Владимир Николаев - Красное самоубийство
Героизм, доведенный до культового идолопоклонства и поставленный на службу государству… Раболепие, ставшее образом жизни, привычным и бездумным, как будто так и надо… Классовая ненависть, которую этот эпитет превращает в самое жестокое и страшное оружие. Как и раболепие, она растаптывает человеческую душу, затаптывает ее в ту самую официальную колею, которая ведет… Куда? Обязательно – к светлому завтра все под тем же знаменем мировой пролетарской революции…
О чем писали и говорили
Из писем и дневников В. Вернадского.
...«Полицейский коммунизм растет и фактически разъедает государственную структуру. Сейчас все проникнуто шпионажем. Всюду воровство все растущее… Все воры в партии, и только думают, как бы побольше заработать…». 1941 г.
«Лучше ли социализм капитализма? Что он может дать народным массам? Социализм неизбежно является врагом свободы, культуры, свободы духа, науки». 1918 г.
«Колхозы все больше превращаются как форма 2-го крепостного права – партийцы во главе». 1941 г.
«Осматривая свою жизнь, я вижу, что я не понял в пережитом, что ни в коем случае нельзя было соединяться в действиях с социалистической по партийности или социалистической по существу толпой. „Демократия“ социализма и „демократия“, о которой мы говорим, была разная. Уважения к человеческой личности нет и не может быть в социализме…». 1923 г.
«Корни коммунизма только отчасти в социальных построениях социализма, частью в старой русской государственности. Не только коммунисты, но и все социалисты – враги свободы, так как для них личность человеческая исчезает перед целым». 1924 г.
«Жизнь чрезвычайно тяжела в России из-за исключительного морального и умственного гнета». 1927 г.
«…А бедность, по мне, худшее из рабств… Смешно говорить этим людям о свободе или свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той по крайней мере наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным». П. Столыпин
...«Общество, которое допускает бедность и несчастье, человечество, которое допускает войну, мне кажутся обществом и человечеством низкого рода».
В. Гюго
...«Правое дело партии. Ну, нет! Скорее я соглашусь с теми, кто утверждает, что в октябре 1917 года с Россией произошла роковая, трагическая ошибка… Такой вывод был мне куда ближе из всего, что я видела вокруг прозревшими глазами, из всей истории, которой мне пришлось переучиваться заново. Старый анекдот 20-х годов воплотился в правду: “Построить социализм можно , но жить в нем нельзя ”. В построении этой полутюрьмы-полуказармы и заключались “великие исторические заслуги” моего отца».
Светлана Сталина
Как воспитывалась «классовая ненависть»? Вот несколько заголовков из «Литературной газеты» по поводу очередного судебного процесса над «врагами народа».
«Смести с лица земли троцкистских предателей и убийц!» (Это пишется до суда! О презумпции невиновности понятия у нас не имели), «Гнусные преступники признали себя виновными в предъявленных им обвинениях» (как известно, все «гнусные преступники» были через полвека реабилитированы), «Если враг не сдается – его уничтожают» (напомним, что эта формулировка придумана Горьким), «Фашисты перед судом народа», «Уничтожить гадов», «К стенке!», «Выродки», «Эти люди не имеют права на жизнь», «Кровавая свора»…
Юлиан Семенов в своей последней книге, в «Ненаписанных романах», утверждает, что именно Сталин организовал убийство Кирова, поскольку увидел в нем своего политического соперника. Семенов пишет:
«Ни Филипп Медведь, начальник Ленинградского ЧК, ни его заместитель Запорожец, готовивший убийство Кирова, не были расстреляны. Их отправили на Восток, да не в лагеря, а на стройки, и не заключенными, а руководителями… Поэтому от Медведя „пошли круги“ – он не мог не поделиться с друзьями о том, как после убийства Кирова в Питер приехал Сталин, вызвал к себе Николаева (убийцу Кирова – В. Н.) и задал ему всего три вопроса, один из них был решающим: „Вы где достали револьвер?“ А Николаев ответил в ярости: „У Запорожца спросите, он всучил!“ Сталин приказал немедленно Николаева ликвидировать… Затем вызвал из камеры Борисова, начальника охраны Кирова, побеседовал с ним с глазу на глаз; в тот же день Борисова убили».
