Аркадий Сахнин - Машинисты (авторский борник)
Шли, озираясь, чтобы никого не пропустить вперед, не отстать, успеть занять получше кусок этой жирной, как масло, земли,
Андрей понимал: земля у него будет, значит, надо довести кобылу. Пусть хоть тощая, но дойдет. Пусть хоть кости свои донесет до вольной земли. Там станет гладкой. И он вспорол мешок семян.
Часть вещей сняли с телеги. Даже шестилетнему Грише и восьмилетней Кате пришлось нести узелки.
Однажды возле верстового столба Андрей увидел холмик, а па нем крест: не дотянул какой-то горемыка. Имени на кресте не было. Наверно, не потому, что люди не уважали покойника, а просто не нашлось грамотного человека.
Потом кресты стали попадаться чаще, и не по одному, а по нескольку сразу, и чем дальше шли, тем гуще становились кресты.
За могилками некому было присмотреть, да и делали их, видно, на скорую руку, поэтому многие кресты наклонились или подгнили и совсем упали, на иных холмиках крестов не было, но все равно видно было, какая могила здесь уже много лет, какая только перезимовала, а которую вчера засыпали.
Когда семена были съедены — а надолго ли их могло хватить, если и лошади надо, и вся семья только ими и питается, — Андрей снял оглобли и борта от телеги и бросил у дороги. Зачем тащить их в Сибирь, если лесу там вволю… Сундук тоже сбросил. Раньше в нем лежали пожитки, а теперь он ни к чему.
Андрей вытащил из сундука гвозди, вывинтил шурупы, снял петли и все это бережно завернул в крепкую тряпку. Это пригодится. Там, в Сибири, он сделает сундук получше.
Телега стала легкой, и незачем было впрягать в нее кобылу. Скотина и так едва держалась на ногах.
Андрей смастерил лямки, впрягся вместе с женой, а лошадь привязал сзади.
В начале Великого сибирского тракта Андрей обгонял многих переселенцев. Теперь его обходили люди, особенно каторжники. Хотя и они двигались медленно, но жандармы не давали им зевать по сторонам и задерживаться лишнее на привалах. Жандармы торопились скорей пройти свой этап и сдать каторжников, которых дальше поведут другие, и можно будет, наконец, отдохнуть от этой проклятой дороги и покормить своих лошадей.
На исходе третьего месяца пути Андрей поставил первый крест: похоронил отца. А еще через неделю в один день померли Гриша и Катя. Им он поставил один крест на двоих. Тут же Андрей бросил телегу: не к чему было тащить пустую повозку.
Когда издохла кобыла, семья вволю поела, отобрав лучшие куски. Немного мяса удалось обменять на зерно, немного взяли с собой, а остальное бросили, потому что присолить нечем было и мясо в дороге испортилось бы.
По тракту шло много переселенцев и каторжников. Но могло показаться, что их мало. Ведь Великий сибирский тракт пересекал почти всю страну и тянулся на много тысяч верст. А переселенцы и каторжники не скапливались в одном месте, а тоже шли по всей России, растянувшись на много тысяч верст. Со стороны можно было подумать, что все, кто идет по тракту, сплошь каторжники. Все похожи друг на друга — голодные, прокопченные, одичалые, в пропитанных пылью лохмотьях. Правда, у каторжников на ногах цепи, а у переселенцев кандалов нет, по и они от переутомления передвигали ноги точно закованные. Ошибиться можно было и потому, что все пели одну и ту же песню, и она тоже слышалась на тысячи верст:
Динь-бом, динь-бом,Слышен звон кандальный…
Под конец пути уже не все пели. Из-за усталости люди только шептали, облизывая пересохшие губы:
Динь-бом, динь-бом,Путь сибирский дальний…
Но большая часть людей и шептать перестала. Они шли молча, но не могли избавиться от навязчивых, тягучих слов:
Динь-бом… динь-бом… динь-бом…
Великий сибирский тракт… Андрей Чеботарев не знал, что по этому тракту прошло уже много смелых и честных людей России. Мимо тех же верстовых столбов гнали в ссылку Радищева, вели на каторгу декабристов, ехали вслед за мужьями героические русские женщины… Братья Бестужевы, Муравьев, Лунин, Кюхельбекер, Волконская, Трубецкая… Везли па поселение Чернышевского, Короленко. Этот путь проделали русские ученые Чекановский, Пржевальский, Штернберг… Где-то здесь останавливался Чехов, совершая свое знаменитое путешествие на Сахалин.
