Илья Казаков - Foot’Больные люди. Маленькие истории большого спорта

– А как же! – довольно кивнул Андрюха.

И тут появился Вадик. Радостный.

– Я ехал на электричке! – сказал он. – Дешевле на два шекеля, чем на маршрутке. Только приходит сюда не за полтора часа, а за час.

Мы его поздравили. Принесли протоколы, все побежали их разбирать. Потом народ уткнулся в листы, изучая состав.

Вадик поднял голову от бумаги. И вдруг увидел подносы, оставшиеся от хот-догов. И пакетики кетчупа на них. Разволновался.

– А зачем тут кетчуп?! – тревожно спросил он, уже прозревая.

– Мне пора, – сказал я Микулику.

– А я, пожалуй, еще побуду, – отозвался Сережа и подошел к Вадику.

– Старик, – сказал он. – Даже если кончились коробочки от «Аэрофлота» и не хватило хот-дога, это не повод унывать. Вот стоит Андрей Владимирович Малосолов, пресс-атташе турнира. И если даже еды для журналистов больше нет, он пожертвует своими суточными, чтобы критики в статьях было меньше.

Перед началом игры камера показала по телеканалу ложу прессы. Вадик сидел рядом с Микуликом, в руке у него был хот-дог. Оба были совершенно счастливые.

– Вот видишь, – сказал я Сереже на обратном пути. – Не зря однажды про тебя Павел Васильев написал: «Похож на менеджера зарубежного клуба».

– Со мной однажды была такая история… – начал Микулик.

Наташа, жена Вани, оживилась. Ей Сережкины байки нравились, как и всем нам.

Сорок минут до Тель-Авива. Всего-то, когда в хорошей компании.

«Интер» и «Арсенал»

Дело было летом. Было жарко. Веранда, увитая диким виноградом. Молчаливые официанты-азербайджанцы в белых рубашках. Табличка на двери, ведущей из прокуренного ресторана туда, на воздух: «Веранда закрыта на спецобслуживание».

День рождения у друга. Двойной день рождения, потому что предыдущий, сороковой, он не отмечал. Готовился теперь убить двух зайцев.

Мы пришли с женой в срок, руку мне оттягивал пакет с подарком. Когда я подошел к двери, чтобы пройти на веранду, менеджер буквально подскочил ко мне и встал, преграждая дорогу:

– Извините, не работает!

– Нас ждут, – сказал я. – Я на день рождения.

Он посмотрел на мою жену с удивлением, на меня – с недоверием, но отошел. И мы пошли – через фонтанчик, через бассейн с карпами. Туда, где негромко пел Стас Михайлов. Из динамиков, к сожалению, а не собственной персоной – так было бы совсем интересно.

Именинник увидел нас и пошел навстречу. Один, без жены.

Я его расцеловал. И жена тоже.

– А где Оля? – спросил я, вручая подарок.

– Такая тема, братик, – сказал он, – осталась дома. Не совсем любит подобные праздники.

Я удивился, потому что помнил, что с моей свадьбы они ушли последними. Оля подбила оставшихся садиться на шпагат у рояля. Человек, не любящий подобные праздники, вряд ли был на это способен. Друг тогда подбил себя сам, двадцатью порциями виски.

Мы стояли, смотрели, здоровались. Я говорил жене:

– Вот с ним я пятнадцать лет назад занимался в секции карате. И с ним. И вон с тем. А этот играл в футбол, в одной команде с Тихоновым. Потом Тихонов ушел в армию, а он нет.

– Кто такой Тихонов? – спросила жена, и я объяснил.

Но она слушала невнимательно. Перебила меня в середине рассказа вопросом:

– А что, я единственная женщина здесь?

Я посмотрел по сторонам и понял, что она права. И сразу понял, почему она – единственная женщина на празднике. Точнее, почему нет других.

В «Чапаеве и пустоте» есть красивый эпитет «ассенизаторы реальности». Но это было употребимо тогда, в девяностых. Сейчас говорят проще: партнеры по бизнесу.

– Слушай, мы, наверное, пойдем, – сказал я. – А завтра давай мы тебя отдельно поздравим.

– Ты что! – возмутился друг детства. – Уважаемый человек, такая радость.

Он умел говорить без глаголов – только прилагательные и существительные. И употреблял мат только в тех случаях, когда рассказывал о своих семейных кризисах.

Первый час все было банально. Потом тот, кто когда-то играл в футбол, сказал соседу:

– Он мне деньги не вернул. Я к нему приехал, стал к совести призывать. Тот заплакал. Говорит: вот, возьми табуретку, можешь ей меня отлупить, а словами не надо.

И мы ушли. Жена расслабилась, сказала, что ей было очень интересно.

Вечером мы лежали в кровати, включив «Крестного отца».

– Ты правда никогда его не смотрел? – спросила она недоверчиво.

Я пробирался через заросли столиков в самый дальний угол грузинского ресторана. Окна были закрыты ставнями, отчего было уютно и неспешно. Я заскочил сюда всего на часок, потому что в шесть должен был комментировать свой матч. Хорошо, что от Таганки до Шаболовки было рукой подать.

– Люблю чисто мужские компании, – сказал я и поздравил друга.

– Мы по субботам в футбол играем, – ответил он. – Поэтому я и решил в таком составе отметить. А с домашними завтра. Ты за рулем?

– Ага, – сказал я и сел. Рядом с президентом ПФЛ, между прочим.

– Ну что? – спросил он.

– Держимся. – Я пожал плечами.

Я уже привык, что в любой компании надо говорить о футболе. Да и о чем еще можно говорить?

В кувшинах было красное сухое вино. Сациви, хачапури, лобио, пхали. Когда подошла официантка, я обнаружил, что пытаюсь говорить с ней с грузинским акцентом.

– Ты вернешься? – спросил именинник, когда я встал из-за стола.

– Я очень постараюсь, – ответил я.

Он пошел меня провожать, закурил.

– В пакете Высоцкий? – спросил он.

– Как обещал, – сказал я. – Полное собрание.

– Класс! Я ведь на его песнях вырос. Помню, как всю жизнь мечтал познакомиться с Высоцким. Просто ходил и думал: вот бы познакомиться. А летом на твоем дне рождения познакомился.

– С Никитой, – на всякий случай уточнил я.

Он весело кивнул:

– Мне Дима постоянно напоминал: если что-то просишь, проси конкретнее.

– Ха! – сказал я. – Это что. Вот с одним футболистом был случай, в Израиле. Слышал?

Зимние сборы в Израиле долгое время были обычным делом. Сравнительно недалеко, недорого, тепло. Ездили многие. Тренеров, помимо прочего, привлекала возможность экскурсий по святым местам. Обычно в такой день делалась ранняя тренировка, а после обеда автобус отправлялся в Иерусалим до самого вечера.

Футболисты в большинстве своем – люди наивные и суеверные. И очень чуткие к любым чудесам, поскольку на собственном примере знают, как легко может уйти чудо из жизни и не вернуться.

Из той команды в Иерусалиме раньше бывали немногие. Их привезли к южным воротам, высадили из автобуса, и женщина-гид повела группу в спортивных костюмах по обычному маршрту.

– А это знаменитая Стена плача, – показала она.

Ее спросили, чем она знаменита. Гид, не удивившись, начала рассказывать. Показала на людей, замиравших у стены. На записки, которые те вкладывали в кладку.

– У кого ручка есть? – спросил один из игроков, и началась цепная реакция.

Команда была обычная, игроки тоже были обычные. В отличие от их амбиций и мечтаний, что, в общем-то, правильно.

Они вернулись в отель и за ужином обсуждали, кто что написал. Обычная спокойная беседа. Заискрившая, когда один из них признался, что попросил, чтобы его купил «Арсенал». Или «Интер». Над ним хохотали. Футболисты, как правило, народ веселый. Посмеяться друг над другом умеют.

А через какое-то время человек уехал играть в «Арсенал». И потом в «Интер». Только «Арсенал» был из Тулы, а «Интер» – из Баку.

Если о чем-то просишь, проси конкретнее.

Когда в прошлом феврале мы были в Иерусалиме, я к Стене плача не пошел. Постоял, посмотрел на нее и прошел мимо.

Может быть, и стоило положить в Стену плача записку. Только нужно точно знать, что написать в ней.

Садырин

На этих похоронах я не плакал. Понимал, что хоронят его, но в тот день он был совершенно не похож на того человека, которого я знал.

Простился, потом поехал в «Останкино» – делать сюжет. Было холодно, я продрог, но все равно быстро написал текст, перекрыл его видеорядом и только потом пошел в столовку. Слова были самые обычные, как и почти всегда бывает в таких случаях. Словно три абзаца статьи из Википедии.

А через неделю ко мне подошел Володя Кузнецов – человек, который позвал меня пойти делать спортивные новости на обновившемся НТВ. В апреле того года я был в Самаре, полетел комментировать какой-то матч «Крыльев» и заодно писать большое интервью с Тархановым. К нему прилетела жена – на единственный его выходной. У оператора никак не получалось выставить свет, он медлил, переделывал. Жена то заходила в комнату, где мы сидели и никак не могли начать запись, то выходила из нее, а Федорыч смотрел на нее и хитро улыбался. Потом я вернулся в отель и увидел в новостях, что Гусинскому прищемили хвост. И что прежнего НТВ больше нет.

Интервью в итоге так никуда и не пошло. Я прилетел в Москву, приехал на работу, боясь начавшихся перемен и ничего не понимая. Вася собрал всех нас – второй состав «Футбольного клуба» – и сказал: