Эдуард Хруцкий - Проходные дворы
Тем не менее все-таки «полковник» Герман Станиславович Мазур, по кличке «Шофер», заинтересовал меня.
Я позвонил своим муровским друзьям, и они поведали мне, что гражданин Мазур родился в Москве в 1930 году, окончил два курса филфака МГУ, был исключен за поведение, недостойное звания советского студента, после чего работал снабженцем на трикотажной фабрике в Купавне, осужден по статье 88 УК РСФСР за торговлю драгоценными камнями сроком на пять лет. Освобожден по отбытии срока наказания, прописан в Москве, работает в ЖЭКе техником-смотрителем.
Вот такая карьера сложилась у «полковника спецслужб».
От всезнающего Яши, директора мастерской металлоремонта в Столешниковом переулке, я узнал, что Мазур – один из самых крутых фарцовщиков драгоценными камнями.
– У него есть возможность доставать неплохие камни, – сказал Яша.
– Откуда?
– Ты же знаешь наш принцип: меньше знаешь – дольше живешь. Он работает предельно осторожно. Камни уходят в хорошие руки, откуда их чекистам и ментам не выковырять.
Много позже я узнал, где крал камни Мазур.
* * *В марте 1971 года по приглашению родственников Боря Глод собрался посетить Германию. В те далекие годы не многие граждане нашей великой страны ездили с частными визитами в ФРГ, поэтому таможенная служба осматривала их особенно внимательно.
Ни чемоданы, ни ручная кладь не вызвали у инспекторов таможни никаких подозрений. Боря Глод мог бы свободно пересечь таможенную границу, но один из инспекторов заметил на его пальце массивное кольцо с крупным камнем.
– Позвольте взглянуть.
– Пожалуйста, камень не настоящий, кольцо из сплава.
Вот это показалось инспектору подозрительным: почему элегантный, хорошо одетый человек носит на руке такую безвкусицу? Он решил внимательно осмотреть перстень. Каково же было изумление инспекторов, когда обнаружилось, что перстень этот – футляр, в котором лежал бриллиант весом четыре карата.
Конечно, Глод сразу же заявил, что перстень ему подарили и он ничего не знал о том, что находится внутри.
Дело приняло к производству Следственное управление КГБ. А Глод понял, что с контрразведкой шутить не надо, и начал понемногу колоться.
Так выяснилось, что буквально в ста шагах от сурового дома КГБ находится маленькая ювелирная фабричонка, расположенная в церкви как раз между зданием КГБ и магазином «Детский мир».
То, что там творилось, никакому описанию не поддавалось. На фабрике, вернее, в большом цехе никто не отвечал за сохранность драгоценных камней. Начальник цеха и мастер могли спокойно выносить их в любом количестве, а недостачу спокойно списывали на разрушение при резке. Фабрика получала неплохие камни, поэтому московские спекулянты бриллиантами буквально охотились за ними.
Тут-то и появлялся недоучившийся филолог Мазур. Но он так обставил дело, что следствие не зацепило его даже в свидетели.
В марте арестовали Глода, а в июне забрали в Лефортово восемь человек во главе с начальником цеха. У арестованных изъяли полмиллиона рублей, что по тем временам считалось суммой баснословной, и шестьдесят отличных бриллиантов.
Это было самое крупное бриллиантовое дело тех лет; им заинтересовался сам председатель КГБ Юрий Андропов. Он и приказал полковнику Добровольскому устроить показ ценностей для руководства комитета.
Вся верхушка КГБ – Андропов, Цвигун, Цинев, Пирожков – ходили мимо импровизированного стенда, брали камни в руки. Рассматривали их. Конечно, ситуация была предельно опасной для следователей группы. Не дай бог какой-то камушек случайно закатится в щель на полу или еще что-нибудь…
Но все обошлось. Хотя все еще помнили странную историю с золотыми самородками.
Ребята из МУРа закрыли канал, по которому из Магадана уплывало в Москву самородное золото. Несколько месяцев шла разработка преступников, в банду под видом покупателя внедрялся сотрудник МУРа. Дело было опасным. Золотом в те времена торговали люди, которые чужой крови не боялись. И все-таки их взяли.
Министр внутренних дел Николай Щелоков доложил об этом напрямую Брежневу. Генсек сам любил золотишко, а тут такая возможность своими глазами увидеть уникальные самородки.
