Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
На работе, у себя на столе нашел письмишко, присланное по Интернету. Пишет некто Михаил Никандров из Омска.
«Уважаемый Сергей Николаевич!
Очень нравятся Ваши произведения, особенно зачитываюсь дневниками; очень жалею, что собрать их полностью невозможно, даже через Интернет. Ваши дневники я читаю и перечитываю, и так как наши позиции полностью совпадают в очень и очень многом, то можно сказать, что я учусь по ним жить! Очень бы хотелось приобрести книгу «Далёкое как близкое», но в Омске я отчаялся её найти! Не подскажете ли, как её можно приобрести? И ещё вопрос: почему Ваша страничка на ЫВ. ЮТ (библиотека Машкова) не обновлялась с 22 апреля 2008 года?
С уважением, Никандров Михаил! Очень буду благодарен за ответ!»
Ответ не послал, но уже написал, что в ближайшее время поставлю в Интернет первую часть «Кюстина». Что касается дневников, то хорошо бы достать выправленный от ошибок вариант «Дрофы». Но как его достанешь!
25 февраля, среда. Еще даже не вставая, начал читать следующую дипломную работу наших отличниц – пьесу Е. В. Ляшкевич «Авангард Петракова», сразу обратил внимание, что и здесь драматург никакой, но вот, судя по отдельным монологам, прозаик мог бы состояться. С трудом представил себе, как это все будет сегодня защищаться. С еще меньшим успехом все это может быть поставлено на театре. С этим и поехал в институт.
Защиту дипломов начали с Эдварда Чеснокова. Еще утром я разозлился от его запутанной, хотя и талантливой прозы. Все это невероятно несвязно, как бы только для себя. Первым иронично и почти разгромно выступил Вадим Ковский. Я поразился, как талантливо Вадим распутал зыбкий сюжет, как талантливо он продемонстрировал все недостатки. Речь Вадима прозвучала с юмором и необидно. Приблизительно то же сказал в коротком отзыве и Ю. И. Минералов. Спокойно и взвешенно все это принял и подтвердил и Андрей Михайлович. Одновременно, конечно, добавив и несколько жутких ляпов, которые выудил уже он сам. В Чеснокове меня, конечно, раздражает еще и его яростное стремление сделать карьеру. Слишком, думается мне, рано начинает. В институт он попал вне конкурса, выиграв какую-то литературную олимпиаду. В свое время он с энтузиазмом работал в так называемом московском молодежном правительстве. В принципе отпустили мальчика с миром. В самом начале, после того как Эдвард доложил о своих успехах, я попытался допросить его о том, что он читал из современной литературы. Ни Маканина, ни Кима, читал когда-то один рассказ Распутина, названия которого не может вспомнить.
Второй прошла студентка Ю. С. Апенченко, Т. Н.Догадина.Во время ее защиты прозвучало много цитат и сказано много добрых слов. Неброский, но чистый талант. Много детских рассказов. Я вспомнил, что Догадина была одной из лучших наших спортсменок, которую на первых курсах чуть ли не выставили из института за какие-то учебные грешки. Опять вспомнил В.А. Тычинина, нашего физкультурника, которого я отчаянно всегда защищал. А со временем девочка выправилась.
Потом был студент С. П. Толкачева Георгий Сердюков. Здесь оппонентом идти пришлось мне. В принципе это интересно и полно. Мне показалось, что лучше, нежели я, приняла этого студента и второй оппонент – А. К. Михальская. Правда, у А. М. Туркова нашлись некоторые возражения, касающиеся стилистики, но и он отметил чистоту и ясность повести. Все это не такие уж частые гости на наших защитах.
Вторая студентка С. П. Толкачева – В. А. Грязева прошла почти триумфально. Ее дипломной работой стала повесть «Госпожа Азеф, урожденная Мориарти». В названии, собственно, все, это некий агент охранки, женщина, действующая по убеждению в защиту Империи. Повесть интересная, по крайней мере, необычная. В своей рецензии Александр Михайлов выделил любопытный идеологический момент – теперь вместо советской серии «Пламенные революционеры» стали появляться «Пламенные контрреволюционеры». Но и Саша, и Светлана Молчанова признали, что повесть талантлива. Надо сказать, что сам Андрей Михайлович сказал, что это единственная вещь во всем наборе работ этой недели, где он не доставал карандаша – стилистическая чистота. Надо бы повесть внимательно прочесть, может быть, удастся пристроить в «Российский колокол».
