Иосиф Линдер - Диверсанты. Легенда Лубянки – Павел Судоплатов
Глава 1
«Малая война» в XIX – начале XX века
«Мы все родом из истории…»
История, как известно, повторяется на разных витках развития, но природа человеческая, постоянно переодеваясь во все более и более элегантные одежды социального развития, отнюдь не меняется. В этой изначальной человеческой сущности соседствуют пытливый и острый ум с косностью, стремление динамично развиваться – с нежеланием никаких новаций во имя личного карьерного или финансового спокойствия… Армия и спецслужбы – это только инструмент в руках военно-политического руководства любой страны при любом строе. Если на основе анализа полученной информации принимаются адекватные политические решения – успех будет; но если они, решения, не соответствуют ситуации, принимаются с опозданием, а то и вовсе не принимаются – глобальное поражение неизбежно. Все повторяется – как Инь и Ян, белое и черное, день и ночь. Все в этом мире повторяется…
Один из наших главных героев – Павел Анатольевич Судоплатов – пришел в этот мир 7 июля 1907 г., а ровно за сто лет до его рождения, 7 июля 1807 г., был подписан Тильзитский[1] мир, завершивший для Российской империи участие в русско-прусско-французской войне 1806–1807 гг. Есть ли между этими событиями мистическая связь или нет, мы в нашем повествовании выяснять не будем. Бесспорно одно – Тильзитский мир стал отправной точкой для развития партизанских[2] действий в первой четверти XIX столетия в Испании, Пруссии, России и Финляндии.
Русская армия испытала на себе партизанские методы ведения боевых действий в первой половине 1808 г., в период русско-шведской войны (1808–1809), начатой Россией по требованию Наполеона и в полном соответствии с Тильзитским миром, поскольку Швеция не присоединилась к континентальной блокаде Англии. После первоначальных успехов (февраль – март 1808 г.) действия русских войск были парализованы практически поголовным сопротивлением финского населения. При этом шведские войска пытались использовать действия партизан в своих интересах.
Выдающийся знаток русской военной истории Антон Керсновский указывал:
«Партизанская война настолько ослабила войска, что в апреле до сдачи Свеаборга на фронте оставалось всего 4500 бойцов, которые, конечно, ничего не могли предпринять.
Судоплатов П. А.
Шведский главнокомандующий ген. Клингспор, утроив свою армию [ок. 35 000], нанес нам в Северной Финляндии ряд поражений (Сикаиоки, Револакс), самих по себе незначительных, но имевших весьма досадное последствие – усиление в тылу русских войск партизанщины. Наши войска отступили…»[3]
Ведение войны в условиях сильно пересеченной местности (реки, озера, леса, скальные массивы, узкие дефиле) потребовало выделения значительных воинских контингентов – не менее половины из 34 000 человек к лету 1808 г. – для охраны коммуникаций на завоеванных армией территориях. Предотвратить длительную партизанскую войну удалось только с помощью решительных военных и политических мероприятий.
Боевые действия велись стремительно и были перенесены на территорию Швеции. Русские войска, совершив беспрецедентный по тем временам маневр – переход по льду Ботнического залива, – к весне 1809 г. оказались в ста верстах от Стокгольма.
Уникальная военная тактика вкупе с активной тайной политикой дала великолепный и быстрый результат. В итоге дворцового переворота шведский король Густав IV Адольф был свергнут с престола, а занявший его место герцог Зюдерманландский (впоследствии Карл XIII) заключил с Россией 5 сентября 1809 г. Фридрихсгамский мир. По этому договору новый король Швеции полностью отказывается от своих прав на Финляндию и Аландские острова в пользу России.
Финляндия вошла в состав Российской империи со статусом великого княжества, ее население получило значительные социальные привилегии. К сожалению, русское военно-политическое руководство выводов (в который уже раз!) из партизанской войны в Финляндии не сделало и организацией предназначенных для ведения такой войны специальных подразделений и подготовкой для них театра военных действий серьезно не занималось.
Исторический опыт не был учтен и более века спустя, когда Красная армия в 1939 г. испытала в своем тылу все «прелести» спланированного и организованного финского сопротивления. Партизанско-диверсионная практика «зимней войны» и Гражданской войны в Испании (1936–1939) затронет судьбы нашего героя и многих его боевых товарищей. Но продолжим о веке девятнадцатом…
Пока Российская империя воевала со Швецией, на другом конце Европы, в Испании, несокрушимые на поле битвы войска Наполеона стали нести ощутимые потери от местных партизан. Уже 2 мая 1808 г. в Мадриде начинается восстание против Мюрата, которое жестоко подавляется французами: все его участники, взятые в плен, были преданы казни. В ответ на это по всей Испании создаются хунты (союзы), оказывающие сопротивление французским оккупационным войскам. 20 июля 1808 г. Северная хунта от имени короля Фердинанда объявляет войну Франции. Зимой 1809 г. в Испании образовывается партизанское движение, получившее название «герилья» (guerrilla – дословно «партизанский отряд»), которое причинило много серьезных неприятностей французской армии. Крайне важно и примечательно отметить один важный, по мнению авторов, факт этого, казалось бы, незначительного с точки зрения глобальной военной политики явления – партизанские действия продолжались долгие 5 лет, до полного поражения французской армии в 1814 г., несмотря на все усилия наполеоновской армии и администрации справиться с ними.
В XX в. опыт партизанской войны в Испании окажется полностью утраченным и будет восстанавливаться с помощью иностранных специалистов прямо «с колес» во время боевых действий.
На протяжении наполеоновских войн прусские офицеры также получили позитивный опыт организации партизанских действий. Согласно типично германскому академическому учению теоретика и организатора партизанской борьбы против наполеоновских войск в 1811–1812 гг. А. фон Гнейзенау, основными задачами прусских партизан, которые во внутренних материалах именовались «прусской милицией», являлись: прорыв коммуникаций французов, захват и уничтожение продовольствия; регулярное «беспокойство» неприятельских войск. Теория затрагивала не только вопросы общей программы действий, но и распространялась на тактические основы развития партизанского движения – так, например, категорически запрещалось действовать методами регулярной армии, предписывалось «избегать правильных атак». Фон Гнейзенау прекрасно отдавал себе отчет, что применение растиражированной тактики регулярной армии станет смертельно опасным для «прусской милиции» и позволит оккупантам мгновенно ликвидировать немногочисленные отряды прусских патриотов. Создание же нестандартных вариантов «военных атак» не позволит сильнейшей на то время европейской армии использовать всю свою тактическую мощь.
Отличительными знаками «прусской милиции» служили форменные кепи и военные пояса. При приближении регулярных войск противника милиционеры, спрятав оружие, кепи и пояса, превращались в обычных граждан. По стратегическому замыслу фон Гнейзенау, действия партизанских отрядов в расположении французских войск должны были подготовить базу для всеобщего восстания на немецких землях, оккупированных наполеоновской армией.
Военная кампания 1812–1813 гг., которая позднее вошла в нашу историю как Отечественная война 1812 г., обогатила русскую армию колоссальным опытом ведения партизанских действий на растянутых на сотни и тысячи верст коммуникациях противника. Однако следует признать, что партизанская война в тылу французской армии являлась вначале мероприятием не плановым, а сугубо спонтанным, бунтарским, основанным на инициативе снизу. При этом, как мы упомянули ранее, объективные предпосылки для подготовки плановых диверсионных действий против коммуникаций противника у российского военно-политического руководства имелись еще до вторжения Наполеона в Россию; они прекрасно были известны русским военным специалистам по информации, поступавшей как от военных, так и от гражданских агентов русского двора в европейских странах.
Первыми в русской армии в 1812 г. на коммуникациях противника начали действовать несшие аванпостную службу в составе пограничной стражи егерские подразделения и разрозненные отряды, отрезанные стремительным маршем французов и вынужденные самостоятельно пробиваться на соединение с главными силами 1-й и 2-й Западных армий из полного либо частичного окружения. На оккупированных территориях в борьбу с неприятелем вступали крестьяне – иногда по собственной инициативе, иногда под руководством отставших от армии военнослужащих.
