Дерек Шэрон - Меня зовут Лон…Я вам нравлюсь ?»
В настоящее время, Уголовный Кодекс уже налагает суровое наказание на тех, кто растляет малолетних не достигших 15 лет. Согласно Уголовному Кодексу, любой, кто вступает в половую связь с малолетней, подвергается заключению от 4 до 20 лет и/или штрафу от 40000 до 120000 бат вне зависимости от того, было ли сношение добровольным или нет. Сводники, в то же время, наказываются от 3 до 15 лет тюрьмы и штрафом 6000-30000 бат, если девочкам от 15 до 18 лет. Если девочкам меньше 15 лет, то их ждет более суровое наказание от 5 до 20 лет заключения и штраф от 10000 до 40000 бат. Для родителей, продавших своих дочерей для занятия проституцией, наказание увеличивается на треть.
(BKK Post 5/4/96).
Нан и я зарабатывали больше денег, чем большинство девочек. И не только потому что мы были привлекательными. Большинство фарангов приходят чтобы получить секс, который они не могут получить в своей стране — особенно с такими привлекательными девочками как мы. С другой стороны, некотором мужчинам нужно другое. Им хочется снимать двух девочек сразу, чем одну. И здесь появлялись мы с Нан. Даже если мужчине нужна была только одна из нас, мы предлагали ему пойти втроем. Большинство мужчин было заинтересовано лишь в одной девочке, но некоторые из них считали, что «секс втроем» — это хорошая мысль и это прикольно. И они платили больше за такую услугу. Если на ночь мы шли за 1000 бат (40 $), то за двоих мы получали 4000 бат (160 $). Мы получали двойной гонорар за то, что выполняли половину работы.
В настоящее время, Нан меняет свое имя и телефонный номер каждый месяц и переезжает из одного места в другое. Она такая уже два года, после того как ее выпустили из тюрьмы. Я ее видела только один раз за несколько месяцев, хотя она постоянно назначает мне время, когда она может появиться на несколько дней. Она одалживает одежду у одной подруги, а потом оставляет ее в доме другой подруги, у которой тоже брала одежду — хорошо еще, что мы все примерно одинаковой комплекции, чтобы носить одежду одного и того же размера. И та же история с телефонными номерами. Через пару недель она звонила мне уже с другого номера. И я уверена, что на нее так необратимо подействовало; жизнь проститутки с 13 лет определенно наложила на нее отпечаток. Она определенно не поспособствовала нормальному психическому развитию.
Глава 6
Мой аборт.
Я думала, что отец моего ребенка останется со мной навсегда.
Мне было 15 лет и я встречалась несколько месяцев с одним англичанином. Он обращался со мной хорошо и мне было хорошо с ним. Я стала его подружкой, живущей с ним. Он был намного старше меня, но моложе большинства мужчин, с которыми я встречалась в Патпонге. Но потом подошло время возвращаться в Англию и мне стало грустно. Он был одним из первых фарангов, с кем бы я хотела остаться. Я надеялась, как и многие другие девушки с Патпонга, что он заберет меня — увезет из Таиланда. Это мечта, которая переполняет сердце и душу каждой девочки из ГоГо — что в один прекрасный день она повстречает мужчину, кто искренне полюбит ее и увезет ее к лучшей жизни. Найти себе бойфренда — только первый шаг; а подвести его к тому, чтобы он попросил тебя бросить работу в баре в обмен на то, что он станет содержать твою семью — это следующий шаг. Выйти замуж в Таиланде или получить супружескую визу для въезда в его страну — третий. Я находилась на первой ступеньке этой лестницы. Мне было 15 лет и я была счастлива.
В один прекрасный день, он окончательно дал мне знать, что ему нужно возвращаться к себе в страну — одному. Мое сердце было разбито. Я была не только без ума от него, но и все мои безумные мечты о переезде в Европу, новой шикарной жизни и ухода из секс-индустрии разбились вдребезги. Сразу после его отъезда в Англию, я вернулась к работе — танцевала до 2 ночи, а потом шла в бар Термае, где была до рассвета или пока не находила себе клиента. Конечно, я бы скорее предпочла уехать в Англию, даже если там было холодно, сыро и моросил дождь.
Спустя месяц после его отъезда, я пропустила цикл. Вначале, я не придала этому значения. Когда я пропустила его на второй месяц, я осознала, что произошло. Я была беременна; я не могла в это поверить. Я не хотела становиться матерью; мне было всего 15 лет. Но если мне суждено было носить ребенка, то я хотела бы, чтобы это был его ребенок. Возникало столько возможностей; мы могли пожениться и жить в Англии. С ребенком я могла получить визу. Или он мог бы высылать мне деньги и я заботилась бы о его ребенке. Или он мог приезжать в Таиланд на месяц, два раза в год, это обычное явление среди многих западных мужчин, у кого были здесь тайская жена и дети. Вне зависимости от его решения, я знала, что у меня будет ребенок, а я останусь с ним навсегда. Я была такой наивной. И хотя я не была готова к появлению ребенка, все же я была готова пройти через это, чтобы заполучить и удержать этого мужчину.
