Пирамида - Юрий Сергеевич Аракчеев
– Клименкин, – сказал теперь, в помещении ЛОМа, Каспаров, – что же ты молчишь? Судя по твоим показаниям, ты преспокойно спал, когда было совершено нападение на старую женщину. Или был на пути к дому. Короче, в этом деле не участвовал. А в протоколе опознания сегодня утром ты расписался, что потерпевшая опознала именно тебя. Значит, ты и напал на нее. Почему же теперь ты утверждаешь, что спал?
– Нет, – ответил Клименкин. – Что х-хотите думайте. Я не н-нападал. П‑подраться я, можно сказать любитель, в‑верно. Но не со с‑старухой же. Что вы, с‑смеетесь, что ли. Как я н‑написал, т‑так и было.
Клименкин сильно заикался, и Каспаров подумал, что, может быть, оттого он и молчалив.
– Но ведь нож твой нашли, – сказал он.
– Н‑ну и что? М‑мой нож. Рыбу чистили, к‑колбасу резали. При чем тут нож? Я его с с‑собой н‑не носил.
– Послушай, Виктор, – сказал вдруг инспектор Каспаров, наклонившись к парню и пристально вглядываясь своими карими глазами в его глаза, серые и как будто бы равнодушные. – Вот что. Давай в открытую. Скажи мне честно. Честно, понял? В любом случае я постараюсь тебе помочь. Но я должен знать правду. Если хочешь, это останется между нами. Я не следователь, твой следователь – Ахатов. Я только провожу первый допрос. Скажи мне честно: ты или не ты?
– Н‑не я. М‑можете не сомневаться. Я м‑могу избить равного себе, но не п‑престарелую женщину. Г‑глупости.
– Хорошо, – сказал Каспаров. – Я верю тебе. Но почему же ты все-таки расписался в акте?
– Я н‑не знал, что по-подписываю. Милиционер сказал – распишись. В‑вот я и расписался. Она же п‑просто рукой махнула…
Странное чувство появилось у Каспарова. Глубокой, непонятной тоски. Он понял вдруг, что верит парню. Как инспектор уголовного розыска, проводящий предварительное дознание, он не имел, конечно, права уже теперь считать Клименкина невиновным. И все же посчитал. Поверил парню. А это значит…
– Дело твое серьезное, Виктор, – сказал он и устало откинулся на спинку стула. – Скажи адреса своих родственников. Кто у тебя из самых близких?
– Невеста. Светлана. Светлана Г‑гриценко. А п‑потом мать…
Невеста
Ахатов даже не ожидал, что все сложится так удачно. Опознание он провел быстро и хорошо. Клименкин расписался как опознанный, а это – серьезная улика. Есть протоколы допросов потерпевшей и мужа ее, записанные заместителем начальника ЛОМа Обетовым. В обоих – явное указание на Клименкина. «В туалете напал рыжий парень в коричневом пиджаке, при разговоре заикается…» Есть неувязочки – отсутствие крови на одежде подозреваемого и, похоже, на ноже, хотя все еще может поправить тщательная экспертиза. Чутье никогда еще не подводило Ахмета Ахатова. Оно верно подсказывало и на этот раз. Главное – оперативность. Да, это удача! Наконец-то…
Старший лейтенант милиции, старший следователь железнодорожной станции Мары, Ахмет Ахатов вызвал на допрос Гриценко Светлану Прокофьевну, 1950 года рождения, работающую мотористкой на швейной фабрике «Победа».
– Ты знаешь Клименкина Виктора Петровича, 1949 года рождения? – спросил он Светлану.
– Знаю, – сказала она тихо.
– А что он изнасиловал старуху, а потом порезал ее ножом и она умерла, знаешь? – повысил голос Ахатов и в упор посмотрел на девушку. – Он у нее пять рублей отнял. Человека за пять рублей убил!
Светлана молчала. Только побледнела страшно.
– Пиши, – сказал он и подвинул ей лист бумаги и ручку.
– Что писать? – спросила Светлана и подняла лицо на Ахатова.
– Сначала анкету заполни, вот здесь. Потом – откуда знаешь его, с каких пор, в каких отношениях состоишь. Чего не знаешь – я подскажу. Пиши!
«Холостая», – написала Светлана в графе «Семейное положение». Потому что официально так оно и было.
«Я, Гриценко Светлана Прокофьевна, являюсь женой Клименкина Виктора», – начала она писать на обороте, на чистой странице, и не заметила этого расхождения. Все смешалось в ее голове.
Знала она Виктора с 66-го года, с 16 лет. Жили в одном городе, познакомились, часто встречались. В мае 69‑го – первое несчастье. Виктор самолюбив. Да еще это заикание. Выпил однажды в компании ребят, а потом подрались на улице. Его осудили на полтора года условно. Не прошло и года – опять драка. И опять суд. Она ходила сама не своя. Через месяц Виктора освободили из колонии и отправили в туркменский город Мары. Там он продолжал отбывать срок, работая на стройке. В июле вместе с матерью Виктора, Татьяной Васильевной, они приехали его навестить. Потом Татьяна Васильевна уехала – у нее кончился отпуск, – а Светлана решила остаться. Горе – на двоих. И поступила на работу на швейную фабрику. Грузчицей. Потом мотористкой. Тут, в Мары, они фактически стали мужем и женой. Он переехал к ней в общежитие, и она была счастлива: подальше от дружков, с которыми – она хорошо