Николай Яременко - Футбол убьет Россию. Народная игра в рублях, договорняках и взятках
Мне прекрасный спортивный врач, человек, которому я доверяю, рассказывал немало историй, от которых глаза на лоб лезут. Вот одна из них. После смерти хоккеиста Алексея Черепанова осенью 2008 года хоккейные власти стали всерьез проверять всех хоккеистов: состояние здоровья в целом, сердце в частности. Сначала проверили всех действующих игроков КХЛ, потом спустились на ступеньку ниже. Не знаю, какие были даны рекомендации. О том, что какой-нибудь талантливый французский футболист заканчивает играть из-за проблем с сердцем, мы узнаем намного чаще, чем ту статистику, которая вроде бы здесь, рядом, под рукой. А почему? Все очень просто.
Приезжает откуда-нибудь из Сибири способный паренек, лет 16 или 17. По всем игровым характеристикам – почти готовый профессиональный хоккеист. Врач осматривает, много раз перепроверяет сам себя и, осторожно подбирая слова, говорит родителям паренька: «Ему играть нельзя. Ему вообще нельзя заниматься спортом. Не берусь утверждать, проблемы с сердцем у него от рождения, или же его „сломали“ повышенные физические нагрузки… Но одно могу сказать точно: если он не бросит играть прямо сейчас – через полгода, год или максимум два случится то же самое, что произошло с Черепановым».
Как вы думаете, что происходит в кабинете врача в последующую минуту? Не буду предлагать вам разнообразные варианты на выбор, потому что действительность оказывается круче любой придумки: отец начинает нервно орать на врача. Суть текста вкратце сводится к одному тезису: «Доктор, ты не представляешь, на что мы шли последние годы. Мы жили впроголодь, потому что сын должен поехать в Канаду. Он там будет уже через полгода. Там заработает столько, что и сам будет жить достойно, и нам с матерью на старости лет воздастся за все хлопоты и унижения. И врачей на эти деньги наймет, и все, что надо, себе подремонтирует». Дальше уже следуют вариации – предлагают врачу деньги или нет.
Вот такая ситуация. Я могу поставить себя на место этого родителя. И понять, что это в нашей, московской жизни ситуация в последние 20 лет изменилась. Раньше добиться чего-то в мире можно было, только став большим спортсменом или крупным ученым. В исключительных случаях – артистом. Все. Других способов люди не знали. Иначе по миру ты ездить не будешь. Вариант с дипломатической службой не обсуждаю. Сообщество это было весьма герметично, и со стороны попасть туда было невозможно.
В далекой провинции ситуация, наверное, не изменилась до сих пор. И не известно, когда изменится. Но даже взвесив все это, я не понимаю, как можно ставить на чашу весов не просто здоровье – жизнь собственного ребенка?
Я привел довольно крайний случай. Но ведь торговля собственными детьми становится нормой и на более высоком профессиональном уровне. Я вспоминаю разговор с нашей легендой – Владимиром Маслаченко. Был конец лета – начало осени 2002 года. Мы сидели у него на кухне в «генеральском» доме неподалеку от станции метро «Сокол», говорили о закончившемся недавно чемпионате мира, где наши довольно бесславно «слили» матчи Японии и Бельгии. Обсуждали наших игроков, в том числе конфликт Дмитрия Сычева со своим клубом, который – детали уже стерлись из памяти – не хотел его продавать за границу, а игрок в знак протеста не выходил на поле. И Владимир Никитич довольно жестко прервал мои вопросы о перспективах футболиста: «Мне стыдно за эту ситуацию, за то, что такое вообще возможно. Отец мальчишки просто торгует им. У него есть товар – сын, и он хочет внаглую, по-жлобски просто срубить денег». Кстати, звезда Сычева, как мы хорошо знаем, с тех пор так, по сути, и не взошла.
У меня была одна коллега, которая страшно хотела, чтобы ее единственный любимый ребенок стал футболистом. Вечно мы организовывали ей показы сына известным тренерам. Тем было неловко нам отказать, но, как правило, вердикт был у всех единый: техничный, но не хватает физических кондиций, по полю бегать не сможет. Может, порекомендуете маме отдать его в мини-футбол? Там есть шанс, что на что-то и сгодится…
Мама ходила по редакции и у каждого по очереди спрашивала: есть ли у мини-футбола шанс стать олимпийским видом спорта? Иначе какой смысл вкладываться?
