Молитвы о воле. Записки из сирийской тюрьмы - Катерина Шмидтке

Было солнечное утро пятницы. Я встала около семи утра и вышла во двор, который был залит ярким светом и теплом. Там меня ждал мой друг Вонючка — рыжий кот с помойки, который приходил к нам по крышам. Мы его прикормили, и он стал нашим любимцем. Даже спал иногда в доме у печки, так мы его избаловали. Он, конечно, был мерзавцем: несмотря на то, что кот жутко вонял, его обожали и подкармливали все соседи, а когда он приходил к нам с остатками соседского супа на морде, мы с Кристиной воспринимали это как измену. В общем, в нашей с ним истории дружбы были и темные полосы. Но мы все преодолели.

Я начала потягиваться на солнце, Вонючка тут же ко мне присоединился. У него это получалось красивее, но я не сердилась. Поймав на себе мой взгляд, он подбежал ко мне и начал тереться о ноги, просясь на руки.

— Вонючка, я сегодня занята! — серьезно сказала я. — Отстань! Завтра приеду и буду тебя тискать.

Но он не сдавался. Все то время, что я бегала по этажу, он путался у меня под ногами и мяукал. Я же решила прибраться. Почему-то меня посетила мысль, что могут прийти гости, а у меня же постоянно бардак. Не знаю, почему меня ею осенило, но из-за нее я потеряла еще полчаса. Кот не прекращал меня донимать. Зато комната была вылизана до приличного состояния.

Когда я собралась, Вонючка сидел у моей комнаты и мяукал. Я отодвинула его ногой, он обиделся и замолчал, хотя никуда не ушел. Сев недалеко от двери, он продолжал смотреть на меня со свойственным всем любимым котам высокомерием. Я чувствовала, что он не хотел, чтобы я уходила.

— До завтра, Вонючка! — сказала я и закрыла дверь.

Больше я его никогда не видела.

По пятницам маршруток не было. Я пошла пешком.

А было так лень! Лень куда-то идти, куда-то ехать. Хотелось целый день пробыть дома, съесть круассан с шоколадом и что-нибудь почитать. Но я обещала Али, главе семьи, к которой я направлялась, привезти фотографии его детей, которые сделала в прошлое посещение. «И черт меня дернул дать слово!» — думала я.

Еще мне было страшно. Пока шла к автостраде, я обдумывала дорогу, возможные неприятности и то, как надо себя вести, если они произойдут.

Вокруг меня было много народу. Все шли к мечети на пятничную проповедь. Чтобы молитва не превратилась в демонстрацию, на дороге каждые двадцать метров стоял солдат в полном вооружении. Напротив мечети прямо на крыше дома было сооружено укрепление из мешков с песком, над которым торчал ствол автомата ДШК.

Тут должна сказать, что я жила в Басатине, бедном суннитском районе рабочих и земледельцев. Я полюбила Басатин за то, что там никто не разговаривал на английском, за то, что там обитали простые добрые люди, за его грязные улицы и снующих повсюду детей. Это был настоящий Восток, а не фальшивый, до блеска вылизанный старый город, который превратили в один сплошной отель для туристов.

Наш район несколько раз зачищала государственная армия. Много людей погибло в те дни. Все сточные канавы были завалены трупами. А так как ненависть рождает только ненависть, то еще больше живых ушло воевать в Свободную армию. Периодически кто-то из них приходил навестить родных, и тогда организовывались облавы. Поэтому, возвращаясь из института, мы порой встречали запыхавшихся солдат. Бедняги, они должны были в полном обмундировании бегать с высунутым языком по району, который не знали, и искать неизвестно кого.

Порой я встречала кого-то из солдат, с которыми успела подружиться. Тогда они останавливались и спрашивали у меня:

— Катя, ты тут террористов случайно не видела?

— Нет, случайно не видела, — с усмешкой отвечала я. — А как у тебя дела?

Когда я встречала незнакомых солдат, то диалог был далеко не таким доброжелательным. Однажды меня поставили на колени, долго тыкали автоматом в плечо и спрашивали, на кого я работаю. Я тогда была такой глупой, что смеялась и делала вид, будто не понимаю, что от меня требуют документы. При этом самого солдата сильно трясло от напряжения и страха, ведь для него Басатин — место, где по нему в любой момент могут открыть огонь. Конечно, когда я показала русский паспорт, все закончилось.

Что тут скрывать, многие в Басатине были настроены против президента. Тем, кто живет за высокими стенами посольств и гостиниц, кажется, что русской девушке рискованно оставаться в таком районе, но я всегда знала, что в Дамаске Басатин — самое безопасное место для меня. И меня никто никогда там не обижал. Я одинаково ровно относилась ко всем, но общаться чаще приходилось с солдатами государственной армии: алавиты более открыты, Кристина в них так вообще души не чаяла.

Выходит, у меня тогда была хорошая жизнь, но восьмого марта я решила все испортить. Вообще-то все неприятности со мной обычно случались в мамин день рождения, но в том году я, видимо, не дотерпела и решила сделать ей «подарок» в Международный женский день.

Я уже сидела в маршрутке, когда позвонила Кристина и сказала, что хочет ехать со мной. Судя по всему, она тоже решила поздравить маму… Я доехала до автобусной станции и купила два билета на единственный в тот день автобус до Халеба1.

Я была рада, что Кристина собралась присоединиться ко мне. Во-первых, это не так неприлично — гостить в арабской семье вдвоем. А во-вторых, ее польский паспорт значительно облегчал наше общение на территории Свободной армии. Ну и вообще, вместе же веселее!

Уверена, мое знакомство с этой женщиной было неслучайно. Я также знаю, что никогда ее не забуду. В день нашего знакомства я проспала и пришла в институт регистрироваться очень поздно, когда там никого уже и не было. Меня встретили пустые коридоры, эхо собственных шагов и отсутствие вайфая.

Она сидела на стуле — с идеально прямой спиной, очень изящная, с маленькими руками и голубыми блестящими глазами. Длинные светлые волосы с посеченными кончиками, черная блузка в сорокоградусную жару и строгая прямая юбка. Ей помогал с бумагами мистер Басаль. Мы заговорили с ней на арабском, но когда она выяснила, что я из России, то перешла на русский. У нее оказался смешной прибалтийский акцент.

Я подумала, что она очень необычная, когда Кристина сказала, что хочет выйти замуж за араба. Мои опасения