Александр Звягинцев - Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему
«Нюрнберг, 11 октября 1946 года.
Коменданту
Капсула с ядом была при мне все время, с самого первого дня заключения меня под стражу. Когда меня доставили в Мондорф, у меня было три таких капсулы. Первую из них я специально спрятал в своей одежде таким образом, чтобы ее обнаружили при обыске. Вторую я прятал под коробкой с одеждой, когда раздевался перед сном, и забирал ее обратно, когда снова одевался утром. Я маскировал ее настолько хорошо и в Мондорфе и здесь, в нюрнбергской камере, что несмотря на частые и очень тщательные обыски обнаружить ее так и не удалось. Во время судебных заседаний капсула все время была при мне, спрятанной в моих высоких ботинках для верховой езды.
Третья капсула до сих пор находится в моем маленьком чемоданчике для туалетных принадлежностей – в круглой банке с кремом для кожи (спрятана в самом креме). Если бы мне это понадобилось, то я дважды мог забрать ее оттуда еще в Мондорфе. Прошу не наказывать никого из проводивших обыски, поскольку найти ампулу было практически невозможно, разве что по чистой случайности.
PS
Д-р Гилберт сообщил мне, что Совет по контролю отказал мне в замене этой казни расстрелом!»
Находясь в шаге от смерти, Геринг не забывал о своих близких – жене и дочери. Их переписка показывает, что до последних часов он был опорой семьи, нежным, любящим мужем и отцом, отправлявшим из своего узилища слова бодрости и утешения. Вряд ли здесь была рисовка. Письма лишь подтверждают истину, что человек многолик и что даже в самом отвратительном преступнике остается пусть даже самая крошечная частица добра, посеянная творцом.
«Моя любимая и единственная!
По зрелом размышлении и после многочисленных молитв моему богу я принял решение покончить с жизнью и, таким образом, не позволить казнить меня моим врагам. Казнь через расстрел я еще принял бы, но позволить повесить себя рейхсмаршал Великой Германии просто не может. Более того, эти казни должны были быть обставлены наподобие низкопробного представления с прессой и кинооператорами (чтобы показывать потом все это в кинотеатрах в журнальных выпусках новостей). Они озабочены только тем, чтобы сделать из этого сенсацию.
Я, однако, хочу умереть спокойно, чтобы на меня не таращилась при этом толпа зрителей. Моя жизнь все равно уже закончилась – в тот момент, когда я сказал тебе последнее „прощай“. С того дня моя душа наполнена удивительным покоем, и я отношусь к смерти лишь как к окончательному освобождению.
То, что благодаря всевышнему я все эти месяцы моего пленения имел средства избежать петли на шее, и то, что эти средства так и не были обнаружены, я воспринимаю как знак свыше. Господь оказался достаточно милосерден для того, чтобы избавить меня от мучительно позорной кончины.
Всеми моими мыслями я с тобой, с Эддой и всеми моими любимыми друзьями! Последние удары моего сердца ознаменуют собой нашу великую и бесконечную любовь. Твой Герман».
За весь день и вечер 15 октября – последних суток жизни приговоренных к смертной казни – тюремщики, пристально следившие за Герингом, не заметили ничего подозрительного. Надзиратели отметили для себя лишь невероятное хладнокровие рейхсмаршала. Например, в 16:30, он спал «со скрещенными на груди руками». В 21:05 заключенный камеры № 5 снова «явно спал».
В промежутке Геринга навестил пастор Тереке. Разговор не вышел за обычные рамки. Рейхсмаршал сочувственно расспрашивал пастора о Фрице Заукеле, который совершенно потерял самообладание, а Геринг не имел возможности его поддержать. Он коснулся также больного вопроса о позорной казни, неприемлемой для него.
Далее он читал, лежа в кровати, затем принялся наводить порядок в камере. После этого рейхсмаршал начал готовиться ко сну, аккуратно складывая одежду.
В половине десятого вечера к нему заходил немецкий доктор Пфлюкер в сопровождении офицера-тюремщика. Врач разносил успокоительные средства для Геринга и Заукеля.
По некоторым приметам рейхсмаршал почувствовал близость казни: было включено больше, чем обычно, ламп, по коридору ходили незнакомые люди. Он спросил Пфлюкера, не лучше ли ему одеться, чтобы не предстать перед теми, кто придет за ним, в неподобающем виде. Проинструктированный охраной доктор не сказал в ответ ничего определенного.
Офицер-тюремщик впоследствии показал, что Пфлюкер передал Герингу какую-то пилюлю, которую тот сразу положил в рот. Врач этого и не отрицал, поясняя, что он дал Герингу пилюлю с обыкновенной содой, чтобы тот перед экзекуцией не заснул слишком крепко. Когда Пфлюкер и офицер уходили, рейхсмаршал не забыл пожелать им спокойной ночи.
