Юрий Авербах - О чем молчат фигуры
Уже тогда шахматная композиция вышла на самостоятельный путь и развивалась далее, иногда приближаясь к практической игре, а иногда отдаляясь. Вот это отдаление от практики Спокойный и Ботвинник обозвали формализмом и призвали к крестовому походу против него.
Композиторы попытались защищаться. Вскоре в том же журнале был напечатан ответ известного проблемиста М. Барулина. Его статья называлась «Сумбур в мыслях», в ней он пытался отстаивать самостоятельный путь задачной композиции.
Рядом был опубликована краткая реплика Спокойного и Ботвинника. Она начиналась словами, что читатели сами разберутся, где же сумбур — в композиции или в мыслях авторов, — а заканчивался неприкрытой угрозой:
«Если т. Барулин мнит свою задачную деятельность абсолютно автономной и самодовлеющей, то тем хуже не для массового шахматного движения и не для композиции, которая будет развиваться именно по линии связи с шахматной партией, тем хуже для т. Барулина и ему подобных композиторов, неизвестно кому нужных. Теория искусства для искусства в СССР решительно осуждена и нашим задачным композиторам это хорошо известно. Мы полагаем, что Исполбюро Всесоюзной шахсекции скажет по этим вопросам свое веское слово, которое определит дальнейшее развитие нашей этюдной и задачной композиции».
И «веское» слово было сказано: «Считать необходимым перестроить работу советской шахматной композиции таким образом, — говорилось в постановлении Исполбюро, — чтобы она при наличии свободы идейного творчества протекала в общих рамках шахматного реализма и тесной связи с практической шахматной партией».
«От советских композиторов требуется только одно — составлять такие задачи, которые были бы по-настоящему интересны, то есть оригинальны, трудны и богаты шахматным содержанием. Такие задачи нужны шахматным массам».
«С трюкачеством, безыдейностью и пренебрежением к запросам шахматных масс должно быть раз и навсегда покончено».
Решение Исполбюро было опубликовано в № 3 журнала «Шахматы в СССР» за 1937 год, когда волна репрессий и показательных процессов, начатых после убийства Кирова, достигла своей кульминации. Еще ранее, в № 8 журнала за 1936 год, в том самом, где на первой странице было опубликовано письмо Ботвинника Сталину, рядом соседствовала передовая статья с угрожающим названием «Трепещите, враги народа». Она была посвящена процессу над троцкистами и начиналась следующими словами:
«Свершилось правосудие: разящий меч революции отсек голову мерзкой гадине контрреволюционного терроризма. Уничтожена главная шайка растленных мерзавцев, мечтавшая задержать бег истории…» А далее звучала неприкрытая угроза:
«Подобное отребье контрреволюции будет выявлено до конца! От могучего гнева сталинской семьи народов не укроется ни один опричник троцкизма. И горе тем, кто в сердце своем затаил подлость измены, кто продолжает копить злобу против победного шествия социализма».
Весьма знаменательно, что начиная с этого номера журнала исчезла фамилия его ответственного редактора Спокойного. Он оказался троцкистом и был репрессирован. Стоит добавить, что в последнем номере журнала за 1936 год отсутствует указатель, рассказывающий о содержании журнала за год. Видимо, редакция получила указание не упоминать имени Спокойного.
Мне думалось, что Ботвинник должен был стыдиться потом своей статьи, во всяком случае, ее безапелляционного уничтожающего тона. Ан нет! Он ее привел в своем четырехтомнике, выпущенном в 1987 году, правда, сопроводив небольшим предисловием:
«Статья „Сумбур в композиции“ написана вместе с профессором Л. Ф. Спокойным. Он преподавал философию, был тогда редактором журнала „Шахматы в СССР“, однако шахматистом слабым. Поэтому шахматную часть статьи писал я, идеологическую — Спокойный. Вследствие этого читатель найдет здесь то, чего в других моих статьях нет. Уже даже название имело „политическую“ окраску: незадолго до этого в „Правде“ была опубликована статья „Сумбур вместо музыки“ с малооправданной критикой в адрес великого нашего музыканта Д. Шостаковича. Впрочем, должен оговориться, что критика в обсуждаемой статье о композиции и сейчас представляется мне вполне принципиальной и обоснованной.
Единственное, что я сейчас уже не могу принять, — отрицательное отношение к задачной композиции. Хотя задачи в известной степени независимы от практической игры, они несомненно способствуют популярности шахмат».
