Норд-Ост. Заложники на Дубровке - Дмитрий Юрьевич Пучков
Некоторые заложники впоследствии говорили о том, что Бараев и Абу-Бакар играли роли "доброго" и "злого" для получения наибольшего влияния на захваченных людей; это было действительно так. Более того, такие роли играли все террористы. "Вообще захватчики были разные, — вспоминала заложница Елена Шуманова. — Половина — звери, женщины — жуткие стервы, а другая половина — милые, отзывчивые, сами с нами начинали разговаривать, на жизнь жаловаться"[196]. Такая линия поведения, кнут и пряник в самом буквальном виде, позволяла добиться у заложников наибольшей покорности.
Для профилактики террористы время от времени за различные "провинности" избивали одного или другого заложника. "Вот случай с Данилой — студентом из числа обслуживающего персонала в красных жилетах, — рассказывала Татьяна Попова. — Он шел к оркестровой яме и почему-то замешкался, когда боевик велел ему сесть. Так чеченец тут же сильно пнул парня в живот. В другой раз мужчина вылезал из ямы. Охранник решил, что тот слишком медленно двигается, и ударил его, а потом добавил по шее автоматом"[197]. Этот случай был столь вопиющ, что запомнился многим заложникам. Сотрудница "Интерфакса" Ольга Черняк вспомнила, как били несчастного. "Его били ногами, ужасно. Он, видимо, не вовремя, без разрешения то ли вылез, то ли залез. Его избивали ни за что, — говорила она. — Я считаю, что это истерика, если человек вылезает из оркестровой ямы, из туалета, и его начинают бить. Я считаю, это чистой воды истерика"[198]. Сотрудница "Интерфакса" ошибалась: террористы вовсе не впали в истерику, они руководствовались холодным расчетом, целью которого было сделать находящихся в зале людей максимально управляемыми.
Той же цели, по всей видимости, служило и новое убийство, совершенное террористами. "Вылетевший на сцену Бараев держал в руке удостоверение личности какого-то военного, — вспоминала одна из заложниц. — Чеченки подошли к Бараеву, сгрудились вокруг него, рассматривая документ, и тут же пошли по залу, заглядывая в лица мужчин. Мужчину нашли на балконе. И тут же вывели из зала. Больше его не видели"[199].
Для террористов было важно следующее. Во-первых, путем использования "кнута и пряника" обеспечивался лучший контроль за массой заложников; во-вторых, в планах террористов было написание заложниками открытого письма к президенту страны с просьбой вывести войска из Чечни; а для того чтобы это письмо получилось запоминающимся, нужно было, чтобы заложники сами поверили в то, что боевые действия в Чечне преступны и бессмысленны.
Учитывая, что простые граждане России о реальных целях контртеррористической операции почти никакого представления не имели, убедить заложников в ее бессмысленности было нетрудно.
В середине дня заложникам "предложили" написать открытое письмо Путину. "Один чеченец сказал: "Мы совершенно уверены, что Путин вас всех сдаст. Вас всех взорвут вместе с нами. Назначат обязательно штурм, а штурм закончится тем, что мы не будем ни с кем воевать, а просто нажмем эту кнопку". И мы боялись больше всего штурма", — вспоминал заложник[200].
Конечно, письмо заложники написали — а кто бы не написал под дулами автоматов, в угнетенном состоянии? "Мы, женщины, мужчины, юноши, девушки и дети, очень просим принять разумное решение и прекратить военные действия в Чечне.
Хватит крови. Мы хотим мира, чтобы обратили внимание на проблему Чечни. Кровь будет литься не только здесь, но и в других местах. Наша участь — это прямое доказательство. Сегодня мы попали в такую ситуацию. У нас есть родители и дети. На вашей совести наши жизни. Мы просим вас решить вопрос мирным путем, иначе прольется слишком много крови"[201].
Примерно в четвертом часу дня одна из заложниц, Мария Школьникова, вынесла это послание наружу. Журналисты были заранее предупреждены о написании заложниками открытого письма, и террористы, по всей видимости, ожидали значительного информационного резонанса; для этого террористам и потребовались съемочные группы ОРТ и REN-TV. Оперативный штаб предотвратить обнародования заявления не смог; однако по каким-то причинам обнародование это вышло не столь эффектным, как ожидали террористы.
Возможно, это свидетельствовало о том, что власти понемногу перехватывают у террористов инициативу в информационной сфере…
* * *
Тем временем к зданию театрального центра подъехали лидеры СПС Борис Немцов и Ирина Хакамада, встречи с которыми пожелали террористы. Вместе с Кобзоном они должны были пройти в захваченное здание и вступить с террористами в переговоры. "Я сказал террористам: здесь Драганов, Аслаханов, Немцов, Хакамада, Буратаева. С кем хотите говорить? — вспоминал Кобзон. — Они мне говорят: "Немцов, Хакамада и вы". Я Патрушеву говорю: "Троих просит". Вдруг Немцов стал бегать, звонить куда-то"[202].
Присутствовавшие при этом руководители оперативного штаба и депутаты смотрели на Немцова с некоторым изумлением: хотя его страсть к саморекламе и была хорошо известна, но такой реакции никто не мог даже ожидать. Время тем временем шло; к террористам надо было идти. Наконец Кобзон принял решение.
— Нельзя, — сказал он, — промедление смерти подобно. Сейчас они оскорбятся, что мы не идем, шлепнут кого-нибудь, и на нашей совести это будет. Пойдем, Ирина, вдвоем.
Немцов радостно согласился:
— Да, принято решение, вы вдвоем должны идти[203].
Кем было принято решение, так и осталось навсегда страшной тайной; впоследствии Немцов, правда, заявил, что вел "переговоры с террористами в закрытом режиме", десять раз связывался с Масхадовым и несколько раз с президентом Путиным. Подтверждение этому найти сложно; разве что чуть позже Бараев не без досады сказал Кобзону и Хакамаде: "Только что звонил Немцов, вешал какую-то лапшу на уши"[204]. А московский мэр Лужков ядовито заметил: "Он оказался джентльменом, женщину вперед пропустил"[205].
Зайдя в здание, депутаты никого не увидели, но почувствовали, что за ними пристально наблюдают. Это ощущение было неприятным: словно под снайперским прицелом, они шли по фойе. Через каждые несколько десятков шагов Кобзон кричал: "Мы идем, есть кто-нибудь?"; в ответ невидимый наблюдатель указывал направление: "Идите дальше"[206]. Кобзона и Хакамаду опять встретили на втором этаже шестеро террористов, одним из которых на сей раз был Бараев. Был среди "встречающих" и Абу-Бакар; лишь он и Бараев были без масок. Ирина Хакамада потом признавалась, что внутри у нее все дрожало от страха: "Эти люди готовы были пульнуть в любой момент…"[207]Тем не менее женщина-депутат держала себя в руках; она даже попыталась вразумить террористов. "Я хотела детишек оттуда вытащить, — рассказывала она, — и стала уговаривать их, объяснять, что дети-то здесь совершенно ни при чем. И мне показалось, что одного из них
