Аллен Даллес - Дожать Россию! Как осуществлялась Доктрина
Если исходить из того, что война вызывается какой-то определенной политической целью, то вполне естественно: первая причина, вызвавшая ее, так и останется первым и главным соображением для тех, кто руководит вооруженным конфликтом. Но политическая цель не может диктовать законы войне… И все же политика пронизывает весь военный конфликт и оказывает на него постоянное влияние.
Итак, мы видим, что война – не только политический акт, но и действенный политический инструмент, продолжение политической деятельности другими средствами. Что остается присущим войне, так это своеобразный характер ее средств. И если направленность и цели политики не входят в противоречие с этими средствами, то объясняется это военным искусством в целом и деятельностью полководца в каждом отдельном случае. Взаимосвязь, судя по всему, довольно тесная, но насколько велико ее обратное воздействие на политику, сказать трудно. Одно ясно: политические намерения являются целью, война же – средством, а средство никогда не может быть без цели».
* * *Если следовать этой логике, то в летней военной кампании 1941 года разгром вооруженных сил был целью, достижение которой создало бы предпосылку для выполнения политических задач, то есть политических намерений и замыслов Гитлера. Цели этой мы, вне всякого сомнения, не достигли. Более того, кризисное положение на центральном и южном участках Восточного фронта было ликвидировано с большим трудом за счет колоссальных, можно сказать, невосполнимых потерь в людях и военных материалах, а также территории.
Еще генерал-полковник Бек, предшественник Гальдера на посту начальника генерального штаба, в своем меморандуме весной 1938 года обращал внимание на то, что политика Гитлера неминуемо приведет к мировой войне с участием США и что Германия в таком конфликте неизбежно окажется побежденной, так как она не располагает необходимыми средствами и экономическим потенциалом. При этом начальник генштаба исходил из положения Клаузевица о том, чтобы направленность и цели политики не входили в противоречие с имеющимися средствами, за что и был отправлен в отставку.
Главнокомандующий сухопутных войск генерал-фельдмаршал фон Браухич и начальник генерального штаба генерал-полковник Гальдер в ходе планирования военной кампании против России также высказывали свои опасения относительно успешного выполнения задач кампании, учитывая громадные пространства России. Они, в частности, ссылались на трудности снабжения войск. Но Гитлер был твердо убежден в том, что немцам удастся сломить сопротивление Советов в течение нескольких недель, еще до наступления зимы. Исходя из этого, он отказался рассматривать все возражения. Людских резервов, по мнению фюрера, также вполне хватало, хотя реально их было достаточно лишь для восполнения потерь молниеносной войны. Опасения генерал-полковника Гальдера, которые разделяли все три командующих группами армий, к сожалению, получили подтверждение на бескрайних просторах России.
Несмотря на чрезвычайные усилия и грандиозные первоначальные успехи, вермахту не удалось в течение первых пяти-шести недель нанести решающее поражение Красной армии и разгромить ее, чтобы она была не в состоянии, даже бросая в бой свежие дивизии, оказывать дальнейшее сопротивление. Ведь когда в Москве стало ясно, что японцы на Дальнем Востоке не начнут боевых действий против России, на решающих участках Западного фронта у Советов появились сибирские дивизии.
Предусмотренное вначале немецким генеральным штабом направление главного удара на важнейший транспортный узел и политический центр – Москву, что, кстати говоря, было военной, а не политической целью, перенесли по самопроизвольному решению Гитлера на группы армий «Юг» и «Север». В результате вмешательства фюрера, повернувшего на юг часть дивизий, входивших в состав основной наступательной группировки войск, нацеленной на Москву, мы окружили противника под Киевом, захватив почти два миллиона пленных. Но этот успех не оказал решающего влияния на достижение главной цели всей военной кампании. И хотя передовым частям группы армий «Центр» и удалось достичь пригородов Москвы, нам не хватило ни стратегических, ни тактических резервов для того, чтобы выиграть решающее сражение.
* * *Гитлер точно сформулировал политическую цель, которую преследовал. Он намеревался раз и навсегда покончить с большевистской опасностью и завоевать, как он подчеркнул в своей книге «Майн кампф», чрезвычайно необходимое для немецкого народа «жизненное пространство». В своих пропагандистских выступлениях фюрер особо выделял первый аргумент. Немецкая пропаганда с его подачи в один голос твердила, что наша главная военная цель – освобождение России от коммунизма. Эта мнимая цель нашла понимание в первую очередь у фронтовиков, которым приходилось каждодневно испытывать на себе мощь советского военного потенциала.
