Алан Вейсман - Земля без людей
Часто Сантиан завязывает кожаные ботинки на своих длинных ногах и взбирается на холм Килелеони-Хилл, самую высокую точку в Масаи-Мара. Он достаточно дик, чтобы найти трупы импал, свисающие с ветвей деревьев, где их оставили храниться леопарды. С вершины Сантиан может видеть на 100 километров к югу территорию Танзании и огромное море зеленой травы Серенгети. Там призывно кричащие животные сбиваются в огромные июньские стада, которые скоро сольются, подобно талым водам, и прорвутся через границу, через реки, кипящие крокодилами, ожидающими их ежегодной миграции к северу, с львами и леопардами, дремлющими на ветвях, которым нужно лишь повернуться, чтобы убить.
Серенгети уже давно стал объектом горечи масаи: полмиллиона квадратных километров, откуда их изгнали в 1951 году, чтобы создать тематический парк, избавленный от ключевого вида, Homo sapiens, соответствующий ожиданиям выросших на продукции Голливуда туристов, считающих Африку девственной. Но натуралисты-масаи, подобные Сантиану, благодарны за это: Серенгети, благословенный прекрасными вулканическими почвами для лугов, стал банком генов для богатейшей концентрации млекопитающих на Земле, источником, из которого виды смогут в один прекрасный день разойтись и вновь заселить всю остальную планету, если до этого дойдет. Но каким бы он ни был огромным, натуралисты беспокоятся, как Серенгети сможет прокормить всех этих бесчисленных газелей, не говоря уже о слонах, если все вокруг превратится огороженные фермы.
Здесь недостаточно дождей для превращения всей саванны в пахотную землю. Но это не остановило увеличение численности масаи. До сих пор женатый всего на одной женщине, Партуа оле Сантиан хотел на этом остановиться. Но Нункоква, подруга детства, на которой он женился после завершения традиционного военного обучения, была в ужасе, узнав, что может оказаться в этом браке одной, без других женщин.
«Я натуралист, – объяснил он ей. – Если вся дикая среда обитания исчезнет, мне придется заняться сельским хозяйством». Пока не начался дележ земель, масаи считали занятие сельским хозяйством ниже достоинства тех, кого Господь избрал в пастыри скота. Они не станут портить дерновину, даже чтобы кого-нибудь похоронить.
Нункоква поняла. Но она остается женщиной масаи. Они сошлись на двух женах. Но она все еще хочет шесть детей. Он надеется удержаться на четырех; вторая жена, конечно же, тоже захочет их иметь.
Только одно, слишком страшное, чтобы думать о нем, может остановить все это размножение до того, как животные вымрут. Старик Куньи сказал это про себя. «Конец Земли, – так он его называет. – Со временем СПИД убьет всех людей. Звери заберут все это обратно».
СПИД еще не стал тем кошмаром масаи, каким он является для оседлых племен, но Сантиан видит, как мало до этого осталось. Когда-то масаи со своими коровами путешествовали по саваннам только пешком, с копьем на плече. Теперь некоторые из них посещают города, спят там с проститутками и распространяют СПИД по возвращении. Еще хуже водители грузовиков, которые теперь объявляются дважды в неделю и привозят бензин для пикапов, мотоскутеров и тракторов для продажи фермерам масаи. И даже молодые необрезанные девушки оказываются зараженными.
Может ли СПИД быть местью животных?
В землях, где нет масаи, например рядом с озером Виктория, куда животные Серенгети откочевывают каждое лето, производители кофе, слишком больные СПИДом, чтобы ухаживать за своими растениями, занялись более простым товаром, таким как бананы или древесный уголь из вырубаемых деревьев. Кофейные кусты, теперь уже дикие, 4,5 метра высотой и не подлежат возращению в культурное состояние. Сантиан слышал, как люди говорят, что им неважно, что нет лекарств, они не перестанут заводить детей. Так что сироты теперь живут с вирусом вместо родителей в деревнях, где все взрослые уже умерли.
Дома, в которых никто не обитает, разрушаются. Хижины из веток и грязи с крышами из навоза растаяли, оставив только наполовину законченные дома из кирпича и цемента, начатые торговцами с деньгами, полученными от езды на грузовиках. Травники забрали все деньги, а потом и сами заболели. В конце концов умерли и торговцы, и их подруги, и медики, а деньги исчезли; все, что осталось, – дома без крыш с растущими внутри акациями и зараженные дети, продающие себя, чтобы дожить до своей ранней смерти.
«Это убивает целое поколение будущих лидеров», – ответил Сантиан Куньи тем вечером, но старый масай понимает, что будущие лидеры не особенно нужны, если всем завладеют животные.