Две дипломные работы, о которых я уже писал раньше, – драматургия Моцарт и пьесы Ляшкевич подверглись сокрушительной критике. Мне иногда кажется, что Инна Люциановна подписывает дипломы на защиту, их не читая. Ощущение, что девочки никогда не были в настоящем театре, не видели сцены, не представляют себе, что зритель ждет новизны и открытия. Причем все сходилось: оппоненты и Турков, который на этот раз был даже раздраженнее оппонентов. Я пытался сказать путевое что-то о «киноповести» Е. Моцарт – ученом-немце, работавшем в России.
Осталась еще одна девочка по фамилии Новикова, мать которой когда-то училась у меня, но мне надо было уже уходить. Вечером я вел свой семинар, в театр Райкина на спектакль «Макбетт» по пьесе Ионеско надо было успеть добыть для студентов обещанные пропуска. По дороге к метро вспомнил прошлую защиту. Она ознаменовалась невероятной энергией при защите своих выпускников Рекемчука. Именно поэтому послал С. П. эсэмэску – «Нажимай, чтобы дали «с отличием» Сердюкову и Грязевой». Вечером я узнал, что С. П. очень последовательно и точно разъяснил свою позицию Туркову, и тот с ним согласился – дали!
Ребята у меня ленивые, были далеко не все, билетов пять-шесть пропало. Пожалуй, здесь впервые я понял, что такое пьесы абсурда и что такое драматургия Ионеско. Ставил Юрий Бутусов, играли актеры самые известные: Денис Суханов, Григорий Сиятвинда, Максим Аверин. Здорово устроил все это мой старый друг Юра Кимлач. Над знакомым сюжетом витало наше время.
26 февраля, четверг. Утром приехал в институт с целым чемоданом носильных вещей, оставшихся от В. С. Постепенно все раздаю. Опыт с каракулевой шубой, которую съела моль, показал, что прошлое, как бы ты за него ни цеплялся, удержать невозможно. Привез на кафедру чемодан и, как во время похорон, ушел, чтобы не видеть, как все это будут разбирать. Вещи – ведь это продолжение нас. Утром же ходил в РАО к Вере Владимировне Федотовой. Хорошо поговорили, был обласкан разными подарками, и вроде бы мне были обещаны деньги на приз Андрея Петрова. Тут же В. В. Федотова рассказала мне о розыске с милицией в РАО нотной библиотеке, которая, естественно, тут же нашлась. Розыски проходили будто бы по заявлению одного нашего общего знакомого композитора, который вдруг слился с небезызвестным Тагибовым. Особенность принципов бывших советских чиновников мне известны.
В три часа начался Ученый совет. Рассматривали успеваемость студентов. Чуть ли не больше половины первокурсников не сдали первую сессию. Все валятся на двух дисциплинах, которые ведут И. А. и Т. Б. Гвоздевы. В принципе все сводится к тому, что ребята не читают текстов. Интернет и низкий уровень школы окончательно доканывают нашу молодежь. Порой для ребят весь процесс познания сводится к коротким аннотациям из Интернета. Они полагают, что этого им для дальнейшей жизни хватит, путая сдачу экзамена и творческую жизнь. Вспоминая свою университетскую молодость, я сегодня же вразумлял девушек и молодых людей, расположившихся в очередь на пересдачу антички возле одной из аудиторий: «Не зубрите чужие шпаргалки, запомнить что-либо можно, лишь эмоционально пережив. Я в университете не прочел по литературе ни одного учебника, а читал только тексты. Если вы знаете текст, смело вступайте в схватку с преподавателем, все, чего вы не знаете, он расскажет вам сам».
На совете за институтские издания отчитывался Алексей Козлов. Я посетовал, что и книгу самого А. Ужанкова, и книгу А. Горшкова издали за счет института в твердых обложках, а на коллективную книгу кафедры, чтобы издать ее в твердом переплете, ждут гранта министерства.
В «разном» Людмила Михайловна говорила о финансовых трудностях и процедуре перевода наших «платников» на бюджетную основу. В связи с этим возникло несколько стычек. Я, пожалуй, впервые выдержал женский, почти истеричный напор. После Ученого совета на кафедре с Н. В. еще раз просмотрели приказ по нагрузкам, кафедру жмут. А вот кафедра иностранных языков разрослась. Обучение на ней одного студента обходится в два раза дороже, чем на кафедре творчества.
Подвозил В. В. Сорокина, он мой сосед. По дороге В. В. рассказал мне о прошедшем съезде МСПС. Он подтвердил, что С. В. Михалкова в зал почти внесли, говорил он невнятно, а читать почти не мог. После его выступления говорил небезызвестный Ваня Переверзин, с которым я завтра пойду судиться.
Уже в девять вечера позвонила Ира из редакции «Российского колокола»: нужен абзац к началу пятой главы, предуведомление читателям.