Так быстро-быстро Сталин убрал ненужных ему свидетелей, а какое-то время спустя уничтожил и тех, кто ими командовал.
В своих воспоминаниях Давид Самойлов, один из лучших русских поэтов прошлого века, пишет:
...«Перед самосудом все бессильны. Самый худой суд – ничто перед всесильным сапогом, отбивающим внутренности, бьющим не до смерти, а до потери человеческого облика. Не жизнь себе зарабатывали подсудимые страшных процессов, а право поскорей умереть. Они-то знали, искушенные политики, что дело их – хана. И разыгрывали роли свои только потому, что сапог сильнее человека, что геройство перед сапогом возможно один раз – смерть принять, а ежедневная жизнь под сапогом невозможна, есть предел боли, есть тот предел, когда вопиющее человеческое мясо молит только об одном – о смерти – и готово на любое унижение, лишь бы смерть принять».
В атмосфере массового террора был и такой фактор – соглашательство, готовность идти на компромисс. Даже Пастернак признавался: «Мы гибнем от собственной готовности. Когда я писал 1905-й год, то на эту относительную пошлятину я шел сознательно из добровольной идеальной сделки со временем».
Известный советский художник Б. Жутовский так вспоминал о том времени:
...«Каждый день наполняется предчувствием надвигающегося произвола. Во всех сферах существования… И на полях, и у станков, и на лесоповале, и на Беломорканале – СТРАХ. Великий страх и их, бедолаг, и фотографов, и издателей, и тех, наверху, кто требовал это. Их всех мучил безысходный страх. И нам они передали его с кровью, с шепотом, с всегдашней настороженностью за свою и нашу с тобой жизнь».
В конце прошлого века было издано четырехтомное собрание сочинений Д. Андреева, сына писателя Леонида Андреева. Даниил Андреев, прозаик, поэт и философ, стал жертвой сталинского террора, в КГБ у него уничтожили роман «Странники ночи», о нем вспоминает вдова Д. Андреева:
...«Название романа… значит следующее: мы, русские люди, странствуем через ночь, простершуюся над Россией… Не знаю, как описать ту атмосферу обессиливающего, тошнотворного страха, в которой жили мы все эти годы. Мне трудно очертить границы этого „мы“ – во всяком случае, это все те, кого я знала.
Я думаю, что такого страха, в течение столь долгого времени, не испытывал никто во всей истории цивилизованного человечества. Во-первых, по количеству слоев, им охватываемых; во-вторых, потому, что для этого страха не надо было никакой причины. И конечно, по многолетней протяженности этого, калечащего души ужаса. Неправда, что 1937 год («тридцать проклятый…» и т. д.) был самым страшным. Просто в этом году огромная змея подползла вплотную к коммунистам, вот в чем и причина крика. А началось все с начала, с 1917–1918 годов».
В годы массового террора невыносимые страдания выпали на долю талантливейшей поэтессы Ольги Берггольц, она имела полное право написать такие горькие строки:
Они ковали нам цепи,
А мы прославляли их…
Мне стыдно моих сограждан,
как мертвых, так и живых.
...«Никакая сила в мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором построена вся наша история, который еще теперь составляет всю поэзию нашего существования, который признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном, и что бы ни свершилось в слоях общества, народ в целом никогда не примет в этом участия; скрестив руки на груди – любимая поза чисто русского человека – он будет наблюдать происходящее и по привычке встретит именем батюшки своих новых владык, ибо – к чему тут обманывать себя самих – ему снова понадобятся владыки, всякий другой порядок он с презрением отвергнет».
П. Чаадаев
Да, именно так писал Чаадаев, но он не был революционером. Он был вольнодумцем. Он был не за революцию, а за эволюцию. В письме своему другу, декабристу И. Якушкину он писал:
...«Ах, друг мой, как это попустил Господь совершиться тому, что ты сделал? Как смог Он позволить до такой степени поставить на карту свою судьбу, судьбу великого народа, судьбу своих друзей, и это тебе, тебе, чей ум схватывал тысячу таких предметов, которые едва приоткрываются для других ценой кропотливого учения?.. Вся будущность страны в один прекрасный день была разыграна в кости несколькими молодыми людьми между трубкою и стаканом вина».