Я примеров могу привести много. Мы говорим про виды спорта – футбол, хоккей, – где есть деньги. Где в высших эшелонах реально что-то получить. На хлеб с маслом. И на безбедное существование за границей. Если же взять практически все остальные виды спорта, то ситуация удручающая. Масштабно и поголовно. Первые лица, наверное, еще что-то умудряются урвать, но спортсмены… Даже если они выступают не на уровне чемпионов областных или районных соревнований, а выше – на самом серьезном уровне – на уровне спортсменов сборной. Мне вспоминается нашумевшая история начала 2010 года с девушкой, занимавшейся стрельбой. Она скончалась после того, как подцепила жуткую болезнь из-за отравления крысиным ядом в мотеле в каком-то заштатном селе Центральной России. Когда начали разбираться, почему сборная жила в совершенно отстойнейшем мотеле для дальнобойщиков, выяснилось: существуют финансовые нормативы, на какую сумму спортсмен сборной должен жить на сборах. Она на тот момент составляла что-то около пятисот рублей. Разумеется, найти приемлемую гостиницу даже вдали от цивилизации на эту сумму практически невозможно. Вот и поселили в мотель.
Но поразило меня в той истории совсем иное. Вскоре после нее я участвовал в ток-шоу одного из телеканалов, где выступал в качестве приглашенного эксперта. Одним из основных спикеров был глава Стрелкового союза России, человек, искренне любящий стрелковый спорт, а кроме того – владелец Новолипецкого металлургического завода, самый богатый россиянин Владимир Лисин. При записи передачи все было стройно и благостно, все рассуждали о судьбах спорта, в том числе весьма медалеемкого: в стрелковом спорте на Олимпиадах разыгрывается аж 15 комплектов медалей! А после записи на мой невинный вопрос о том, ощущает ли самый богатый человек страны (по версии «Forbes» последних лет) личную ответственность за смерть спортсменки, умершей из-за того, что ее унизительно поселили в том отстойнике, господин Лисин просто взорвался: «Да что ко мне все пристали с этой спортсменкой? Ну, мало ли, где она заболела!..» Дальнейшее обсуждение темы стало просто бессмысленным. На место одних униженных встанут другие – в целом ничего не изменится. И никто ни в чем не виноват. Потому что никто особо и не стремится потребовать от виновных честного ответа…
25. Куда идет сегодняшний спорт?
Любой адекватный журналист знает правило четырех «С». Четыре составляющих любой работы журналиста. Четыре зацепки для слушателя, зрителя, читателя, любого потребителя информации. Четыре понятия, четыре слова на букву «С»: секс, сенсация, скандал и страх. И не надо делать вид, что это касается только желтых, только работающих на грани фола изданий. Вовсе нет. Способность признаться в этом потребителю (читателю, слушателю, зрителю), да и самому себе может быть различна, но только следование именно этим темам дает медиа то, без чего их существование немыслимо, а именно – рейтинг.
Про сенсацию и скандал говорить особой нужды нет. О том, как они создаются, написаны тонны макулатуры. А вот о двух других словах на «С» скажем особо.
Даже если речь идет о строгом деловом издании, и пишет оно сухо о том, как дорожают товары различных потребительских групп, и читаем мы о том, что докторская колбаса подорожала на 20 %, нам, на генном уровне боящимся голода и холода, пусть очень-очень глубоко, но становится немного страшно. Даже если мы докторскую колбасу не едим уже давно, все равно подсознание работает, желудок испуганно начинает сокращаться.
Не хочется больше читать или слушать про то, что тебя пугает. Хочется обходить эту газету стороной, не хочется больше настраиваться на эту радиочастоту. Но страх – это такой же наркотик. «Соскочить» с него сложно. А скорее всего – невозможно. Не нравится тебе эта станция, ты раздражаешься, ты мысленно ругаешься с ведущими, переключаешься на что-то другое, чтобы спустя какое-то время вновь включиться: «Ну интересно, о чем они там на этот раз врут?»
Сексуальностью же пропитана любая тема в прессе, даже если мы не отдаем себе в этом отчета. Но как это ни покажется кому-то странным, все больше эротизма становится в спортивной журналистике. Потому что все больше сексуальности становится в самом спорте!
Сразу после окончания пекинской Олимпиады функционеры от спорта стали обсуждать, как бы иные виды спорта, спортсмены в которых выглядят довольно блекло, сделать более привлекательными. И один вариант уже придумали. Настольному теннису с точки зрения зрелищности ничего не помогало: ни увеличение размеров шарика, ни сокращение количества очков. Что ни делалось – зрелищности ничего не прибавило.
И вот, похоже, нашли причину: одежда несексуальна! Ну в самом деле: традиционный наряд – это очень свободная майка, заправленная в не менее просторные шорты. Часто во время поединка теннисисты заворачивают рукава маек вверх, что делает фигуру еще более похожей на мешок с картошкой.