Немецкое военное руководство – я уже упоминал об этом – с самого начала относилось весьма скептически к замыслам полностью разрушить и уничтожить Советский Союз как государство имеющимися в наличии средствами, хотя и было уверено в превосходстве своих войск над Красной армией. То, что этих средств не хватало, было очевидным. В своей предыдущей политике Гитлер всегда принимал во внимание мнение генерального штаба, основанное на тщательной оценке обстановки (ввод войск в Рейнскую область, аншлюс Австрии, присоединение Судетской области, встреча руководителей четырех держав в Мюнхене, вступление в Чехословакию, пассивность Лондона и Парижа в период польской кампании). Но он запрещал, порою в резкой, даже оскорбительной форме политически мотивированные возражения генералов. Никогда в немецкой истории примат политики, даже точнее – политического руководства – не довлел в такой степени над военными, как в Третьем рейхе. Военное руководство уступило Гитлеру в 1941 году – да, впрочем, как оно могло поступить иначе? Однако дальнейший ход событий подтвердил правоту военных.
К политической цели военной кампании в России, сформулированной недостаточно четко, стали относиться с все меньшим доверием по мере того, как обнаруживалось, что военной цели – полного разгрома советских вооруженных сил – Германия достичь не сможет. Осенняя распутица и зимние холода поставили наши войска (наступавшие непрерывно) в исключительно тяжелое положение. Колоссальные потери в людях и технике далеко превысили допустимые размеры.
Поэтому в различных звеньях главного командования сухопутных войск и других органах высшего управления генералы и офицеры стали задаваться вопросом: что же необходимо сделать, чтобы военная кампания против Советского Союза получила хотя бы самые малые шансы на успех и закончилась достойно? В ходе размышлений рассматривалась, в частности, возможность точно сформулировать политическую цель, которая открыла бы для русского народа позитивные перспективы в будущем и побудила бы его начать активную борьбу против Сталина и его системы.
Самое позднее с весны 1942 года можно было все отчетливее видеть, что военные стали более активно выступать за то, чтобы изменить представление о войне как исключительно акте насилия. Они предлагали максимально политизировать ее цели, дабы представить народам России возможность перейти на нашу сторону. Политическое же руководство (Гитлер) резко выступало против такой позиции, хотя со временем даже Альфред Розенберг, возглавлявший министерство по делам оккупированных восточных территорий, изменил свою позицию и стал поддерживать военное командование. Однако Гитлер оставался непреклонен: никаких политических решений. Будучи не в состоянии правильно оценить имевшиеся в его распоряжении средства, в том числе и военные, он делал ставку исключительно на силу и тем самым обрек немецкий народ на гибель. В то время в ходу была перефразированная пропагандистская формулировка: «Фюрер приказывает, мы следуем указаниям» – «Фюрер приказывает, мы отвечаем за последствия».
* * *До сих пор недостаточно ясно говорится о том, что именно солдат – отчасти неосознанно, а в высших штабах так вполне осознанно – понял, что в ведущейся Гитлером войне еще с Польши политика полностью подчинена военному решению всех вопросов. По мнению некоторых офицеров, давно пора было, согласовав политические и военные акции, добиться не только облегчения положения войск, но и придать военной кампании против Советского Союза решающий политический импульс. Только таким образом можно было благополучно закончить войну и прийти к сотрудничеству с освобожденной от коммунизма и дружественной по отношению к Германии Россией.
Такая возможность реально имелась, так как население России перед 1939 годом сильно пострадало от сталинского террора. Вспомните эпоху раскулачивания и затянувшегося экономического хаоса, чистки в Красной армии, связанные с аферой в отношении Тухачевского, избиение партийных кадров, угнетение национальных меньшинств – и это далеко не все. А возьмите религиозные преследования, оставившие у народа России бесконечную горечь, с чем мы не раз сталкивались. Не случайно наших солдат повсюду – в северных и южных районах, на Украине и в Белоруссии, да и в других местах – население встречало как освободителей.