Не слышал об этих людях Андрей Чеботарев, не знал, что только за десять лет до постройки железной дороги по Великому тракту в Сибирь прошли два миллиона переселенцев. А сколько добралось до места, никто не знал, потому что на могильных крестах не писали, кого под ними схоронили — переселенцев или каторжников. Может быть, и правильно делали, что не писали, ведь все это — люди. Всем хотелось лучшей жизни. Кто с боем хотел ее брать и попадал в Сибирь, а кто сам шел туда. И когда одни кончали свое путешествие или умирали, другие только начинали путь по тракту. Люди шли и шли, будто широкая река текла. А кто сможет остановить реку!..
В конце четвертого месяца пути Андрей добрался до Каинска. Это почти самый центр Барабинских степей. Дальше идти было незачем.
Переселенцы увидели, что люди их не обманули. Куда ни глянь, на тысячи верст стояли высокие, в рост теленка, густые травы, блестели на солнце озера, где рыбу, наверно, корзинами можно брать, а то, что домов не видно, оно и лучше — любое место свободно и начальство разрешало брать любую землю.
Многие переселенцы давно уже пришли сюда, но от радости и по неопытности никак не могли выбрать то, что им было нужно. Близ тракта травы оказались в болотах. Стали обходить, а там новые болота, и не было им ни конца ни края.
Кое-кому удалось все же меж болот напасть на сухие участки земли. Построили пока что землянки и начали обрабатывать поле. Но с первыми дождями болота, будто того и ждали, двинулись на сухие участки, засосали, залили, затопили землю. Те, кто похитрей, стали рыть канавы, чтобы вода стекала. Но они не знали, что в Барабе некуда стекать воде — степь ровная, как стол. И каналы скоро затянуло тиной: только болот прибавилось.
После дождей некоторым все же удалось найти незалитые земли. Начали обживать их, рыть колодцы, но на беду вода оказалась соленая, а без воды какая жизнь!
Три тысячи озер и несчетное количество болот Барабинской степи преградили путь к заветным пашням и лугам. Где они, эти пашни, эти черноземы пустующие? Их ведь тысячи и тысячи десятин. Они здесь, в Барабинекой степи. Показал бы кто… Да кто ж покажет! Каждая семья металась, каждая в отдельности. И туда, где одни натыкались на болота и молча уходили, шли другие, третьи, десятые, сотые.
Кто знает, куда идти? Как выбраться из болот? Как обойти соленые озера, в которых рыба не живет?
Не мог выбраться и Андрей Чеботарев.
Люди стали искать поселки. Некоторым удалось попасть на работу в мастерские, на солеваренные и винокуренные заводы. Повезло, наконец, и Андрею. Его вместе с женой и дочерью взяли на строительство Великой сибирской магистрали. Им объяснили, что берут их из жалости, и пусть уж работают не привередничая, не высчитывая время.
Но им сказали неправду. На строительство железной дороги требовалось много народу, и переселенцев здесь только и подстерегали. Видят, что людям некуда деться и нечего есть, вот их и берут за харч.
Строилась Великая сибирская магистраль, и вдоль нее не было крестов, потому что ставить кресты близ полотна не разрешалось. Покойников уносили далеко в сторону. А если некому было этим заниматься, тайком закапывали тут же, в каменоломнях, но крестов не ставили.
СТАРЫЙ ОБХОДЧИК
Пока строилась железная дорога, Андрей работал на укладке пути, а потом стал путевым обходчиком. Его сын тоже поступил на железную дорогу.
О собственной земле, о своем хозяйстве Андрей давно перестал думать. Ни к чему это было. О своей давнишней мечте, с которой отправлялся в Сибирь, вспоминал только при встречах с переселенцами. А шло их сюда, как и в прежние годы, немало.
Андрей подолгу смотрел на каждую партию вновь прибывших, на их лица, полные страха и надежды, и грустно покачивал головой. Когда-то и он с таким же страхом и надеждой пришел в эти края.
Что ждет людей? Пройдет месяц-другой, и больше половины переселенцев, вконец разорившихся, раздетых и голодных, тронутся в обратный путь, торопясь, чтобы не застигла сибирская зима. Кое-кто из оставшихся устроится на фабрику, на завод или на чугунку. И только единицы, те, кто довез сюда рабочий скот, корову или деньги, осядут на земле.
Переселенцы, только ступив на сибирскую землю, начинали расспросы о жизни в этом богатом краю. Но что мог он рассказать? Разве о том, как его сын вот уже десять лет под тягучую команду артельного таскает рельсы, песок, камни и тяжелые шпалы? Или поведать о своей жизни? Но что о ней скажешь?
Он путевой обходчик. Он осматривает версту двухпутного участка, и других дел у него нет. Он шагает по шпалам и смотрит, не лопнул ли где-нибудь рельс, не ослаб ли болт на стыке, не выскочил ли костыль.
