Эгертон Кастл - Школы и мастера фехтования. Благородное искусство владения клинком

Вот какова испанская манера боя: становятся так отважно, как только могут, выпрямив корпус, близко друг к другу, и постоянно делают движения ногами, будто танцуют, а руки и рапиры выпрямляют, целясь в лицо или тело противника – и это единственный способ достигнуть совершенства в этом стиле боя. И надо заметить, что, пока человек стоит таким манером, выпрямив руку и рапиру, его противник не сможет ранить его, потому что, какой бы он ни нанес тому удар, по причине, что эфес его рапиры находится так далеко от него, для полной защиты требуется лишь незначительное движение. Если удар наносят с правой стороны головы, для защиты этой стороны головы и тела требуется легкое движение руки костяшками пальцев вверх, и неподвижное острие весьма угрожает атакующему. Таким же образом, если удар наносится с левой стороны головы, совсем небольшого поворота запястья костяшками вниз достаточно, чтобы защитить эту сторону головы и тела. А при уколе защищающийся по причине уклончивости танцующих движений ногами, о которых говорилось выше, выполняет совершенную защиту, а острием по-прежнему серьезно угрожает противнику. Вот почему испанский бой совершенен».

Однако Сильверу хватает здравого смысла понять, что главная трудность состоит в том, чтобы направлять острие прямо в глаза противника, ловко отражая любую попытку отбить его в сторону.

«Во-первых, что касается рапиры (говорит итальянский или ложный учитель), то я полагаю ее совершенным оружием, поскольку ее крестовина не мешает держать эфес, колоть и далеко, и прямо и использовать любые преимущества защитных стоек или внезапно контратаковать противника, тогда как с мечом ты вынужден со всей силой кисти твердо держать эфес. А на войне я не пожелал бы другу носить оружие с рукояткой, потому что при неожиданном нападении в спешке рука хватается за рукоятку вместо эфеса, а тем временем, пока они вынимают меч, враг их убивает. А что до боя с мечами и баклерами, он несовершенен, потому что баклер закрывает обзор, к тому же я никому бы не посоветовал держать руку высоко над головой, чтобы наносить сильные удары. Сильные удары бесполезны, особенно если наносить их над головой, потому что такое положение раскрывает лицо и тело. Однако же я признаю, что в старину, когда удары наносили только коротким мечом и баклером, а еще палашом, такие действия были хороши и очень мужественны, но теперь манера другая. Преимущество рапиры в длине, большей, чем у меча, когда применялись удары; люди тогда дрались так просто, что считали трусостью колоть или бить ниже пояса. Кто в наши дни не видит, что удар движется по кругу, как колесо, из-за чего путь его долог, а укол идет по прямой и потому его путь короче, и выполнять его быстрее? Потому ни один разумный человек не станет рубить, если ему не надоело жить. Разумеется, что в бою ради преимущества нужно пользоваться острием, а удар совершенно бесполезен, и применять его не следует. Тот, кто дерется ударами, особенно коротким мечом, будет тяжело ранен или убит. Сам дьявол не посоветует худших ошибок».

Дальше следуют несколько доводов, которые приводит Сильвер от имени английских мастеров фехтования. Комментировать ошибочность некоторых из них, а также явно намеренное искажение итальянской системы не имеет смысла.

«Повторяющиеся удары проходят такой же короткий путь, как и уколы, чаще они короче, сильнее, быстрее и стремительнее.

Совершенный бой опирается и на удар, и на укол, потому использовать следует не только уколы.

Удар опаснее и смертоноснее в бою, чем укол, а чтобы доказать это согласно искусству, англичанин приводит доводы против итальянца.

Итальянец. Что опаснее и смертоноснее в бою – удар или укол?

Англичанин. Согласно искусству, вопрос задан неправильно, потому что не бывает совершенного боя без удара или укола.

Итальянец. Положим, что это так, хотя есть и другие мнения, что надо использовать только укол, ибо он проходит более короткий путь, и он опаснее и смертоноснее по следующим причинам: во-первых, удар идет по кругу, как колесо, а укол идет по прямой линии, поэтому удар, двигающийся по кругу, проходит больший путь, чем укол, и, следовательно, выполнять его дольше. А укол идет по прямой, потому проходит меньший путь, чем удар, и выполнять его быстрее. Следовательно, он гораздо лучше удара, опаснее и смертельнее, ибо, если укол попадает в лицо или тело, он опасен для жизни и чаще всего смертелен, но, если удар достигает тела, он не настолько опасен.

