Карл Бартц - Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945
Он не мог знать одного: весть об операциях Шмидгубера произвела в отделе Z (Остер) эффект разорвавшейся бомбы. Одно совещание следовало за другим. В Берлин был вызван Бонхёфер, который долгое время сотрудничал с Шмидгубером в Мюнхене. Точно так же на Тирпицуфер был затребован и доктор Мюллер. В обсуждениях принимали участие Канарис, Остер, Гизевиус, Догнаньи, Бонхёфер и время от времени доктор Мюллер.
Вскоре стало ясно, что доктора Шмидгубера прикрывать не станут.
Сегодня доктор Шмидгубер добавляет, что всегда говорил – его борьба была направлена не только против Гитлера и его режима, но и против самого прусского государственного устройства, которое Шмидгубер воспринимал как исторически ложное, и его инспираторов. В неоднократных разговорах он не скрывал, в особенности перед доктором Мюллером, что эти круги, куда входили и генералы, необходимы для устранения Гитлера и уничтожения его системы, но при создании новой Германии они должны так же исчезнуть со сцены, как и сами национал-социалисты.
Потому германское националистическое крыло, которое в то время составляло большую часть Сопротивления, очень плохо отзывалось о докторе Шмидгубере. Его ненавидели. Бонхёфер был единственным, кто сохранял ясную голову. Он предлагал с миром отпустить его в Лиссабон. Тогда снова высказывались иные соображения. Шмидгубер слишком много знал.
И вот прозвучало слово «устранение». Канарис был согласен. Несмотря на решительное возражение Бонхёфера, было решено устранить консула Шмидгубера.
Бонхёфер протестовал тщетно. «Он не смог настоять на своем мнении наперекор Канарису, Остеру и Мюллеру», – позднее объяснял доктор Шмидгубер.
Было разработано три варианта ликвидации. Хотели попытаться похитить Шмидгубера в Кампионе, или застрелить его у Бреннера[19] «при попытке к бегству», или, наконец, отравить его в «Парк-отеле» в Меране. Этот отель особенно хорошо подходил для подобных операций, поскольку было известно, что его нередко навещает английская разведка. Тогда убийство Шмидгубера можно было бы свалить на них.
По некоторым пунктам абвер был весьма щепетилен, а так улетучивались все моральные опасения Канариса.
Между тем Шмидгубер тщетно ожидал в Меране условной встречи с Мюллером. Установленный срок прошел, но Мюллер не приехал. Тогда доктор Шмидгубер попросил соединить его с номером патера Шёнхёфера в Риме. У монсеньора Шёнхёфера кто-то ответил на вопрос Шмидгубера – да, доктор Мюллер в Риме, и только что в сопровождении монсеньора отправился к главному аббату Ноотсу. Там его можно точно застать.
Шмидгубер позвонил главному аббату Ноотсу в резиденцию на Малом Авентине. Монсеньор Шёнхёфер, баварец из Штарнберга, подошел к аппарату.
– Доктор Мюллер у вас? – спросил Шмидгубер.
– Да, разумеется.
– Он собирается приехать ко мне в Меран?
Совсем далеко послышались голоса.
– Возникли некоторые трудности с поездкой к вам; по телефону я не могу больше ничего сказать.
– Алло! – воскликнул Шмидгубер.
Но связь оборвалась. Рим больше не отвечал.
После такого весьма странного разговора доктором Шмидгубером овладело еще большее беспокойство. Что случилось? Что-то против него затевалось.
Доктор Шмидгубер выждал еще несколько дней. Но никаких вестей не приходило.
Тогда консул больше не выдержал.
– Закажите мне и моей жене билеты в Рим, – сказал он портье.
– Хорошо, господин консул.
Наконец-то хоть какое-то решение. Доктор Шмидгубер облегченно вздохнул.
Портье сидит в своей конторке и что-то тихо говорит по телефону. Шмидгубер поднимается и собирает чемоданы. Завтра вечером что-нибудь прояснится.
Вскоре после этого Шмидгубера вызвали в швейцарскую.
– Кто-то внизу меня спрашивает, – сказал он своей жене. – Возможно, Мюллер или курьер от него.
Когда он спустился в холл, то увидел двух человек, стоявших около конторки портье. По их виду он сразу догадался: «Полиция!»
– Вы господин Шмидгубер?
– Да, и что же?..
– Пройдите с нами.
Он механически кивает.
– Позвольте, я сообщу моей жене?
– В этом нет необходимости, – говорит один из них, – пойдемте!
На улице дожидалась машина; на ней поехали в город.
Шмидгубера отвезли в полицейское управление.
– Я протестую против моего ареста, – говорит он дежурному чиновнику. – Я португальский консул. Вы не имеете никакого права меня задерживать. Я желаю тотчас связаться с португальской дипломатической миссией в Риме.