Солнце катится над Серенгети, заполняя небо игрой света. Когда оно исчезает за горизонтом, на саванну опускаются голубые сумерки. Накопленное за день тепло плывет вверх по склону Килелеони-Хилл и растворяется в закате. Следующий за ним холодный воздушный поток несет крики павианов. Сантиан натягивает «шука» – плотную одежду из красно-желтой «шотландки».
Может ли СПИД быть местью животных? Если так, то Pan troglodytes, наши отпрыски шимпанзе из утробы центральной Африки, явились инструментом нашего уничтожения. Вирус человеческого иммунодефицита, которым больно большинство, близок к обезьяньей разновидности, которую шимпанзе разносят, но сами не болеют. (Менее распространенный тип II похож на тот, который переносят редкие дымчатые мапгобеи[25], которых можно встретить в Танзании.) Инфекция, скорее всего, перешла к людям через подстреленных и съеденных обезьян. Обнаружив 4 % несовпадающих генов с генами наших ближайших родственников, вирус мутировал в смертельный.
Сделал ли нас переход в саванны более биохимически уязвимыми? Сантиан может идентифицировать любое млекопитающее, птицу, рептилию, дерево, паука и большую часть цветов, видимых насекомых и лекарственных растений в этой экосистеме, но некоторые слабые генетические изменения от него ускользают – как и от любого, ищущего вакцину от СПИДа. Ответ может скрываться в нашем мозге, так как размер мозга человека сильно отличается от того, которым обладают карликовые и обычные шимпанзе.
Очередной взрыв болтовни павианьего войска доносится до нас снизу. Возможно, они пристают к леопарду, развешивающему мясо импалы. Интересно, как самцы павианов, борющихся за статус альфа-самца, научились поддерживать мир друг с другом, чтобы совместно отгонять леопардов. У павианов второй по размеру после Homo sapience мозг среди приматов, и они единственные из всех приматов научились жить в саваннах, когда лесная среда обитания уменьшилась.
Если доминирующее копытное саванн – домашний скот – исчезнет, поголовье диких животных вырастет, чтобы занять его место. Если исчезнут люди, займут ли павианы наше? Может, их умственные способности подавлялись в голоцене, потому что мы их обогнали, первыми спустившись с деревьев? Без нас, стоящих на их пути, разовьется ли их мыслительный потенциал и загонит ли во внезапную эволюционную борьбу, полную побед и поражений, за каждую трещинку освобожденной нами ниши?
Сантиан встает и потягивается. Новая луна катится к экваториальному горизонту, ее концы загнуты наверх, как чаша, готовая поймать Венеру. Южный Крест и Млечный Путь занимают свои места. Воздух пахнет фиалками. Здесь, наверху, Сантиан слышит лесных сов, таких же как те, которых он слышал в детстве, пока леса вокруг их бома не превратились в поля пшеницы. Если посевы людей вернутся в исходное состояние мозаики из лесов и лугов и если павианы займут наше положение ключевого вида, будет ли им достаточно жить в этой чистой природной красоте?
Или любопытство и чистый восторг самолюбования своими все возрастающими возможностями загонят их и их планету на тот же край?
Часть II
Глава 7 Что распадается
Летом 1976 года Аллан Кэвнндер получил неожиданный звонок. Отель Constantia в Вароше должен был открыться под новым названием, простояв пустым около двух лет. Нужно многое сделать с электрикой – может ли он этим заняться?
Вот это был сюрприз. Вароша, курорт на восточном берегу средиземноморского острова Кипр, был недоступен с тех пор, как война разделила страну два года назад. Боевые действия велись всего месяц, пока ООН не вмешалась и не помогла заключить перемирие между турками и греками-киприотами. Буферная зона, так называемая зеленая линия, была проведена там, где находились противостоящие войска в момент прекращения огня. В столице, Никосии, зеленая линия блуждает, подобно пьянице, среди поврежденных пулями бульваров и домов. На узеньких улочках, где враги кололи друг друга штыками с балконов зданий напротив, буферная зона не более 3 метров в ширину. В сельской местности она расширяется до 8 километров. Турки теперь живут к северу, а греки – к югу от патрулируемой войсками ООН, заросшей сорняками полосы, прибежища зайцев и куропаток.
Когда в 1974 году началась война, большей части Вароша было всего лишь два года. Вытянувшийся вдоль песчаного полумесяца к югу от глубоководного порта Фамагусты, окруженного стенами города, датирующегося 2000 годом до н. э., Вароша был задуман греками-киприотами как кипрская Ривьера. К 1972 году высотные отели непрерывной линией стояли на 5 километров вдоль золотого пляжа Вароши, подпираемые кварталами магазинов, ресторанов, кинотеатров, летних домиков и жилых домов обслуживающего персонала. Место было выбрано за ласковые, теплые воды защищенного от ветра восточного побережья.
