Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 7
Поливанов. – Он чувствовался, но не назывался. Его влияние начало проскальзывать гораздо сильнее в эпоху Штюрмера. Страна знала, что Распутин есть, но министры доподлинно не знали: находится ли с ним в непосредственных сношениях Горемыкин или нет.
Председатель. – Так что вы не только не называли Распутина, но в вашем сознании реакционный поворот событий и не связывался с деятельностью Распутина?
Поливанов. – Мы знали, что он существует, приближен; но его крупное государственное влияние в ту пору для нас было неизвестно.
Председатель. – Позвольте мне огласить относящиеся к этому делу присланные в Комиссию документы. Во-первых, письмо от 21-го августа 1915 г. за подписями министров П. Харитонова, А. Кривошеина, С. Сазонова, П. Барка, кн. Щербатова, А. Самарина, гр. П. Игнатьева и кн. В. Шаховского следующего содержания: «Всемилостивейший государь, не поставьте нам в вину наше смелое и откровенное обращение к вам…» Вы не помните, чей это почерк (показывает).
Поливанов. – Я думаю, это писал Самарин.
Председатель (продолжает читать). «Поступить так нас обязывает верноподданнический долг, любовь к вам и родине и тревожное сознание грустного значения совершившегося ныне события. Вчера, в заседании совета министров под вашим личным председательством, мы повергли перед вами единодушную просьбу о том, чтобы вел. кн. Николай Николаевич не был устранен от участия верховного командования армией, но мы опасались, что вашему императорскому величеству не угодно было склониться на мольбу нашу и, смеем думать, всей верной вам России. Государь, еще раз осмеливаемся вам высказать, что принятие вами такого решения грозит, по нашему разумению, России, вам и династии вашей тяжелыми последствиями. На том же заседании воочию сказалось коренное разномыслие между председателем совета министров и нами в оценке происходящих внутри страны событий и в установлении образа действий правительства. Такое положение, во всякое время недопустимое, в настоящие дни гибельно. Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить вам и родине. Вашего императорского величества верноподданные». Далее следуют фамилии, которые я перечислил.
Поливанов. – Подписи моей и адм. Григоровича не было. Мы там присутствовали, но, как военные, решили не подписываться.
Председатель. – Но зато имеется ваше письмо от 16-го августа того же года следующего содержания: «Представляю вашему императорскому величеству письмо верховного главнокомандующего, полученное мною вчера вечером, и телеграмму, полученную мною после письма. С содержанием их я ознакомил сегодня совет министров. Обдумав содержание письма и телеграммы, я пришел к убеждению о необходимости безотлагательно приблизить ген. Алексеева к верховному главнокомандующему. Ген.-ад. Рузский должен был вступить в командование северным фронтом в ночь с 17-го на 18-е августа. Не благоугодно ли будет вашему императорскому величеству выразить теперь же вашу волю верховному главнокомандующему, чтобы ген. Эверт немедленно вступил в командование Западным фронтом, заменив Алексеева, которому отбыть в Могилев для принятия должности начальника штаба верховного главнокомандующего и устройства там своего штаба. По прибытии его туда могут быть изданы указы о назначении генералов Эверта и Алексеева на их новые должности и ген. Янушкевича, по желанию вел. князя, на должность на Кавказе. Таким образом, может создаться переходное положение впредь до прибытия к армии вашего величества. На случай, если вашему величеству угодно будет дать мне какие-нибудь указания до вторника, докладываю, что морской министр имеет представить вам завтра краткий доклад, который всего обычного для него времени не возьмет». Подписал: «Генерал-от-инфантерии Поливанов».
