Петр Румянцев-Задунайский - Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала

Литография. Середина XIX в.

По исправлении в польской Лифляндии магазинов офицерам следовать за полками в Динабург, и в рассуждении, что от некоторых полков только одни рядовые, а от других офицеры состоят для лучшего к полкам их приведения, быть при команде моей, которые уповательно при тех и следуют; а в случае остатка в магазинах, которого хотя быть великого и не чаю, за неполучением без большого убытка в рассуждении ныне работных пор и видимой обывателями не весьма нам благосклонными надобности к перевозу подвод на основании вашего превосходительства первого ордера вверить по признанию из них наидоброжелательнейших, велено; а расчеты иногда, если каковы будут, регулировать капитану Телегину препоручу.

Молдавскому гусарскому полку в Курляндию по маршруту и ассигнации данным следовать от меня с прочими единовременно велено, а в подтверждение того и вчерашнего числа в немедлении наистроже предписано было, и в упреждение иногда по тракту в Курляндии, по отзыву от обывателей, на станциях недостатка в фураже определенным от земли комиссарам употреблять в то из ассигнованного в Крейцбургский магазин, которого в тот за выступлением Грузинского гусарского полка уже непотребно от меня велено, и чтобы в том от них медленности не произошло на страх и ответ их оставлено.

Оставшаяся же команда здесь во всем может быть удовольствована из Динабургского магазина, в который по последнему моему отзыву с Курляндской стороны столько много фуража привозится, сколько уже и непотребно.

Я не только отчаиваюсь, но обнадеживаю себя высокой апробацией [утверждением] вашего высокопревосходительства, что при наряжениидо следования полков одним трактом, которого кроме вписанных и другие многие резоны на сие время требуют, ущерба же, медленности или затруднении из того никакого не последует.

Оригинал же Молдавского гусарского полка маршрута списав, копию в послушание вашего высокопревосходительства высокого ордера при сем подношу.

6 декабря 1757 г., Либава[46]

…О генералитете, штаб– и обер-офицерах, которые при той баталии случай имели отличные свои всеподданнейшие услуги оказать, я, всемилостивейшая государыня, несмотря на персоны, но единственно самое дело по сущей правде по присяжной должности моей объявляю, дивизии моей генерал-лейтенанты: Матвей Ливен и Салтыков, генерал-майоры: Резанов, фон Боуман, принц Любомирский, граф Румянцев и бригадир де Гартвис, каждый по своей должности и с храбростью дело свое исправляли, господа штаб– и обер-офицеры по тому ж при своих местах с крайним усердием солдат увещевали и против неприятельской деспаратной [отчаянной] атаки ободряли, а наипаче первого гренадерского полку полковник Языков…

2 января 1758 г., Тильзит[48]

Причины медленности в моем марше вашему высокопревосходительству из прежде писанных моих суть известны, которые меня к произведению вверенного мне дела в назначенное время не допустили, в коем случае я истинно о людях и лошадях, не рассуждая, все возможное употребил, да и господин бригадир Гартвис с полком Черниговским не прежде 31-го прошедшего к Таврогам[49], а Невский – 1-го сего месяца прибыли, без которых соединения, имея различные о неприятельских намерениях и о числе его известия, к городу приступить военные резоны, да и вашего высокопревосходительства высокой ордер, запрещали.

Сражение при Гросс-Егерсдорфе.

Гравюра. Вторая половина XVIII в.

Сражение возле деревни Гросс-Егерсдорф в Восточной Пруссии, состоявшееся 19 (30) августа 1757 г., стало первым с участием русской армии в Семилетней войне. 55-тысячная армия под командованием С. Ф. Апраксина одержала уверенную победу над прусскими войсками, во главе которых стоял генерал-фельдмаршал Иоганн фон Левальд. Однако Апраксин начал отступление, причем мотивы такого решения до конца не ясны. Ф. А. Кони в «Истории Фридриха Великого» писал о Гросс-Егерсдорфском сражении: «…победа при Гросс-Егерсдорфе не принесла никаких плодов России и не причинила особенного вреда Пруссии. После битвы Апраксин с величайшей поспешностью ретировался за Прегель и не только оставил свои завоевания, но и саму Пруссию. Наши войска отступали за границу так быстро и в таком беспорядке, как будто русские были всюду разбиты и преследуемы. Пятнадцать тысяч раненых и больных были брошены на пути; до восьмидесяти орудий и значительное количество снарядов и обозов оставлены неприятелю. Никто не мог понять причины такого странного поступка Апраксина, тем более что Гросс-Егерсдорфская битва открыла перед ним дорогу к самой столице Пруссии, вполне обнаженной и беззащитной. Одни полагали, что русский фельдмаршал боялся зазимовать в стране, совершенно опустошенной его же войсками; другие утверждали, что он был подкуплен Фридрихом».