Заметим, что популярности шахмат способствуют любые задачи, независимо от того, близки они к практике или нет. Главное, чтобы они привлекли внимание решателей, заинтересовали, заставили бы поломать голову над их решением.
В этой книге к композиции нам придется возвращаться еще не раз. Как мы уже говорили, казалось бы, такая далекая от политики область шахмат в нашей стране оказалась на арене ожесточенной, можно сказать, даже классовой борьбы. Так уже в следующем году было обнаружено, что в издававшемся в фашистской Германии журнале по композиции «Die Schwalbe» («Ласточка») напечатаны оригинальные задачи трех советских авторов Р. Александрова, А. Ротиняна и Р. Кофмана. Немедленно последовали оргвыводы — Александрова и Ротиняна вывели из состава ленинградской комиссии по композиции и исключили из шахматной организации страны. Кофмана, пославшего свою задачу два года назад и больше с немецким журналом не сотрудничавшего, на полгода дисквалифицировали. Р. Александрова также уволили с поста редактора отдела журнала «Шахматы в СССР».
Специальным постановлением Исполбюро шахсекции был также установлен строгий порядок — отныне задачи и этюды в иностранные журналы надлежало направлять в централизованном порядке — исключительно через редакцию газеты «64».
Верховный главнокомандующий
Я уже рассказывал, что на третьем всесоюзном съезде в 1924 году заместитель народного комиссара юстиции Н. В. Крыленко был избран председателем Исполбюро шахсекции при ВСФК. Как и почему это произошло?
Дело в том, что в те годы референтом Крыленко был некий М. М. Греков — большой любитель шахмат. Узнав об этом, Крыленко стал приезжать на работу намного раньше, чем нужно, чтобы успеть сыграть с ним хотя бы одну партию.
Однажды Греков привел его в клуб госслужащих, место встречи сильнейших шахматистов Москвы. После этого Крыленко стал регулярно посещать шахматный кружок этого клуба, принял там участие в турнирах, но, самое важное, познакомился с Н. Григорьевым, В. Ненароковым, В. Блюменфельдом, А. Рабиновичем и другими, стал широко известен в московских шахматных кругах.
Когда возник вопрос о создании новой шахматной организации, члены кружка обратились к Крыленко с просьбой возглавить организационный комитет по созыву третьего объединительного съезда. Более авторитетную фигуру трудно было тогда найти. Соратник Ленина, профессиональный революционер, принимавший активное участие в Октябрьской революции, первый Верховный главнокомандующий Российской армии! И в последующие годы Крыленко занимал высокие и ответственные посты — был председателем Верховного трибунала, прокурором РСФСР.
Персонально Крыленко в заслугу может быть поставлено проведение трех крупных международных турниров, 1925, 1935 и 1936 годов. Средства на проведение этих дорогостоящих мероприятий мог достать только он.
С его помощью в 1924 году был открыт журнал с красноречивым названием «64. Шахматы и шашки в рабочем клубе». Журнал долго не окупался и продолжал существовать только благодаря Крыленко. Однако, будучи политиком, фанатично преданным марксизму-ленинизму, Крыленко не мог не политизировать шахматы. Это стало той ценой, которую заплатили шахматы за государственную и профсоюзную поддержку.
Весьма примечательно, что организаторы массовых соревнований стали обращать внимание на социальный состав участников. Так в итогах массовых турниров, проведенных в начале 1929 года редакцией «Комсомольской правды» совместно с МК ВЛКСМ, специально отмечалось, что в них приняло участие 57 % рабочих, 17 % служащих, 26 % учащихся. Из них 55 % беспартийных и 45 % партийных.
По этому поводу Крыленко писал:
«Эти цифры чрезвычайно характерны в том отношении, что представляют собой безусловно новый этап нашего шахматно-шашечного движения. Никто не может после этого говорить о том, что остался пустым, неосуществленным лозунг, данный нами еще в 1924 г. на заре нашего организованного шахматно-шашечного движения: „Дорога шахматам в рабочую среду, шахматы — в рабочую массу“».
Однако политизация шахмат нравилась далеко не всем. И когда «Шахматный листок» в том же 1929 году разослал читателям анкету, в которой среди других был вопрос: «Чем вы объясняете снижение тиража журнала?», то были получены следующие ответы:
