Петр Вайль - 60-е. Мир советского человека
Поколение, выросшее на таких книгах, должно было выработать особое мировоззрение. Как только действительность попадала в его поле, она приобретала черты чуда. (На кремлевскую елку Дед Мороз приходил с космонавтом, заменившим Снегурочку.) Прогресс становился законом природы. Коммунизм – результатом арифметического примера.
И этот пример ничем не отличался от тех, которым учили в школе.
Школа, естественно, самый главный фильтр, который стоит между детьми и миром. Она моделирует внешнюю жизнь так, чтобы та принимала целесообразные воспитательные формы.
Школу нельзя разъять на разные сферы – пионерский сбор, чистописание, культпоходы. Все детали школьной жизни взаимодействуют друг с другом. Это замкнутая разветвленная система, цель которой состоит в том, чтобы заставить ребенка воспринимать мир исключительно в школьных терминах.
Поэтому ученик с первого дня вступает в конфликт со школой, которая стремится навязать ему гражданскую точку зрения. Он хочет провести границу между правом личности на свободу и ее ответственностью перед государством.
Например, школа задает вопрос: кто разбил окно?
Школа хочет не найти виновного, а перестроить детское сознание, переориентировать его на другую систему ценностей. Ученик ведет себя в соответствии с нравственным кодексом своего коллектива. В рамках этого кодекса естественно и нормально не выдавать друзей. Школа же втолковывает ему, что такая нравственность – ненормальна, и дружба такая – ложная. («Какой же ты товарищ, если миришься с тем, что твой друг поступает нехорошо? Такая дружба ненастоящая – это ложная дружба»17.)
Школа учит, что долг доносчика выше милосердия укрывателя. При этом ябеда наказывается остракизмом и не вознаграждается ничем. В этом духовное совершенство ябеды. Чувство исполненного долга перед обществом – награда сама по себе.
Доверие к миру взрослых следует доказывать лояльностью. Ребенок оказывается перед альтернативой – предавать друзей или предавать родину, которая подарила ему счастливое детство. Ребенок должен помнить, что недонесение есть преступление, своего рода покушение на отцеубийство. За нелояльность к своей большой семье надо расплачиваться муками совести.
Так школа закладывает фундамент мироощущения, которое навсегда оставляет в человеке стыд перед любым актом протеста. Ему – все, а он… Это как кусать руку, которая кормит. Добрую, мозолистую, суровую и честную руку.
Такая рука должна быть у отца-путейца, у отца-красногвардейца, у отца-космонавта, у того коллективного отца, которого по ошибке называют женским именем – Родина.
Школа пытается заместить нравственное чувство гражданским долгом. И главную роль в этом мучительном процессе играет сама школьная наука.
Для большинства школьные годы – единственные, когда человек постоянно сталкивается с точными знаниями. Не существенно, сколько знаний он вынесет из школы вместе с аттестатом. Главное в учебе – методика освоения мира.
Вся школьная наука основана на постулате о познаваемости Вселенной. Ученик имеет дело не с природой, не с языком, не с явлением, а с задачей, упражнением, примером. Мир, вставленный в учебник, специально подогнан так, чтобы все сходилось с ответом.
«В этой задаче нужно было узнать, во сколько дней 25 плотников построят 8 домов, а в этой нужно узнать, во сколько 6 жестянщиков сделают 36 ведер»18.
Плотники строят дома. Жестянщики делают ведра. Из бассейнов течет вода. По рельсам из пункта А в пункт Б бегут поезда.
И вся эта трудолюбивая необъятная вселенная имеет одну цель, выраженную в ответе. Абстрактные плотники сливаются с реальностью. Они строят дома, заводы, школы. Плотники всегда строят. Поезда всегда ездят. Вода всегда льется.
Школьная наука учит решать задачи. Но она учит и тому, что эти задачи адекватны реальным. Школа делает вид, что дает ребенку алгоритм мира.
Арифметика делает человека богом. Он всемогущ, если на все есть ответ, если все сходится, если после долгих вычислений, после «равно» окажутся аккуратные круглые цифры.
В задачнике все подстроено, чтобы цифры были круглыми. Но и в идеальном обществе все должно быть круглым. Достаточно только отождествить учебник с жизнью, чтобы абстрактная арифметика превратилась в социально-нравственный инструмент.
В дореволюционной России разные люди жили в плохом обществе. Сейчас разные люди живут в хорошем. Коммунизм – это когда хорошие люди живут в хорошем обществе. Следовательно, чтобы попасть в будущее, разные люди должны стать хорошими. Отсюда: надо хорошо учиться, помогать старшим и выращивать кроликов.
Жесткая схема, заданная школьной наукой, создает жизнерадостную картину мира. Любая задача подразумевает решение. Даже не важно, в наших ли силах ее решить. Важно, что решение существует.
Где-то (у взрослых?) есть раздел «ответы».
Изо дня в день ученик решает задачи, учит стихи, пишет упражнения. Изо дня в день он убеждается во всесилии и всеобщности законов, управляющих жизнью.
«Пролетариат смело (бороться) с угнетателями. Чернила (высохнуть). С правой ноги (соскочить) калоша»19. Все, что надо сделать, – это согласовать сказуемые. Они согласуются. Это такой же закон природы, как то, что калоша соскакивает, чернила высыхают, а пролетариат борется.
Мир – данность. Он правилен. Он согласован. В нем все устроено как надо – калоши, пролетариат, плотники.
«Н. В. Гоголь любил (…) езду на тройке». Единственная загадка, которую школа оставляет учебнику, это какую езду любил Гоголь – «скорую, быструю, торопливую, стремительную»20. Нужное – вставить. А ненужное – не нужно. Факты постулируются, чтобы сложиться в вечную гармонию.
Школа знает ответы даже на самые фантастические вопросы. Какой город самый сладкий? какой самый горький? какой самый сдобный?21
Школа знает все. Она обладает волшебной мощью. В ее распоряжении пространство и время. И она строит из них, как из кубиков, свои учебники.
Вот список сокращений имен авторов, из сочинений которых взяты примеры для упражнений. П. – это Пушкин, Дж. – Джамбул, Газ. – из газет. Их тут объединяет только равноценная грамматическая необходимость. Свести естественное разнообразие к искусственной схеме – в этом смысл обучения. Но в этом и смысл воспитания.
Пока Аксаков писал «Весна является утром года», это было его личным делом. Но когда высказывание попало в учебник, оно стало законом природы. Цель школы – свести стихию к повторяющимся ситуациям, которые подскажут ребенку однозначную реакцию на мир. И тогда мир уподобится учебнику, в котором плотники строят дома, жестянщики – ведра, и все знают, кто разбил окно.
Не зря школа всегда оперирует набором одинаковых клише. «Если все стенку станут пачкать; родители стараются сделать из него человека; тот, кто учится на тройку, легко может скатиться к двойке»22.
Повторение – мать учения. Добрая заботливая мать прорыла в хаосе глубокие колеи, попав в которые можно все свести к общему школьному знаменателю.
Школа решает не частные вопросы идеологического воспитания. Она строит позитивную картину мира, дарит детям представление об идеальной, как кремлевские куранты, вселенной.
Нужно только взяться за дело с огоньком. Не откладывать на завтра, то, что можно сделать сегодня. Беречь книгу. Дружить с песней. Закаляться, как сталь. И тогда облегченно вздохнут наконец жестянщики. Исчезнет, как Атлантида, бессмысленная Америка. Не останется тайн у двух океанов. Наступит гармония высших сфер и круглых чисел.
«Если бы у меня была волшебная палочка, я бы прежде всего сделал бы так, чтобы ожил Владимир Ильич. А потом я бы взмахнул палочкой в последний раз, чтобы стал коммунизм»23.
Но школа – всего лишь иллюзия. Ее модель идеального мира не больше, чем картонное наглядное пособие. И только в книгах очень глупых писателей дети говорят: «А я все равно буду бороться с подсказкой». Нет таких детей и никогда не было. Они принадлежат к тому же фантастическому миру, что и диверсанты, пробирающиеся в Москву на свиных копытах.
В настоящем мире плотники пьют водку с жестянщиками. И только в учебнике Бархударова и Крючкова Пушкин стоит рядом с Джамбулом. На самом деле никакого Джамбула нет вовсе.
Однако сказки не для того, чтобы в них верили. В сказке нельзя жить, но она может менять жизнь.
Мир школьных представлений существует несмотря на то, что не имеет никакого отношения к реальности. Его стремление распространить поэтику задачника на действительность закладывает основы сознания. Сколько бы советский человек ни убеждался в ложности школьных постулатов, он всю жизнь считался с ними.
Когда юное поколение чуть подросло, оно бросилось в атаку на усвоенные в детстве истины. Школьный мир превратился в пародию, где американские шпионы соревновались в тупости с советскими майорами.
