Кавказский фронт Первой мировой войны - Корсун Николай Георгиевич
Приведенная выше оценка создавшегося положения предрешала, по мнению Мышлаевского, те меры, которые необходимо было предпринять. Первой мерой было усиление крепости Каре, для чего и было приказано 3-й Кавказской стрелковой бригаде Габаева спешно возвратиться в Каре, бросив Ольтинский отряд Истомина на произвол судьбы даже и в том случае, если бы Габаеву еще не удалось исполнить указанного выше приказания — разбить турок на Ольтинском направлении; Истомину же надлежало двигаться на Ардаган. 3-я Кавказская стрелковая бригада и 263-й пехотный Гунибский полк были единственной силой, которая могла поддержать, по заключению Мышлаевского, войска, сражавшиеся у Сарыкамыша.
Кроме того, как писал в своем отчете Мышлаевский, про
стое благоразумие требовало подумать о неудаче в том случае, если бы наши войска оказались в долине реки Араке, быть может, у Кагызмана.
В этом случае общее положение в Закавказье представлялось Мышлаевскому в очень грозном виде:
«В долине р. Куры, кроме небольших гарнизонов, никаких войск не оставалось. В случае ухода стрелков и гунибцев на выручку Сарыкамыша, в Карее почти не оставалось бы гарнизона. На Ольтинском направлении, если бы Габаев не разбил турок, отряд Истомина очутился бы между двух огней, так как Ардаган уже был занят турками. Азербайджанский отряд находился далеко на отлете, куда затянули нас не одни военные, но и, главным образом, политические интересы».
Эриванский отряд, стоявший в Алашкертской долине, также далеко углубился на территорию Турции. Но над всем этим господствовало опасение за впечатление, какое произведет победа турок в Закавказье.
«Нельзя было упускать из вида, что недавнее поражение за реке Чорох1 небольшого нашего отряда и спешный вывод пластунов из Ар-твина повлекли за собой восстание в Батумской области, и что наступление турок к Сарыкамышу уже сопровождалось восстанием курдов и мусульман и в стороне Карса и на Ольтинском направлении».
1 В период Кеири-кейской операции.
Противодействовать последствиям вероятной победы Эн-вер-паши, по мнению Мышлаевского, возможно было только из Тифлиса как из центра управления, где имелись все данные, чтобы начать спешные формирования войск, «если нужно изменить наряд войск для поддержания спокойствия в крае, произвести необходимые дислокационные изменения, дать новые указания Азербайджанскому и другим отрядам». Наконец, в Тифлисе находился главнокомандующий Кавказской армии, «который, несмотря на недомогание, держал все нити управления в своих руках». Но в эти тревожные дни главнокомандующий «был почти одинок, пру. нем не было не только помощника, на обязанности которого лежала вся распорядительная часть по общим принципиальным решениям, но не было ни начальника полевого штаба Юденича, ни его заместителя». При
такой обстановке Мышлаевскому «предстояло решить вопрос — продолжать ли командование Сарыкамышским отрядом или, сдав это командование Берхману, спешить с возможной скоростью в Тифлис, так как у Сарыкамыша па двух главнейших направлениях атаки уже находились Юденич и Пржевальский», которым были даны надлежащие указания. При этом имелось в виду, что «общая задача — разбить обходящую колонну противника — выяснилась с исключительной простотой».
На основании этих исходных данных, кроме задач, поставленных Габаеву и Истомину, Мышлаевский после сдачи командования Сарыкамышским отрядом Берхману указал ему на гибельность отступления на Каракурт и на желательность прорыва в случае необходимости к северу у Сарыкамыша, откуда легче можно было найти выход к Карсу.
Новые известия о решительном наступлении турок в районе Сарыкамыша, которое они вели в течение всего дня 14 декабря, и о выходе турок к Ново-Селиму, а также захват боевого приказа у пленного начальника штаба 29-й пехотной дивизии, по-видимому, произвели на Мышлаевского столь сильное впечатление, что он пришел к заключению о безвыходности положения войск Сарыкамышской группы, решил бросить последнюю на произвол судьбы и уехать в Тифлис.
Находившийся при Мышлаевском генерал-квартирмейстер Кавказской армии, по-видимому, не возражал против этого решения, и 15 декабря в 8 часов Мышлаевский вместе с генерал-квартирмейстером армии под конвоем одной конной пограничной сотни, которая вместе с 1-й Кубанской пластунской бригадой спешила в Сарыкамыш, покинул Сарыкамышский отряд и отбыл в Каракурт. Переночевав здесь, 16 декабря он прибыл в Кагызман, оттуда на автомобиле, вызванном из 4-го Кавказского корпуса (со стороны Эривани), отправился в Каре. В пути Мышлаевский вызвал на станцию Алагез командира 4-го Кавказского корпуса Оганевского, которому приказал немедленно, не ожидая результатов боев под Сарыкамы-шем, отходить на пограничный хребет Агри-даг, а в случае давления турок отступать далее в направлении Эривань—Акстафа.
Однако командир этого корпуса совершенно не испытывал давления со стороны находившихся против него 36-й и 37-й турецких пехотных дивизий, прибывших из Месопотамии,
укомплектованных арабами и понесших вследствие суровых климатических условий театра большие потери. Учитывая, что своим отходом он совершенно обнажит левый фланг Сарыкамышской группы, Огановский не выполнил приказания Мышлаевского. В итоге 4-й Кавказский армейский корпус до конца операции продержался на ранее занятом фронте, чем в значительной степени облегчил положение левого фланга Сарыкамышского отряда.
Мышлаевский, считая положение Сарыкамышского отряда безвыходным, приказал Азербайджанскому отряду Чсрно-зубова немедленно очистить Тавриз и отойти к Джульфе. Во исполнение этого распоряжения Чернозубов, не вдаваясь в оценку степени спешности его, без всякого давления со стороны турок очистил Тавриз, Урмию и Дильман, занятые затем небольшими частями турок. Азербайджанский отряд сосредоточился в районе Джульфа—Хой. Этот отход имел неблагоприятные последствия и потребовал затем для восстановления утраченного положения значительных усилий, связанных с потерями.
По пути из Кагызмана в Каре, подъезжая к этой крепости, Мышлаевский был обстрелян турецким разъездом 10-го корпуса. В Карее он приказал сформировать отряд Габаева из 263-го пехотного Гунибского полка и двух полков 3-й Кавказской стрелковой бригады с артиллерией, после чего отбыл в Тифлис.
Полученные штабом армии в Тифлисе сведения с фронта произвели самое тягостное впечатление, усиливавшееся сведениями о перерыве связи с Сарыкамышским отрядом, куда выехали все старшие начальники армии. Обстановка рисовалась особенно мрачной в связи со сведениями о занятии турками Ардагана, откуда открывались пути на беззащитный Тифлис. Известие о появлении турецкой конницы (в действительности — слабых разъездов), испортившей железнодорожный путь Каре—Сарыкамыш, еще более усугубило панику. Горячие головы уже усматривали турецкие разъезды в 60 верстах от Тифлиса. Ввиду возможности неожиданного появления турецких войск у Тифлиса, оттуда по главнейшим угрожаемым направлениям были высланы авангарды в составе ополченских дружин.
Панику и растерянность увеличил прибывший в Тифлис Мышлаевский, который для успокоения населения начертил перед приглашенным им бывшим городским головой Тифлиса Хатисовым схему наступления турецких корпусов, так что «для всех совершенно ясной становилась картина окружения и капитуляции Кавказской армии».
По мере развития событий у Сарыкамыша в Тифлисе росла тревога, «чувствовалось безначалие и являлась возможность беспорядков и резни». Одновременно была начата и эвакуация из Тифлиса семей служащих, архивов и ценностей. Вследствие распространившейся паники наиболее состоятельные слои населения уезжали из Тифлиса, штурмуя поезда, отходившие на Баку, и пользуясь всеми средствами передвижения по Военно-грузинской дороге до Владикавказа'.
