Джон Террейн - Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие
Атаки с моря силами объединенного британского и французского флота начались 19 февраля. Их задача состояла в том, чтобы открыть вход в Мраморное море тремя последовательными действиями: разрушением фортов и батарей в устье пролива, ликвидацией турецких минных полей и нейтрализацией фортов, охраняющих узкие места пролива. Для этого было выделено 10 линейных кораблей. Все, кроме двух, были старыми судами, обреченными на гибель в течение максимум пятнадцати месяцев. Они были устаревшими, но для борьбы с фортами их силы были достаточны. Говоря современными терминами, эти суда были расходными, но их 12-дюймовые орудия могли сделать полезную работу. Исключениями были «Куин Элизабет», только что построенный британский линкор, чьи восемь 15-дюймовых орудий делали его самым мощным из находящихся на плаву кораблей, и «Инфлексибл», современный линейный крейсер.
Трудности, с которыми столкнулась чисто морская операция, действуя против стационарной береговой обороны, пусть и устаревшей, проявились сразу. Утром 19 февраля один за другим береговые форты были «обеззвучены», но, когда после полудня атака возобновилась, многие из их орудий заговорили снова. Дальнейшая бомбардировка планировалась на следующий день, но этому помешала плохая погода. Туркам погода благоприятствовала целую неделю; когда 25-го флот вернулся, многое пришлось начинать заново. Развитие событий, тем не менее, постепенно происходило: внешняя оборона была преодолена и отряды морских пехотинцев и моряков могли высадиться на полуостров, фактически не встретив сопротивления. Теперь наступала вторая стадия задачи, более рискованная и трудная: траление подходов к узким местам, где были установлены стационарные минные поля, плавающие мины и скрытые торпедные аппараты. Они составляли основное препятствие, прикрываемые фортами и мобильными батареями, которые трудно было обнаружить. Эта работа продолжалась в течение первых недель марта, большей частью со шлюпок. К 18 марта все было готово для следующей полномасштабной атаки. Но уже стал очевиден истинный характер всего процесса. Адмирал Карден, флотский командир, высказал свое мнение 13 марта: «…чтобы обеспечить мою коммуникационную линию, как только флот войдет в Мраморное море, сразу должна начаться полномасштабная военная операция на суше». Правительство пришло к этому выводу еще до начала морского наступления; вопрос состоял в том, где найти войска. Непродуманность решения начать морскую операцию, зная, что при этом нужна армия, но не располагая этой армией, понятна даже школьнику.
14 британских и 4 французских линейных корабля выдвинулись к узкой части пролива 18 марта. Французы подошли на близкое расстояние к оборонительным сооружениям и в течение часа заставили их замолчать; на смену им двинулась британская эскадра. Когда французы, уже изрядно потрепанные, отходили, «Голуа» получил удар, заставивший его подойти к берегу. «Буве» подорвался на мине и затонул в течение нескольких минут вместе с большей частью команды. «Сюфран» и «Шарлемань» были серьезно повреждены орудийным огнем. Британцам пришлось не намного лучше: «Иррезистибл» и «Оушен» подорвались на минах и затонули, хотя большинству членов экипажей удалось спастись. «Инфлексибл», наиболее важная после «Куин Элизабет» единица, был сильно поврежден артиллерийским огнем, а затем взрывом мины, что вынудило его уйти на ремонт на Мальту. Эти потери определили конец военно-морской операции, хотя в тот момент это еще не было ясно.
Сначала, несмотря на серьезность неудач, военно-морское начальство не было особенно встревожено. Генерал Ян Гамильтон, один из наиболее выдающихся и перспективных британских офицеров и друг Китченера, прибыл, чтобы возглавить сухопутные войска, которые удастся собрать на Ближнем Востоке для помощи флоту. Здоровье адмирала Кардена было подорвано, но его преемник де Робек говорил Гамильтону: «Мы все готовы вновь двинуться вперед без страха и уныния». В Лондоне, когда поступили новости, Фишер и адмирал Артур Уилсон встретили Черчилля с выражением твердой решимости довести борьбу до конца. Военный совет был также уверен и решителен.