Дежурный с сожалением пожимает плечами и распоряжается, чтобы Шмидгубера увели. Консул просит пригласить адвоката. Но не получает никакого ответа.
Доктор Шмидгубер недолго остается в Меране. Уже 2 ноября его перевозят в Больцано. Здесь его доставляют в квестуру, и там, благодаря его энергичным действиям, ему удается встретиться с квестором.
– Я протестую против моего ареста! Почему вы меня задержали?
– Вы – дезертир. Свои претензии вы сможете адресовать своим соотечественникам, немцам. Мы вышлем вас в Германию.
Шмидгубер все понял. Удар по нему мог нанести только абвер. Теперь он знал, что с ним собираются сделать. Без лишней шумихи его осудят военным судом за дезертирство и казнят.
Вскоре случилось еще одно потрясающее событие.
На перевале Бреннер консула передают германским властям, которые привозят его в Мюнхен. Здесь он предстает перед военным судьей.
Сначала его допрашивают о деятельности в Италии и Франции.
Затем судья делает паузу. Внезапно он резко говорит:
– Доктор Мюллер при своем аресте заявил суду люфтваффе, что при встрече с ним в Больцано, когда он потребовал, чтобы вы подчинились приказу вернуться в Германию, вы заявили, – тут судья делает искусственную паузу, – вы сказали доктору Мюллеру: «В Германию я вернусь только в качестве верховного комиссара. Я убегу в Англию».
Шмидгубер бледнеет. Теперь ему ясно: доктор Мюллер дал против него показания.
– Я? Никогда! – Шмидгубер понимает, что его ждет смертный приговор, если он признается в таком высказывании.
– Что же, – говорит судья, – благодаря этому высказыванию дело из уголовного перерастает в политическое. Признание доктора Мюллера побудило суд люфтваффе попросить гестапо произвести ваш арест.
Таким способом дело было переведено в политическую плоскость. Никто тогда не знал, какие ужасные последствия это будет иметь для абвера.
В камере доктор Шмидгубер задумался о своем положении. Оно не было обнадеживающим. Донос абвера о дезертирстве теперь отошел на второй план. Смертельная опасность заключалась в заявлении Мюллера. Если гестапо поверит в это заявление: «Я вернусь только английским верховным комиссаром», – то он – мертвец. «В любых обстоятельствах я буду отрицать это высказывание, которое никто не может доказать», – твердил себе Шмидгубер.
Вот только что заставило доктора Мюллера дать эти показания? Разве он не помог Мюллеру с абвером, когда тот плакался: «Я не хочу на войну, у меня ребенок…»
При этом сам он знает столько о Мюллере, что может отправить его, а также Остера и других прямиком на виселицу, стоит ему заговорить. Доктор Шмидгубер был логично мыслящим человеком. Он точно знал, что если он, как посвященный в дело о выдаче даты германского наступления на Западе, заговорит, то это бесповоротно решит и его судьбу. Итак, он молчал.
По поручению мюнхенского суда люфтваффе Шмидгубер и его экономический консультант Иккрат были переданы гестапо и доставлены на Принц-Альбрехт-штрассе в Берлине. Оба были подвергнуты допросам. К счастью для Шмидгубера, проводивший допросы чиновник был скептически настроен по отношению к обвинениям, исходящим от абвера. Так, он не верил, что консул сказал, будто сбежит в Англию и вернется оттуда верховным комиссаром. Соответствующим образом он информировал и свои вышестоящие инстанции, в результате чего опасное оружие против Шмидгубера утратило свою остроту.
Но по другим вопросам его прижали к стенке. Так, нашли записную книжку, в которой были помечены имена тех сотрудников абвера, которые получали от него подарки. Список возглавлял Догнаньи.
Правда, тогда еще не возникло общее подозрение против абвера. Но в результате ареста группы Мумма фон Шварценштейна, фон Галема и Беппо Рёмера появилось недоверие, по меньшей мере к Догнаньи[20]. Шмидгубера, а также Иккрата опрашивали об Остере, Догнаньи и докторе Мюллере. Те остерегались сказать что-нибудь лишнее, поскольку и сами в этом были замешаны.
Однажды доктора Шмидгубера доставили к комиссару Фелингу. Вместо того чтобы допрашивать Шмидгубера, Фелинг начал делать странные намеки.
– Не заблуждайтесь относительно своего положения. Оно очень серьезно, поскольку определенные круги абвера очень заинтересованы в вашей скорейшей ликвидации. Как произойдет ликвидация – с помощью имперского военного суда или народного суда – для них все равно. На сани абвера напали волки, и одного ездока – в данном случае вас – необходимо выкинуть из саней им на съедение, чтобы сани могли беспрепятственно катить дальше.
