Альфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю
Итак, галера имеет одно поразительное сходство с пароходом, но отличается от него другими важными чертами, которые не столь заметны и потому реже принимаются в расчет. В парусных судах, напротив, бросается в глаза резкое отличие от более современных судов; сходные же черты, хотя они существуют и легко могут быть найдены, не так очевидны, и поэтому на них обращается меньше внимания. Это впечатление различия увеличивается сознанием крайней слабости парусных судов, сравнительно с паровыми, обусловленной зависимостью первых от ветра; при этом забывают, что поскольку парусные суда сражались с равными себе, тактические уроки их сражений ценны и для нашего времени. Галера никогда не приводилась в беспомощное состояние штилем, и поэтому в наши дни к ней относятся как будто с бо́льшим почтением, чем к парусному судну; все же последнее заменило первую и осталось господствующим до дней пара. Способность вредить неприятелю с большего расстояния; маневрировать в течение неограниченного времени, не утомляя людей; использовать большую часть команды для обслуживания наступательного оружия, а не весел, – присущи одинаково как парусному судну, так и пароходу, и по крайней мере столь же важны в тактическом смысле, как и способность галеры передвигаться в штиль или против ветра.
При рассмотрении сходных черт возникает желание не только пренебречь различиями между парусным и паровым судами, но и преувеличить сходство, т. е. дать волю воображению. Так, можно указать, что подобно тому, как парусное судно имело дальнобойные орудия, снаряды которых обладали сравнительно большой пробивной силой, и карронады, характеризовавшиеся меньшею дальностью выстрела, но большею разрушительностью действия, так и современное паровое судно имеет батареи дальнобойных орудий и торпедные аппараты, причем последние могут применяться только на ограниченной дистанции и оказывают разрушительное действие, тогда как артиллерийские снаряды, как и в старину, отличаются своей пробивной силой. Все эти соображения чисто тактические и должны влиять на планы адмиралов и капитанов; аналогия эта действительная, а не притянутая за волосы. Далее, оба корабля, парусный и паровой, при известных обстоятельствах, рассчитывают на прямое столкновение с неприятельским кораблем – первый для абордирования его, последний для потопления его тараном; и для обоих эта задача является самой трудной, ибо для выполнения ее судно должно быть приведено в определенный пункт, тогда как метательными орудиями можно пользоваться со многих пунктов обширной площади.
Взаимные положения парусных судов или флотов по отношению к направлению ветра всегда являлись важнейшими тактическими вопросами и составляли, может быть, главную заботу моряков того времени. На первый взгляд может показаться, что так как вопрос о положении относительно ветра совершенно безразличен для парохода, то в современных условиях нельзя найти аналогии с указанным положением, и уроки истории в этом отношении не имеют значения. Но более тщательное обсуждение характерных черт наветренного[3] и подветренного положений, имеющее в виду сущность дела, а не детали его, покажет, что это ошибка. Отличительная черта наветренного положения состоит в том, что занимавший его корабль или флот обладал возможностью, по желанию, отказаться от сражения или дать его, что, в свою очередь, позволило им занять наступательное положение при выборе метода атаки. Это преимущество сопровождалось и некоторыми невыгодами, как то: неправильность боевой линии, подверженность атакующего продольному или анфиладному огню противника и необходимость для него пожертвовать огнем части или даже всех своих орудий при сближении с этим противником.
Подветренный корабль или флот не мог атаковать противника; если такой корабль или флот не желал ретироваться, то ему приходилось переходить к обороне и принимать сражение на условиях неприятеля. Эта невыгода вознаграждалась сравнительной легкостью сохранения боевой линии и непрерывностью артиллерийского огня, отвечать на который неприятель в течение некоторого времени лишался возможности.