Надо сказать, что мне приходилось видеть самородное золото и золотой песок, или шлих. Золотой песок мало напоминает по цвету те изделия, которые из него делают. Самородки совсем другое дело. Сама природа придает им особую форму. Я держал в руках кусок золота, слепленный этим великим мастером, в виде собачьей головы. Держал в руках и удивлялся: как в земле, в породе, где залегает золотая жила, можно было создать такую вислоухую голову доброго дворового пса?
Но это все лирика. Золотые слитки были привезены в здание штаба ленинской партии, разложены и открыты для глаз членов и кандидатов в члены Политбюро.
Уж я не знаю, как и сколько они смотрели все это богатство, брали в руки самородки или нет, только следователь Подшивалов, который отвечал за доставку золота в ЦК КПСС, принимая ценности обратно, обнаружил, что не хватает одного стопятидесятиграммового самородка. Несчастный следак сразу же увидел картину своего исключения из партии, позорного увольнения из органов и даже тюремные решетки. Но он был парнем не трусливым: достал акты сдачи и приемки и положил их перед растерянными чиновниками секретариата Брежнева. Скандал докатился до Леонида Ильича. Тот собрал всех членов Политбюро и сказал, что такого не может быть, потому что не может быть никогда.
Члены Политбюро осознали глубину праведного гнева генсека, и самородок был возвращен.
* * *Когда-то многие наши соотечественники добросовестно заблуждались, считая, что наши золотые изделия и камни имеют огромную ценность за границей социалистического лагеря.
Конечно, золото всегда останется золотом, драгоценные камни – драгоценными камнями.
Наш доверчивый покупатель, простояв многочасовую очередь в ювелирный магазин и приобретя золотую цепочку, считал, что он необыкновенно удачно вложил деньги. Когда же он попал на Запад и увидел целые улицы ювелирных лавок, то сразу же понял, что драгметалл не так уж и ценится. Но в Москве в те времена об этом знали немногие. Хотя люди, имевшие представление о мировом рынке ценностей, располагали и информацией о ценах.
Надо сказать, что, несмотря на «лечение от золотухи», которое в свое время проводила ВЧК-ОГПУ, несмотря на голод, войну, послевоенную неразбериху, у многих московских людей остались на черный день припрятаны дорогие ювелирные украшения, сработанные превосходными мастерами и украшенные стоящими камушками.
Мы, как известно, жили в стране победившего дефицита, поэтому в городе было несметное количество мелких спекулянтов, иначе говоря, людей, которые могли обеспечить вас дефицитом. Мне кажется, такие мелкие спекулянты были в каждом дворе.
Когда я жил на улице Москвина, то обращался за помощью к некой Алле Михайловне, обретавшейся в доме № 3, она помогала мне доставать хорошие туфли и рубашки.
Надо сказать, дамы эти работали в разных московских конторах, но только там, где была возможность спокойно уйти с работы днем. Они выстаивали длиннющие очереди за дефицитными вещами, а потом продавали их знакомым и соседям с минимальной наценкой. Довольны были все. Отношения между продавцом и покупателями были просто патриархальными, поэтому к ним обращались с просьбой помочь продать старинный сервиз, гобелен, а частенько и старинные украшения. Для такого случая у многих были свои тихие ювелиры, которые уже давно числились пенсионерами, но продолжали работать посредниками.
По-настоящему богатыми людьми были только московские деловые. Только они могли дать настоящую цену. Как ни странно, подобные формы купли-продажи нашли в городе твердую основу. Люди приносили золотые монеты, кольца, кулоны – все, что смогли сберечь их экономные мамы и бабушки.
Появилась возможность вложить деньги, люди становились пайщиками ЖСК, покупали автомобили, строили на полученных на производстве садово-огородных участках хорошие домишки.
Если бы наше дорогое государство принимало у населения эти цацки по нормальной цене, никому бы и в голову не пришло иметь дело с мелкими дворовыми спекулянтами. Но государство твердо стояло на своем и принимало в скупках редкое ювелирное изделие как золотой лом, за копейки. Поэтому и существовал этот маленький черный рынок.
Я уже говорил, что редкие дорогие вещи уплывали к московским деловым. Где они прятали свое добро, о том не знал никто. Их жены могли только на домашних праздниках появляться перед гостями во всей приобретенной красоте.
Много позже, в 80-е годы, они перестанут бояться, и их дамы засверкают в ресторанах и театрах изумительными украшениями.
Вот тогда лихие ребятишки поняли, что брать госсобственность опасно и тяжело, и начали бомбить цеховиков. Главное заключалось в том, чтобы делец, напуганный до смерти, сам отдавал свои ценности и деньги. Но как узнаешь, у кого они есть, а у кого, кроме дубленки и «Жигулей» по доверенности, ничего нет?
