Анна Бройдо - Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно
В комнате у телевизора на программу «Вести» начинают собираться люди. Женщины — в черном, мужчины — в разномастном камуфляже. После новостей передают сюжет о последних тенденциях моды: «Наиболее популярные цвета в этом сезоне — черный и оттенки зеленого».
— Значит, — задумчиво произносит Эсма, — сейчас Абхазия — самая модная страна…
* * *Казалось, за три года работы в российском парламенте привыкла ко всякому политическому лицемерию. Но когда Эдуард Шеварднадзе — человек, который отдал приказ о вводе войск в Абхазию, назначил своим министром обороны офицера, объявившего о готовности положить жизни ста тысяч грузин ради уничтожения всех ста тысяч абхазов, причитает на весь мир: «Эту войну нам навязали»…
По оценкам российского Генштаба, в ходе удачного наступления абхазская армия могла бы освободить Сухум в течение еще 2–3 дней. Запаниковавший Шеварднадзе запросил мира — как всегда, через Россию. В голове вертится хрестоматийное: «И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой». Но под давлением Москвы 27 июля 1993 года заключается очередное трехстороннее Соглашение о прекращении огня.
Ни один из тех, с кем я разговаривала в те дни, не верил в его выполнение. Не верила и я — через два дня после подписания Соглашения из окопов Верхней Эшеры видела, как на той стороне Гумисты активно ремонтируются боевые укрепления.
Сентябрь. 1993
Народная война — это когда комбат отдает своим солдатам приказ: «Ребята, по-братски, — возьмите мост!».
Привыкшему к российским просторам нелегко представить себе абхазские масштабы: от линии Гумистинского фронта до центра Сухуми — всего 5–6 километров. Последнее, сентябрьское наступление, шло по ним десять дней. Здесь это не красивая фраза — кровью заплачено действительно за каждую пядь земли.
* * *С начала сентября я собралась в отпуск. Вопроса, куда ехать, естественно, не возникало. Но так получилось, что в поезд я села только шестнадцатого — то из-за болезни, то из-за разных мелких дел, а, может быть, потому, что и вправду «там» наши судьбы расписаны, и никто не знает, когда он встает на свою Дорогу Грешников.
Утром по вагонному радио услышала, что «эпоха Великого Соглашения» закончилась.
В его нарушении принято обвинять абхазов, предпринявших четвертое наступление на Сухуми. Но — если уж распределять ответственность — кто вероломней: Абхазия, выполнившая все пункты мирного Соглашения от 27 июля, или Грузия — не выполнившая ни одного? Кто снимет вину с посредников и миротворцев, не желавших слушать неоднократные предупреждения руководителя группы наблюдателей Председателя ГКЧС России Сергея Шойгу: Грузия срывает договоренности — войска и техника не выводятся, законное правительство не имеет возможности вернуться в столицу? Не поэтому ли Шойгу был вскоре отозван в Москву?
«А потому обычай мой: с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой»… Странно, что в российских газетах заголовки типа «Как же надо не любить свой город, чтобы разрушать его артиллерией» сочиняют правнуки тех, кто поджег Москву, отступая перед Наполеоном, а потомки инсургентов, давших миру Декларацию Независимости, поддерживают «малую империю».
* * *В Гудауте — страшно. По залитым солнцем пустым улицам медленно едет легковушка с репродуктором на крыше. Передается обращение Председателя Верховного Совета Республики Абхазия Владислава Ардзинба: это есть наш последний и решительный бой, Родина или смерть, каждый, кто уклоняется от фронта — предатель Родины, лучше умереть стоя, чем жить на коленях, все для фронта, все для Победы…
Когда-то, в детстве, прочитав книгу или посмотрев фильм «про войну», ночью видела сон: вроде бы идет Отечественная, но я — там, даже принимаю участие в происходящем. И сейчас: как будто вернулись те сны, вот только война — другая, да и не сон это вовсе.
* * *Первым делом — по недоброй традиции — бегу читать списки погибших на стене морга гудаутского госпиталя. Среди фамилий одна знакомая — Мирод Гожба. В Москве сотрудница абхазского постпредства Бела Кур-оглы посоветовала: «Обязательно разыщи Мирода, это замечательный старик, настоящий носитель народной мудрости». Я опоздала на два дня.
У госпиталя — огромная черная толпа женщин. Прибывают машины с ранеными, их проносят через живой коридор, люди со страхом и надеждой всматриваются в окровавленные лица. Молодой парнишка тащит на руках раненого, обессилев, просит помощи. Несколько пожилых, но вполне еще крепких мужчин в толпе застыли в оцепенении, из которого их выводит только отчаянный женский крик: «Да помогите же ему, гады!»
Не выдержали нервы и у Капы Тванба, с начала войны работавшей в госпитале санитаркой. На одной из санитарных машин она совершила марш-бросок на «брехаловку». Там горячо и авторитетно обсуждала перипетии боевых действий та немногочисленная часть абхазской интеллигенции, которая восприняла полученную бронь как должное — как же, мы же генофонд нации! Под дулом одолженного автомата отчаянная Капитолина набила полную «Скорую» генофонда, доставила в госпиталь и не отпустила, пока каждый не сдал по 600 миллилитров своей драгоценной крови.
* * *Вечером «на огонек» в номер «Черноморца» никто не пришел — все друзья на передовой. Впрочем, и огонек-то был жалкий, свечечный — российское правительство отключило подачу электроэнергии, срочно наложив на абхазских ослушников экономические санкции. Проявили завидную оперативность — в отличие от минувшего сентября, когда Верховный Совет России рекомендовал наложить такие санкции на Грузию. Хорошо, что хоть в госпиталях есть дизельные движки.
* * *Утром сразу бегу в пресс-центр за аккредитацией и пропуском на фронт. Сталкиваемся с июльским другом-коллегой — фотокорреспондентом Андреем Соловьевым, смеемся: «Слетаются соколы!». С пропусками мчимся в штаб, влезаем в попутку — грузовик, везущий солдат на передовую. Плача, нас провожают русские женщины-поварихи, умоляют поберечься.
Мы едем и сбивчиво говорим, что, похоже, не этот раз наступление будет удачным, вот-вот конец войне! В Эшере заместитель комбата Аслан Дгебия ведет меня на наблюдательный пункт в разрушенной школе, а Андрей, махнув на прощание рукой, уходит снимать переправу бойцов через Гумисту.
Вечером в штабе Эшерского направления узнала, что Андрей легко ранен. Наутро на эвакопункте врач Ляля Джения объясняет: легких ранений в голову не бывает, из раны извлекли осколки кости, но от госпитализации в Афоне он отказался, уехал в Гудауту передавать в агентство отснятые пленки. Появляется ставшая совсем прозрачной Вика Хашиг, блестя глазами, хитро улыбается: «Ну что — в Сухум хочешь?» — «Конечно!»
* * *Часть города — уже абхазская, бои идут в районе «Универсама». В санитарной машине едем на передний край за ранеными. За рулем — зампотех медсанбата Мурман Сабекия.
При въезде в город — «экологическая» наглядная агитация для курортников. В центре — плакат с оленем: «Не поднимай ружья на красоту!»
На верхнеэшерском эвакопункте Вика, уже раскаявшись в своей необдуманной «доброте», делает попытку меня высадить. Упираюсь, едем дальше. Грохает. Полевой медпункт — в полуразрушенном универмаге, девчонки сидят под лестницей — так безопасней. Обнимаемся с чумазой, но счастливой Саидой Тыркба. Грохает.
Бойцы бегом тащат раненого, заносят в машину. На полном газу Мурка рвет обратно. Вика оборачивается с переднего сиденья:
— Сайка, как он?
— Поздно… Погиб.
Как только выезжаем из-под обстрела, Вика останавливает Мурку:
— Подожди — не надо везти его так…
Заскочив в салон, мягко закрывает парню глаза, бережно связывает ноги и кисти бинтом — чтобы не растрясло.
В тот день — 21 сентября — через нижнеэшерский эвакопункт, прикрывающий прибрежный, самый тяжелый в те дни участок наступления, прошло более сотни раненых. Кстати, потом многие «знатоки» утверждали, что Сухуми освобождали то чеченцы, то русский суперспецназ — да кто угодно, только не абхазы. Я не хочу с ними спорить — их самих я там не встречала. Но тем, кто хочет знать правду, я бы просто предложила перелистать пухлую общую тетрадь, где медсестры записывали фамилии поступавших на эвакопункт раненых.
22 сентября — полтораста раненых. Район Учхоза сплошь накрыт тяжелой артиллерией противника (той самой, которую по «Великому Соглашению» Грузия обязалась вывести с территории Абхазии). Девчонки сбиваются с ног. Толпу у гудаутского госпиталя вспоминаю почти с ненавистью: коли уж так переживаете, шли бы сюда — твоего к тебе первой привезут, первая ему помочь сможешь!
* * *— Сайка, как он?