Исторически эти благоприятные и неблагоприятные черты имеют свои аналогии в оборонительных и наступательных операциях всех веков. Наступление предполагает известный риск и невыгоды, на которые идут, чтобы настигнуть и уничтожить неприятеля; оборона, пока она остается таковою, отказывается от риска наступления, держится за тщательно выбранные позиции и пользуется положением, в которое ставит себя нападающий. Эти радикальные различия между наветренным и подветренным положениями так ясно просвечивали всегда сквозь облако сопровождавших их второстепенных деталей, что первое положение обыкновенно избиралось англичанами, потому что они руководствовались настойчивой и твердой политикой нападать на неприятеля и уничтожать его; французы же искали подветренного положения, потому что, поступая так, они обыкновенно могли с помощью артиллерии ослабить неприятеля при приближении его и, таким образом, избежать решительного столкновения и спасти свои суда. Французы, за редкими исключениями, подчиняли действия флота другим военным соображениям, жалели затраченных на него денег и поэтому старались «экономить» его, занимая оборонительное положение и ограничивая действия флота отражением атак. Подветренное положение, при искусном пользовании им, неизменно оказывалось замечательно приспособленным для этой цели, до тех пор, пока неприятель обнаруживал более мужества, чем расчетливости; но когда Родней выказал намерение воспользоваться преимуществом наветренного положения не только для атаки, но и для сосредоточения своих кораблей против части неприятельской линии, то его осторожный противник де Гишен (de Guichen) изменил свою тактику. В первом из трех сражений французы занимали подветренное положение; но, поняв цель Роднея, он стал маневрировать, пытаясь выйти на ветер, – не для того, чтобы атаковать неприятеля, а затем, чтобы не принимать сражения иначе, как при условиях, намеченных им самим. Способность флота предпринять наступление или отказаться от сражения зависит теперь уже не от положения его относительно ветра, а от превосходства его в скорости; это превосходство, в свою очередь, не опирается только на скорость отдельных кораблей, а зависит и от тактического единообразия их действий. Таким образом более быстроходные корабли имеют возможность занять наветренное положение.
Не тщетно поэтому, как думают многие, полагать, что в истории парусных судов, так же как в истории галер, можно найти полезные уроки. Обе категории судов имеют черты сходства с современными судами; но они все же отличаются от них настолько существенно, что невозможно приписывать их опыту и образу действий значение тактических прецедентов, которым следует подражать. Но прецедент отличается от принципа и имеет меньшую ценность, чем последний. Первый может быть ошибочным с самого начала или может потерять свое значение при перемене обстоятельств; последний коренится в самой природе вещей, и как бы ни были различны его приложения при перемене обстоятельств, он остается тем стандартом, которого надо держаться для достижения успеха. Война имеет такие принципы; их существование раскрывается изучением прошлого, которое доказывает неизменность их от века до века в истории успехов и неудач. Условия и виды оружия меняются; но для того, чтобы преодолевать одни и успешно управлять другими, нужно с почтением относиться к постоянным наставлениям истории в области тактики на поле сражения и в той, более широкой области военных операций, которая называется «стратегией».
И именно в этих, более широких операциях, которые охватывают целый театр войны и в морском конфликте могут распространиться на большую часть земного шара, уроки истории имеют более очевидное и постоянное значение, потому что условия остаются здесь более постоянными. Театр войны может быть более или менее обширным, трудности, которые он представляет, – более или менее очевидными, сражающиеся армии – более или менее многочисленными, проведение необходимых маневров – более или менее легким, но эти различия суть различия в масштабе или в степени, а не в сущности дела. По мере того как дикость уступает место цивилизации, развиваются средства сообщения, через реки перебрасываются мосты, увеличиваются продовольственные ресурсы, военные операции облегчаются, ускоряются и делаются более обширными; но принципы войны, с которыми они должны сообразоваться, остаются неизменными. Когда передвижение пешком сменилось переброской войск в повозках, когда эта последняя в свою очередь сменилась железнодорожными перевозками, – масштаб расстояний увеличился, или, если хотите, масштаб времени уменьшился; но принципы, которые определяли пункт, где армии надлежало собраться; пункт неприятельских позиций, который следовало атаковать; необходимость защиты коммуникации и т. п. – не изменились. Так же и на море переход от галеры робко пробиравшейся из порта в порт к парусному судну, смело пускавшемуся в плавание на край света, а от него к современному паровому судну, увеличил район и быстроту морских операций, не вызвав необходимости в изменении принципов, ими управлявших. И вышецитированная речь Гермократа, произнесенная двадцать три столетия назад, выражала правильный стратегический план, который в своих принципах также приложим к делу теперь, как был приложим тогда. Прежде чем враждебные армии и флоты приходят в соприкосновение (контакт), – слово, которое, быть может лучше чем всякое другое, указывает грань между тактикой и стратегией, – необходимо еще решить большое число вопросов, обнимающих весь план операций на всем театре войны. Между ними находятся: определение настоящей функции флота и истинного объекта его действий; пункт или пункты, где он должен быть сосредоточен, учреждение складов угля и продовольствия; обеспечение сообщении между этими складами и отечественной базой; определение военного значения борьбы против торговли, как решительной или второстепенной операции войны; выбор системы, с помощью которой уничтожение торговли противника может быть достигнуто (действия отдельных крейсеров или удержание большими силами какого-либо жизненно важного пункта, через который должно проходить судоходство неприятеля). Все это – стратегические вопросы, и по поводу каждого из них история может сказать многое.