При Гросс-Егерсдорфе П. А. Румянцеву было поручено командование резервом: Сводным гренадерским, Троицким, Воронежским и Новгородским полками. Эти части были отделены от места сражения густым лесом. Узнав о критическом положении 2-й дивизии и не получив никаких приказаний от главнокомандующего, Петр Александрович повел резерв на помощь. Он двинулся непосредственно через лес; во время движения к резерву присоединялись солдаты из разбитых частей. В итоге под натиском отряда под командованием Румянцева прусские войска были отброшены, а затем, после начала общего наступления русских частей, обратились в беспорядочное бегство.

Для удержания же неприятеля, чаемого противу всех тех известий, в бессилии в ретираде из города, и чтобы лучше познать к обороне города его учреждении, авангард, состоящий в 400 гусар и 50 казаков, и для подкрепления одному эскадрону конных гренадер под командой подполковника Зорича еще 29-го от меня отправлен был, которому от себя подъезжей партии к самому городу и для поиску показавшимися по известиям стоящих на форпостах донских казаков черными гусарами, и по случаю подъезда к городу Тильзиту 1-го сего месяца, мещане того самопроизвольно из города к командующему тою партиею прапорщику Ребенфелгу выехав, объявили, что оной город от войск прусских совсем испражнен [освобожден]и отверстным [открытым] к принятию войск ее императорского величества представили, и в доказательство своего к тому желания усердного – нескольких духовных и гражданских особ к подполковнику Зоричу, находящемуся тогда в амте Шрейтлакене, явились, прося ее императорского величества высочайшей протекции и защиты, подвергая себя в подданство, а потому и ко мне в Таврог и городового секретаря Симониуса и Элстермана с тем же подтверждением прислали. В уважении чего, не упуская времени, тому подполковнику Зоричу пост свой в городе, на основании военных регул и со строгим запрещением о нечинении обывателям обид, от меня велено, а сего числа и я с бригадами господ бригадиров Демико и Стоянова в оный вступил. Бригады же господина бригадира Гартвиса, полки Невский и Черниговский сей ночи еще только к Таврогам, а завтра вступить имеют. При вступлении моем в помянутой город всякого чина и достоинства люди обнадежены ее императорского величества высочайшею милостью и защищением, и все, как духовные, так и гражданские служители при их должностях без перемены оставлены, и первым за высочайшее здравие ее императорского величества и всей императорской фамилии молиться, а последним – в делах по пристойности высокое имя и титул ее императорского величества упоминать велено. А в прочем все на основании июля 20-го минувшего года капитуляции содержать обещано. Военных же людей в том никаких не найдено, а жители единогласно уверяют, что бывшие под командой поручика Дефе 30 гусар, Рушева полку, 28-го минувшего месяца и года к Кенигсбергу выступили, а вновь вербованные из ландмилиции выбранные им, Дефеем, распущены от него по домам; обывателей же отъехавших не более двух или трех, считаю. Что до провианта принадлежит, то оным снабдить гарнизон жители обнадеживают, а фуража вовсе не объявляют, которое все по данной диспозиции описать и собрать не оставлю, а по недостатку фуража из близ лежащих амтов к завтрашнему дни потребное число поставить велено. В прочем же, касательно до диспозиции, исполнить и обо всем обстоятельно вашему высокопревосходительству донести должности моей не упущу, а сей мой рапорт по самом моем вступлении подношу, прося вашего повеления, что с акцизом почтовым и прочими доходы повелите, а почту следующую в Кенигсберг завтрашнего дни к отправлению удержать рассудил за потребно, до резолюции вашего высокопревосходительства. Газеты же, каковые здесь с последней кенигсбергской почтой получены, при сем включаю, а изустные ковенского купца Родена, прибывшего сего числа из Кенигсберга, что в том перед недавним временем в городе было не малое замешательство от произошедшего страха о марширующей российской армии уже близ Лабио и многие жители, из знатных, фельдмаршала Левальда, намерены были оттуда ретироваться, но последовавшей от главного там суда приказ, с обнадеживанием всякой безопасности, их от того удержал, не меньше же и манифест ее императорского величества, там уже оказавшийся, их в том обеспечил. Тот же Роден присовокупил еще и то, что якобы батальон, состоящий в Кенигсберге, имеет немедленно, по приближении войск российских, ретироваться в Пиллау[50], а и та крепость якобы без всякого сопротивления сдастся. От Гумбинской камеры явившейся здесь вашему высокопревосходительству с адресованным письмом писарь, при сем же с подателем сего прямо чрез амт Рус, где по исчислению времени войскам ее императорского величества быть считаю, к вашему высокопревосходительству отправлен.