Англичанин. Думай как хочешь, но то, что укол проходит меньший путь и выполнять его быстрее, чем удар, это неправда, а в доказательство прочти двенадцатый парадокс. А теперь я приведу правдивые причины, почему удар лучше укола, опаснее и смертельнее. Во-первых, удар проходит такой же путь, а чаще и более короткий, чем укол, и потому быстрее, чем укол. Следовательно, в отношении времени, на котором стоит совершенство боя, удар гораздо лучше укола. К тому же, чтобы отклонить любой укол, хватит силы ребенка. А сила удара направлена прямо, поэтому отражать его надо с такой же силой, что может сделать только крепкий мужчина, при должном соединении в должное время. Поэтому удар гораздо лучше и опаснее укола. К тому же укол в кисть, руку, или ногу, или во многие места на теле и лице не приводит ни к смерти, ни к увечью, ни к потере конечностей или жизни, да и не мешает бою, пока кровь горяча.

Например, знавал я джентльмена, раненного в бою на рапирах девять или десять раз по всему телу, в руки и ноги, и все-таки он продолжал драться и в конце концов уложил противника. Потом вернулся домой, вылечил все свои раны, не став калекой, и до сих пор здравствует. А сильный удар иногда начисто отрубает кисть от руки, как это бывало много раз. Да и удар коротким острым мечом в голову или лицо чаще всего приводит к смерти. Удар полной силой в шею, плечо, руку или ногу опасен для жизни, рассекает вены, мышцы и сухожилия, разрубает кости. Что до исцеления, то такие раны от удара означают потерю конечностей или неизлечимые увечья.

И еще в пользу удара: полновесный удар по голове, лицу, руке, ноге или по ногам означает смерть, либо стороне, получившей такие раны, остается уповать на милость того, кто их нанес. Ибо может ли человек в бою стоять, отомстить или защититься, если вены, мышцы и сухожилия его кисти, руки или ноги разрублены на куски? Или если искалечен такой раной на лице или голове, что вынужден и от потери крови отступить или сдаться на милость противника, который не будет долго с ним возиться?

А чтобы полностью разрешить спор между ударом и уколом, поразмысли над этим коротким замечанием. Удар идет многими путями, укол же – нет. Чаще всего путь удара короче, чем укола, и потому он быстрее. Чтобы защититься от удара, нужна сила мужчины; а укол может отвести и ребенок. Удар в кисть, руку или ногу приводит к неизлечимому увечью, а укол в кисть, руку и ногу можно вылечить. Ударом можно ранить многие части тела, и каждая рана опасна для жизни; а уколом можно поранить лишь некоторые части на теле и на лице, а не все».

Глава 6

Мы можем пропустить Марко Дочолини, поскольку он определенно никак не усовершенствовал искусство фехтования. Однако стоит обратить внимание на один пассаж, который ясно показывает, что удар или укол в оппозиции повсеместно считался идеальной атакой, а «скрещивание» – то, что французы называли barrer – наилучшей защитой, причем и атаки, и защиты совершались на шагах в сторону.

В отрывке, где рассматриваются tempo, contro tempo и mezzo tempo, «нужно, – говорит Дочолини, – чтобы, нанося укол в темп, ты удалялся корпусом от «линии», и не упускай возможности нанести укол всякий раз, как твой противник отводит острие от линии твоего тела. О tempo, contra tempo и mezzo tempo достаточно сказать следующее: когда противник направляет укол в тебя, отбей его укол, ударив его в то же время».

Перелопатив столько путаных разглагольствований, как приятно раскрыть страницы «Schermo» Фабриса и наконец найти ясное и методичное изложение науки владения оружием.

Если Фабрис и не был выдающимся новатором, во всяком случае, он знал все, что нужно было знать о фехтовании своего времени, и создал систему, включив в нее все наилучшие методы, которые только смог отыскать. Этот удивительный труд, опубликованный им в конце жизни и посвященный его профессии, заключает в себе практически всю фехтовальную науку в том виде, в каком ее понимали во второй половине XVI века.

Фабрис родился в Болонье в 1544 году и занялся боевым искусством в то время, когда еще учил старый Мароццо, когда еще был жив Агриппа и когда его сограждане Агокки и Виджани преподавали в Венеции, как, впрочем, и ди Грасси. Позднее Фабрис объехал Испанию, Францию и Германию. Быть может, ему нечему было учиться у Сен-Дидье и Мейера, но можно не сомневаться, что в Испании он нашел способ встретиться с великим Каррансой и изучить его метод.