тысячи, из них большая часть – солдаты пятого и шестого полков.
*Прошла неделя. Лагерь привели в надлежащий порядок. Было создано сорок номерных рот. В каждую роту зачислили солдат разных полков.
Все было тихо и спокойно. Ротные командиры заглядывали в казармы очень редко, а некоторые совсем не показывались. В лагере можно было видеть новых молодых офицеров, присланных в ля-Куртин Керенским. Они старались уговорить солдат снова пойтп на фронт, пробовали создать добровольческие отряды, обещая всякие блага. На все уговоры и обещания, на все угрозы и запугивания ссылкой в Африку и на острова куртинцы отвечали одним и тем же:
– Отправьте нас в Россию!
В начале октября в казармы пришла проверочная комиссия из пяти человек: трех «керенских» офицеров и двух старых, кадровых командиров. С ними были три солдата из фельтенцев, назначенные в помощь для установления личности проверяемых.
Комиссия созывала солдат, брала поименный список и начинала исповедывать каждого: где родился, где крестился, чем занимался и т. д. Унтер-офицеров допрашивали особо, на них составляли отдельный список.
Во время проверки казармы, в которой жили Оченин, Макаров и я, мы не присутствовали. Предупрежденные товарищами, мы с утра ушли в другое помещение и просидели там весь день.
Когда проверка была закончена, пришли фельтенцы и по списку вызвали группу солдат, которой предложили собрать вещи и выстроиться. Их вторично проверили по общему списку и отправили на вокзал.
Всего таким образом было отобрано тысячи полторы солдат. Потом мы узнали от французов, что эту партию повезли в Африку через порт Марсель.
Затем приступила к работе вторая комиссия. Она отобрала более тысячи солдат, которых отправили по железной дороге на юг Франции.
Несколько позже отобрали третью группу. Сюда вошли якобы благонадежные люди. На самом же деле тут были более «неблагонадежные», чем в первых двух: солдаты, активно участвовавшие в работе комитетов и открыто выступавшие на общих собраниях с требованием немедленной отправки русских войск на родину. Новое начальство о них ничего не знало, солдаты помалкивали и посмеивались над комиссией. И так, под видом «благонадежной», третья группа была направлена на работы внутри Франции.
Фельтенское начальство создало в ля-Куртине суд, в состав которого вошли три офицера и два солдата. К суду были привлечены почти все унтер-офицеры, которые оставались в ля-Куртине после раскола дивизии. Каждому взводному и отделенному предъявили обвинение в том, что они не приняли мер к выводу своих взводов и отделений из ля-Куртина во исполнение приказа генерала Занкевича.
Всех осужденных разжаловали в рядовые. Некоторые унтер- офицеры являлись на суд без погон, и, когда оглашался приговор, осужденный говорил: «Вы I опоздали, я еще вчера сам себя разжаловал». За такие выходки смельчаков сажали на пять суток на хлеб и воду.
Наша тройка – Макаров, Оченин и я – спокойно продолжала жить в ля-Куртине. Мы ежедневно ходили слушать суд, давно срезав своп унтер-офицерские нашивки. Но вот неожиданно в лагерь приехал бывший подпрапорщик Кучеренко. Однажды мы наскочили на него, и он тут же остановил нас.
– Как вы сюда попали? – закричал Кучеренко.
– Нас из госпиталя направили, – ответил Оченин.
– Когда?
– Только сегодня приехали, господин прапорщик, – сказал Макаров, увидев на плечах Кучеренко погоны прапорщика, которые он получил после ля-куртпнского расстрела.
– Где ваши вещи?
– У нас нет никаких вещей, они оставались здесь, – ответил Оченин.
– Идите за мной.
Мы пошли.
Войдя в штаб, который помещался в бывшем офицерском собрании, Кучеренко передал нас дежурному офицеру и сказал, что мы унтер-офицеры бывшей первой роты, самые главные зачинщики беспорядков, и что нас необходимо отправить в самые отдаленные места Африки.
Нас взяли под конвой и отвели в какой-то подвал.
Когда тяжелая железная дверь подвала захлопнулась за нами и проскрипел заржавленный запор, мы молча посмотрели друг на друга.
– Влопались, дураки, – огорченно проговорил Оченин, – и откуда его чорт вынес, этого проклятого Кучеренко! Наверное никогда не удастся избавиться от него…
Оченин щелкнул зажигалкой и, подняв ее вверх, осмотрел стены и потолок подвала. Помещение оказалось очень большим, в нем было несколько отделений. Все они, за исключением первого, в которое посадили нас, были завалены пустыми винными бочками.
Тщательный осмотр помещения занял порядочно времени и был прекращен, когда снаружи снова заскрипел запор. Открылась дверь, п в подвал вошел солдат, принесший ужин. Оставив небольшой бачок с супом и немного хлеба, он ушел, обещав притти за посудой завтра утром.