Но вскоре Ян Гамильтон был отрезвлен. 19 марта он писал Китченеру: «Я с большой неохотой пришел к убеждению, что проливы едва ли могут быть форсированы линейными кораблями. Армейские части должны провести планомерные действия, чтобы открыть проход для флота». На это удивленный Китченер ответил: «Вы знаете мою точку зрения: Дарданеллы должны быть форсированы. Если для освобождения прохода необходима крупная военная операция на полуострове Галлиполи, она должна быть предпринята и доведена до конца». 23 марта адмирал де Робек согласился с точкой зрения Гамильтона, который заключил так: «Воистину жир (это мы) уже на огне».
В одном пункте все довоенные разработки были единодушны (ни один последующий критик это не оспаривал): для успеха совместной армейской и морской операции на Галлиполийском полуострове совершенно обязательны секретность и неожиданность. Но намерения союзников были ясны уже за месяц до этого, как только флот начал свои бомбардировки. В январе на полуострове была размещена только одна турецкая дивизия, еще одна была на азиатском берегу. В марте ответственным за его оборону был назначен генерал Лиман фон Сандерс, что повлекло за собой ее существенное укрепление. В апреле он располагал уже четырьмя дивизиями на полуострове и двумя за проливом. Укрепления были воздвигнуты во всех вероятных местах высадки десанта, построены батареи, вырыты и замаскированы позиции для пулеметов, сооружены проволочные заграждения у берега, спускающиеся в воду. Турки благодаря медленному движению союзников были вполне готовы.
Как подготовился генерал Гамильтон за сорок дней, прошедших после его прибытия из Лондона, осталось загадкой. За это время он должен был создать штаб и армию, укрепить ее костяк, разработать план, подготовить своих людей к одному из наиболее рискованных предприятий войны. Обстоятельства, казалось, сговорились против него; это проявилось даже в том, что необходимые припасы из Англии не были сгружены с кораблей и перепакованы в Александрии, чтобы армия могла их использовать. Но прежде всего стоял вопрос о самих экспедиционных войсках. Рассматривая Галлиполийскую кампанию, нельзя не признать: несмотря на храбрость и удивительный дух, войска Гамильтона можно лишь номинально назвать армией. Наиболее значительной была 29-я дивизия, последняя из британских регулярных войск, сформированная из заморских гарнизонов и небольшого числа резервистов. Это было прекрасное формирование, но его едва ли можно было назвать дивизией. Была импровизированная королевская морская дивизия из морских пехотинцев и матросов, у которой отсутствовала артиллерия и почти все вспомогательные службы. Был великолепный корпус из 39 тысяч австралийцев и новозеландцев, но его обучение и организация только начались. Список британских сил заканчивается индийской бригадой и территориальной дивизией (также слабой в части артиллерии). Французы внесли свой вклад в виде прибывшей колониальной дивизии. Предложение трех греческих дивизий (что означало вступление Греции в войну) было поспешно отклонено Россией, а именно самим царем. Русские были осведомлены об этой операции; сами они не могли ничем помочь, но по политическим причинам отклонили греческую помощь. «История с ее многими примерами близорукого эгоизма, показанного членами коалиции, обращающими общее дело в пустые слова, едва ли обнаружит пример более фатальный»[9].
Месяц пролетел стремительно. Каждый из действующих лиц был занят своим делом. Лиман фон Сандерс собирал информацию, побуждающую его форсировать подготовку своей обороны. Его турецкие союзники поддерживали свой боевой настрой, устроив армянскую резню, в которой погибло три четверти миллиона армян, живших в Турции. Королевский флот разрабатывал детали высадки на вражеский берег без использования специального оборудования. Морская авиация прощупывала турецкую оборону. Австралийцы в перерывах трудного процесса обучения терроризировали население Каира. Ян Гамильтон разыскивал все необходимое от кораблей до подков. Все его военные силы находились в чрезвычайном воодушевлении, соответствующем чувству, выраженному словами поэта Руперта Брука: «О боже! Я думаю, что никогда еще не был так счастлив в своей жизни… Я вдруг понял, что мечтой всей моей жизни было отправиться в военную экспедицию против Константинополя». Но Руперт Брук умер от заражения крови во время плавания; а для его товарищей Высокая Порта стала отдаленным видением.
В 5.00 утра Лиман фон Сандерс был разбужен новостью, что союзники высадились. После этого сообщения посыпались одно за другим, но ни одно не обрадовало немецкого командующего. Ему следовало быстро выяснить, какие действия на берегу были наступлением, а какие – отвлекающими маневрами; это он не отгадал. Но ошибка фон Сандерса не многим помогла британским солдатам: достижение фортов было достигнуто во многом благодаря случаю и стало одной из насмешек того дня.