Первое отрезвление пришло после одного телефонного разговора с ним. Я рассказала ему обо всех возможностях, которые появлялись. Но он предложил мне то, что мне даже в голову не приходило. Он сообщил, что вышлет деньги на аборт. Я была поражена, напугана и очень обиделась. Я сказала ему, что ношу его ребенка, а не собаку. Я плакала, что не могу убить его, как домашнее животное. Но он не проявил никакого интереса ни ко мне, ни к ребенку — нашему ребенку. И он не хотел нести ответственности за нашего ребенка. Он был согласен только выслать денег на аборт. И он больше не желал оставаться моим парнем, а тем более мужем. Мои мечты о заведении семьи с ним и о нашей будущей жизни с ребенком все растворились в пустоте одного уничтожающего звонка.
С ребенком на руках я не могла продолжать работать и высылать домой деньги. Неохотно и с грустью, но мне пришлось принять его деньги и сделать аборт. Вместе с печалью, которую не так-то просто было побороть, пришли душевная боль и перенесенная в результате боль утраты. Мне было всего 15 лет; вместо замужества и волнующей и уютной жизни в Европе, жизни о которой я мечтала, жизни в которой я могла забыть о нищете и проституции, которые только и знала в своей реальности, мне пришлось вернуться к работе танцовщицы ГоГо. Я была в отчаянии, но у меня не было времени потакать своему несчастью.
С самого раннего детства, бедным тайским девочкам внушается, что мы остаемся «девочками» пока не родим ребенка. Только после рождения ребенка, в тайском обществе нас начинают расценивать как «женщин», хотя вообще-то в это время мы на самом деле становимся Матерями. Нас никогда не ценят как личностей. После рождения ребенка у нас не остается ни времени, ни сил, ни денег, чтобы продолжать обучение или работать. Общество оценивает нас по тому, как мы ведем себя в роли матерей и/или же по рангу мужчин, которые рядом с нами — нашими отцами, братьями или мужьями. Бедных тайских женщин никогда не оценивают как людей — как отдельных личностей со своими собственными правами, даже если мы приносим домой деньги.
Тайские женщины из моей нищей социокультурной среды рожают детей, чтобы они поддержали их в будущем, когда они станут немощными и не смогут заботиться о себе. Нищие тайцы обычно работают вне дома. Их уделом становится палящая жара, пыльный воздух и грязная вода. Они работают от зари и после заката, и в результате, часто физически выматываются до 50 лет. Женщина в 50 лет вероятнее всего будет выглядеть на 20 лет старше. Им нужно заводить детей, чтобы они заботились о них, когда они сами уже не смогут зарабатывать деньги. Дети — это не только наша Система Социального Страхования, но для матерей, они кое-что большее. Тайские мужчины имеют репутацию, весьма отдаленную от привычного определения «моногамия». Они «гуляют», когда у них есть молодые жены, и они «гуляют», на постоянной основе, когда их жены становятся старыми. Азиатские женщины (особенно, нищие тайские женщины) заводят детей, чтобы хоть кто-нибудь продолжал любить их, когда мужья давно о них забудут.
Бангкокский Джон.
Его страстью было садо-мазо.
Я уже работала в Патпонге два года; мне было 15 лет, когда я повстречалась с американцем по имени Джон. Его наняла крупная американская компания, с филиалом в Бангкоке и он зарабатывал очень много денег. У него была большая квартира, красивая машина, самый последний сотовый телефон, телевизор с большим экраном и другие удобства. Он выказызал больший интерес ко мне, чем кто-либо еще. И мне не нужно было ломать голову, в какой области лежали его интересы.
У Джона было столько денег, что он мог купить практически все, чего он пожелает; особенно в нищей стране как Таиланд. Он наслаждался своими доходами и щедро их тратил. Он хорошо питался и никогда не стоял в очередях — нигде. Он просто раскрывал свой бумажник и платил за все, чего пожелал — сразу же. Хотя «деньги говорят сами за себя» во всем остальном мире, в Таиланде «они требуют». (“money talks” and “money screams”— прим. ред.). Джону никогда не отказывали ни в чем. Он знал многих владельцев ресторанов и баров, а также многих других богатых американцев, живущих в Бангкоке. Кое-кто мог бы посчитать, что он владел всем этим великолепным городом, по тому, как он величественно прохаживался от одного «злачного» места к другому. Он засиживался допоздна и наслаждался всеми удовольствиями, которые мог ему дать Бангкок, включая молодых девочек вроде меня.