Поливанов. – История этого письма следующая. Вероятно, числа 11-го, 12-го, после того, как государь заявил о своем желании принять верховное командование, и после заявления отдельных министров, в том числе и моего, о неудобстве подобного совмещения, на меня было возложено поручение поехать к вел. кн. Николаю Николаевичу и отвезти собственноручное письмо государя и, затем, предупредить ген. Алексеева о том, что он будет назначен начальником штаба верховного главнокомандующего. Это было исполнено, т.-е. я был у вел. князя, передал на словах, что он назначается наместником на Кавказе, и виделся с Алексеевым. Вел. князь перекрестился и был, повидимому, искренно доволен назначением на Кавказ. Но все эти события, то, что сказано в моем письме от 16-го, нам, совету министров, давало возможность думать, что государь, приехавший в армию и вступивший в командование, все-таки Николая Николаевича у себя оставит; мы считали, что по закону, раз государь приезжает к армии, то он имеет право принять командование на себя, и тогда верховный главнокомандующий временно остается при нем. Поэтому мы думали: пусть он удовлетворит свое самолюбие, вступит в командование, но, когда будет уезжать в Царское Село, то командовать станет Николай Николаевич. Мое письмо было известно Совету министров. Когда мы писали письмо от 21-го, мы имели в виду и то, что сделано, но считали эту комбинацию возможной.
Председатель. – Какое письмо вы представляли государю?
Поливанов. – Письмо, обращенное ко мне. Если угодно, я могу это письмо доставить; сейчас его у меня с собой нет.
Председатель. – У вас есть подлинное письмо?
Поливанов. – Да.
Председатель. – Значит, оно было вам возвращено? Будьте любезны нам его представить, а теперь вкратце расскажите его содержание.
Поливанов. – Оно касается деталей ухода и смены разных лиц. Одним словом, после передачи письма от государя, был целый ряд обмена писем между мною и великим князем, касающихся различных деталей.
Председатель. – А это письмо верховного главнокомандующего на ваше имя?
Поливанов. – Да.
Председатель. – А телеграмма, полученная вами после письма?
Поливанов. – То же самое; вероятно, она требовала скорейшего прибытия ген. Алексеева.
Председатель. – Генерал, будьте добры дать нам для обозрения эти документы, мы вам их вернем. Значит, вы хотели ген. Алексеева вместо ген. Янушкевича?
Поливанов. – Да.
Председатель. – Вы писали с ведома совета министров?
Поливанов. – Да. Так как ген. Алексеев был предназначен быть при государе и так как было известно, что вел. князь уходит, Янушкевич тоже, то это породило в штабе некоторое деловое шатание, которое начало отражаться на твердости ведения дел. Но я считал, что раз Алексеев предназначен быть начальником штаба верховного главнокомандующего, необходимо освободить Янушкевича.
Председатель. – Вы упоминаете здесь о ген. Рузском, который должен был вступить в командование Северным фронтом. Кого он должен был заменить?
Поливанов. – Потому что ген. Алексеев командовал Северным фронтом.
Апушкин. – Тут произошло разделение фронтов?
Поливанов. – Это впоследствии.
Председатель. – Чем вызывается упоминание в письме о необходимости ген. Эверту немедленно вступить в командование Западным фронтом? Вы ошиблись, ген. Эверт должен был вступить вместо ген. Алексеева. Вы изволили так написать: «Ген. Рузский должен был вступить в командование Северным фронтом в ночь с 17-го на 18-е августа.»
Поливанов. – Позвольте, кого же он тогда заменил? (Вспоминает.) Да. Виноват, Северный фронт только-что образовался, а ген. Алексеев командовал Западным фронтом.
Председатель. – Значит, ген. Алексеев должен был заменить Рузского и Эверта?
Поливанов. – Виноват, было два фронта: Сев.-Западный и Юго-Западный. Сев.-Западным командовал Алексеев, а Юго-Западным– ген.-ад. Иванов. Но в эту пору прибавился третий фронт, и то, что прежде командовалось одним Алексеевым, как бы раскалывалось на две части. И вот, на Северный фронт прибывал Рузский, а на оставшуюся часть Северо-Западного – Алексеев.
Председатель. – Вел. князь пожелал, чтобы Янушкевич был назначен на Кавказ после того, как вы объявили ему, что он назначается на Кавказ, или до этого?
Поливанов. – Кажется, это было в письме государя. Кроме того, я был уполномочен передать вел. князю, что если он пожелает взять с собой ген. Янушкевича, то на это изъявляется ему согласие.
Председатель. – Может быть, вы остановитесь несколько на этих двух заседаниях совета министров: на предшествовавшем письму и на том, которое было после. У нас есть указание, что один из министров записывал.