Последующий час охрана наблюдала Геринга неподвижно лежащим в постели. Последний раз живым тюремщики видели рейхсмаршала в 22 часа 44 минуты. К тому времени уже пришли на «работу» шестеро военнослужащих 3-й армии США, ответственных за проведение казни, которая должна была начаться ровно в полночь.
…В 10:50 вечера в тюрьме начался переполох: Геринг мертв! Из камеры № 5 веяло запахом миндаля, характерным для цианида. По коридорам металась охрана, надрывались все, какие были, телефоны. Врач прибыл в тот момент, когда из горла рейхсмаршала вырвался предсмертный хрип. Все попытки вернуть его к жизни ни к чему не привели: сильный яд уже сделал свое дело.
Как Герингу удалось провести столь бдительную охрану? Американские военные власти, расследовавшие эту историю, выдвинули самую удобную для себя версию. Якобы капсула с ядом была при рейхсмаршале с момента ареста, и он ее искусно прятал. Предположений сколько угодно: в полости зуба или еще где-то на теле, под ободком унитаза, в банке с косметическим кремом, как отметил в посмертном письме сам Геринг, и т. д.
Однако большинство исследователей отвергает официальную версию, считая, что «наци № 2» при всех своих способностях, скорее всего, не смог бы водить охрану за нос на протяжении 11 месяцев процесса. Напрашивается предположение, что ему кто-то помогал.
И здесь муссируется много вариантов: яд передал или доктор Пфлюкер, или немецкий офицер, приносивший рейхсмаршалу мыло и другие средства гигиены, или жена Эмма во время последней встречи и прощального поцелуя…
Американский исследователь Бен Сверинген в своей книге «Загадка самоубийства Германа Геринга», выпущенной в 1984 г., предполагает, что сообщником выступил американский военнослужащий – лейтенант Джек Уиллис, по происхождению техасец. Мол, между молодым офицером и рейхсмаршалом возникла симпатия. Геринг хорошо говорил по-английски, и они иногда беседовали на разные нейтральные темы. Уилис заведовал складом, в котором хранился багаж заключенных, и мог позволить Герингу достать смертоносную ампулу, спрятанную там.
Версия строится на том, что у Уиллиса оказалось несколько дорогостоящих авторучек и часов, прежде явно принадлежавших Герингу. Мол, эти вещи были получены в качестве платы за передачу яда.
Категорически утверждать, что дело выглядело именно так, невозможно. Сам Уиллис прожил недолгую жизнь и скончался в 1954 г. Его вдова внятно ничего не могла сказать, кроме того, что некоторые ценные предметы, как ей кажется, были получены мужем от Германа Геринга. Но ведь известно и другое: рейхсмаршал в нюрнбергской тюрьме был весьма щедр на подарки и раздарил окружающим, не одному только Уиллису, немало дорогих вещиц, оказавшихся в его необъятных чемоданах и сумках.
В феврале 2005 г. в возрасте 78 лет заговорил еще один бывший американский военный – Герберт Ли Стиверс. Во время Нюрнбергского процесса он служил в охране, сопровождавшей заключенных. В зале заседаний трибунала Стиверс вместе с товарищами стоял в белом шлеме, вооруженный резиновой дубинкой, за спинами подсудимых. Дисциплина жесткостью не отличалась: не запрещалось брать у нацистских вождей автографы, заводить разговоры.
Девятнадцатилетнему американцу, видимо, мало что видевшему в жизни, рейхсмар-шал понравился. Он вспоминал: «Геринг был очень приятным человеком. Он хорошо говорил по-английски. Мы говорили о спорте, о футболе. Он был летчиком, и мы говорили о Линдберге».
В свободное от службы время Стиверс заводил романы с молоденькими немками, и однажды познакомился с привлекательной девушкой по имени Мона. Она очень заинтересовалась тем, что ее новый друг охраняет нацистских вождей и даже высказала сомнение, так ли это. Обиженный юноша предъявил ей оказавшийся при нем автограф Шираха, а на другой день получил подпись Геринга.
Отношения между молодыми людьми развивались быстро. Мона пригласила Герберта в дом к своим друзьям – Эриху и Матиасу. Эти люди втолковали американцу, что симпатичный ему рейхсмаршал серьезно болен и ему нужна помощь. Стиверс, сгоравший от любви к Моне и желавший произвести на нее впечатление, не заподозрил в просьбе ничего плохого и с готовностью согласился. В качестве контейнера использовалась авторучка. Два раза охранник доставлял в ней Герингу записки от Эриха, на третий – некие «лекарства», которые якобы отсутствовали в тюрьме.
