А.Д. Дивайн - Миллион миль
А затем, когда солнце уже коснулось горизонта, мы своим асдиком обнаружили подводную лодку. Отдаленная угроза сразу превратилась в реальную опасность.
С лихорадочной поспешностью на фалы взлетел вымпел, означавший «Установлен контакт». Мы круто повернули, и цель оказалась у нас прямо по курсу. Она была очень близко. Мы даже не могли провести правильную атаку. Пройдя над этой точкой, мы сбросили одну глубинную бомбу. Даже одна бомба может удержать лодку глубоко под водой, помешав ей атаковать большие корабли.
Мы с тревогой следили за «сундуками». Это было обоснованно, так как они находились в большой опасности. В любую секунду могла появиться белая пенистая дорожка, которая означала идущую торпеду.
В эту секунду мы увидели на фалах флагмана ответный сигнал. Когда за кормой у нас вырос водяной горб взрыва бомбы, мы увидели, что линкоры повернули «все вдруг». Их медлительный и величавый поворот тянулся, казалось, целую вечность.
Однако это было обманчивое впечатление. Они развернулись очень быстро, настолько быстро, что их кильватерные струи сломались буквально под прямым углом, когда они развернулись кормой к нам. Это был срочный поворот. Мы следили, как наши товарищи в охранении повторяют маневр линкоров. Резко выросшие носовые буруны, показали, что скорость увеличена. Из-под форштевней эсминцев разлетались каскады брызг.
Все это время наш асдик подсказывал нам, что опасность из глубины никуда не пропала, она здесь, она рядом. Мы тоже развернулись и подняли на мачту другой флаг, который затрепетал в небе у нас над головами. «Атака».
И мы ринулись вперед, словно гончая за добычей. «Файрдрейк» имел определенную репутацию, и ее следовало поддерживать. Среди команды не было ни замешательства, ни волнения. Хладнокровные действия моряков показывали, что они знают, что и как делать и полностью уверены в своих силах.
Последовал торопливый и бессвязный диалог между гидроакустиком и командиром, после которого прозвучали роковые слова: «Огонь!» Грохнули бомбометы, и в воду полетела серия глубинных бомб.
Я следил, как они кувыркаются в воздухе и падают в воду. А затем мы все уставились на пока еще мирное море. Я увидел, как его поверхность дрогнула и подпрыгнула.
Далеко позади нас силуэты линейных кораблей стали совсем крошечными. Они уходили прочь от опасности.
Мы медленно кружили на месте, продолжая охоту. Но чувствовали мы себя не лучшим образом. Где-то в бурлящей воде гидроакустический контакт был утерян, и нам предстояло заново искать подводную лодку.
А затем на линейных кораблях, которые уже ушли довольно далеко на юг и больше всего напоминали детские модели, а не реальный боевой флот, замигала яркая точка. Прожектор звал нас обратно. Мы полным ходом помчались догонять эскадру.
Наступила ночь. Так как у западного побережья Африки пока не случилось то, что должно было случиться, мы рассеялись по всему морю.
Это были ночные учения. 3 эсминца были выделены из состава охранения и отосланы прочь, чтобы затеряться в темноте. Затем они должны были вернуться и провести «ночную торпедную атаку». Мы ушли на юг, а потом в назначенное время повернули навстречу эскадре. Это была игрушечная война, но где-то рядом за горизонтом нас могла ждать вполне реальная опасность. Поэтому вахту следовало нести с удвоенной бдительностью, чего нельзя было добиться во время учений мирного времени.
Орудие «В» было заряжено осветительным снарядом. Мы слышали звяканье орудийных элеваторов, которые подавали снаряды к орудию, расположенному прямо перед мостиком. Все это время мы старательно вглядывались в темноту.
С прожекторной платформы пришел рапорт: «Прожектор готов, закрыт шторками». Все было готово. Напряженность стремительно нарастала.
А затем внезапно, без всякого предупреждения прожектор вспыхнул, как огненный меч и ударил в борт большого корабля на правом траверзе у нас.
Тут же мелькнули вспышки выстрелов. Прежде чем разорвался осветительный снаряд, мы обнаружили завесу охранения. Затем по правому борту показались новые цели. Орудие «В» непрерывно гремело, выпуская снаряд за снарядом.
Осветительные снаряды рвались в небе впереди нас, разбрасывая полосы света. Море, которое недавно было совершенно темным, превратилось в полированное серебро. Ночь заполнил грохот орудий, замелькали вспышки выстрелов. Мы увидели в их свете серебристые силуэты кораблей, которые внезапно зашевелились и пропали. Мы услышали ответный грохот их орудий.
Атака завершилась. Она не удалась.
В пятницу 1 ноября мы вернулись в Гибралтар. Не знаю, какой именно была наша задача, но мы ее выполнили. Противник ничего не предпринимал.
IVПосле этого в пятницу и субботу нам позволили отдохнуть. Кают-компания восприняла это довольно мрачно. Не следовало быть искушенным пророком, чтобы понять: штаб готовит нам очередную каверзу.
Потом началась небольшая суматоха. Во время ленча прилетела ищейка и пробудила большие корабли, на которых закипела жизнь. Сразу пополз слух, что в бухте обнаружена еще одна подводная лодка, после чего задергались и дежурные эсминцы. Но мы стояли неподвижно, и было в этом спокойствии нечто зловещее.
Но ничего чрезвычайного не случилось. Разумеется, штаб в воскресенье продемонстрировал свою гнусную натуру, отправив нас в море в 13.00 — прямо посреди обеда. Кают-компания испытала извращенное облегчение, когда это случилось.
Погода, в отличии от нашего последнего выхода на патрулирование, была прекрасной. В мирное время люди копят деньги для путешествий на круизных лайнерах как раз в такое время.
Итак, мы вышли в море и отправились в знакомый район. Но тут была принята радиограмма: итальянская лодка была загнана в Танжер и укрылась в испанских территориальных водах. За ней гнались наши патрульные эсминцы и самолеты Берегового Командования, однако она уже имела повреждения и пришла с юго-запада. Во время выхода в океан мы сбросили несколько глубинных бомб на лодку, пытавшуюся подкрасться к нашим линкорам. Может, это наша подстреленная птичка сейчас искала здесь убежища? Командир думал, что это так. Старпом сомневался. Кают-компания немедленно раскололась на две партии и до конца патрулирования не утихали споры.
Затем, во второй половине дня в понедельник, пришло сообщение, что лодка вышла в море. Оно оказалось ошибочным, и мы получили новую радиограмму, в которой сообщалось, что в порт прибыла вторая итальянская подводная лодка.
Это был настоящий абсурд, но это была правда. В 30 милях от нашей главной военно-морской базы, укрывшись за непрошибаемой стеной международных законов, сидели двое наших злейших врагов. Мы могли в любое время ворваться в порт и безнаказанно потопить их. Мы могли свободно бомбить порт, не опасаясь ответа. Но мы уважали нейтралитет Танжера. И мы продолжали патрулировать перед портом, ожидая сообщения о выходе лодок в море.
Это патрулирование продолжалось 4 дня. Ничего не случилось. Иногда ночью мы замечали смутный силуэт корабля и включали прожектор, чтобы осветить его. Однажды это оказалась шхуна, идущая в Сеуту. В ярком свете прожектора, включенного на несколько секунд, мелькнула эффектная картина, которую мы запомнили надолго: бело-голубой корпус и красные паруса на фоне черного неба. Это создавало какое-то странное ощущение нереальности.
Время тянулось спокойно. Можно было позволить себе лениться, если только забыть о традиции флота — не лениться никогда. Словно и не было никакой войны, лишь небольшая вероятность, что кто-то скрывается внизу, под водой. Но ощущение опасности сохранялось, и мы были наготове.
На рассвете мы разбегались по боевым постам, так как в ночном мраке неподалеку мог таиться враг. В 18.00 мы снова бежали на свои места — начинались учения.
Командир проявлял незаурядную изобретательность, устраивая эти учения. Часть механизмов считалась «выведенной из строя». Один раз это было рулевое управление, в другой — динамо-машина. На следующий вечер «начался пожар» в кормовом артиллерийском погребе. Потом «вышли из строя» машины, и нам пришлось готовить буксировку эсминца. На мостике «были ранены» несколько человек, которых пришлось спускать в лазарет на носилках. Потом «заклинило» орудие, «отказала» связь, мостик «снесло за борт». Мы тренировались и готовились к различным «неизбежным в море случайностям», чтобы не растеряться, когда настанет час.
А до конца дня, как всегда, продолжалась рутинная учеба. Каюта старпома превратилась в лекционный зал. Штурманская рубка также становилась учебным классом, но уже для других. Они учились, чтобы получить офицерские нашивки, ведь во время войны наш флот становился исключительно демократичным.
Жизнь на эсминце почти так же сложная, как на линейном корабле, но вот офицеров на нем гораздо меньше. Вообще может создаться впечатление, что жизнь на эсминце — «вечный бой, покой нам только снится». Это следует уточнить. Если кто-нибудь посмотрел на палубу командирской каюты, то увидел бы, что она завалена массой секретных книг. Содержимое 4 сейфов в полном беспорядке громоздилось на кресле и столе, на койке, конторке и стульях. Вообще на ковре нельзя было найти свободного клочка, чтобы поставить ногу. Видя все это, вы без труда представили бы себе объем бумажной работы, которая скрывается под стальными палубами.
